Александр играл с Лили. Они оба подняли головы, когда она, шатаясь, вошла в комнату. Их лица были так похожи, спокойное выражение одного являлось как бы зеркальным отражением другого.

— Ты сделала свои покупки? — безразлично спросил Александр.

Джулия тяжело дышала от бега и у нее бешено колотилось сердце, но она спокойно ответила:

— Да, спасибо. Кажется, купила все, что хотела. Было не очень людно.

— Это хорошо.

Вежливость была тоже своего рода оружием, к которому прибегал Александр в подобных случаях. Они пускали в ход друг против друга все виды оружия теперь, когда стали врагами, подумала Джулия, все, кроме страсти. Потому что в страсти слишком много тепла.

Она понесла покупки наверх, но когда собиралась разобрать их, почувствовала невыносимую тоску и, опустившись на широкую постель, взяла с туалетного столика телефонный аппарат. Набрала номер Мэтти и долго слушала вызывающие гудки, представляя маленькие комнатки и вид из окна на Блумсбери-стрит. Телефон Мэтти не отвечал. Джулия положила трубку. Ее сердце было переполнено слезами, но она не могла плакать. Она опять спустилась вниз.

Спросив у Лили, что та хочет к чаю, и получив решительный ответ: «Яйцо», Джулия улыбнулась девочке.

В эту ночь ей приснился кошмарный сон. Ей снился пожар, языки пламени поглотили Лили, Александра, Фловера и всех, кто был ей дорог. Когда она сама бросилась спасаться бегством, Александр последовал за ней, окликая ее по имени, причем слова вытекали из его рта, как расплавленная лава.

Джулия даже не вскрикнула. Она открыла глаза и молча уставилась в темноту. Когда внутренняя дрожь унялась, она села на постели. Она была вся в поту, и холодный воздух обжег ее словно льдом. Александр спал, отвернувшись от нее и сгорбив плечи. Джулия слышала его ровное дыхание. Она знала, что даже если бы разбудила его, он сказал бы ей только: «Пожар уже в прошлом. Ты должна забыть о нем».

Глядя на него сверху, Джулия вспомнила ночь в белом домике, когда она вот так же смотрела на спящего Джоша. Теперь она часто размышляла над тем, не чувствовала ли она себя менее одинокой, если бы действительно была одна. Когда исчез холодный пот страха, вызванный кошмаром, и снова вернулось ощущение тепла во всем теле, она подумала о том, что ничто не ранит больнее, чем такая пародия на близость, которую они с Александром разыгрывают, вынужденные к этому совместной жизнью в Леди-Хилле.

Осторожно, стараясь не разбудить мужа, Джулия улеглась опять, но уже не могла уснуть, пока Лили не издала первых утренних позывных из своей кроватки, стоявшей в соседней комнате.

Приближалось Рождество. За день до сочельника Александр принес в дом елку. Джулия и Лили встретили его в широком холле. Сбросив дерево с плеч, Александр поставил его прямо перед собой, призывая полюбоваться.

— Но не слишком ли она велика? — спросила изумленная Джулия. Огромная ель заняла бы половину их гостиной.

— Я думаю, — заявил Александр, — что следует поставить елку в этом году в задней гостиной.

Подняв дерево и не глядя на нее, он шумно прошествовал туда. Джулия последовала за ним вместе с цепляющейся за ее руку Лили, кричавшей: «Да, папочка, да, папочка!» Заново оштукатуренная пустая комната казалась гигантской раковиной. Здесь еще не было мебели и на новом голом Настиле пола валялось несколько завитков древесных стружек. Александр пересек комнату и установил елку на старое место, перед окном, где когда-то старинные бархатные портьеры переливались в пламени свечей.

Джулия прошептала:

— Нет. Только не здесь. Почему не поставить ее в маленькой комнате?

Свежий, праздничный аромат еловых игл грозил вызвать у нее удушье, она почувствовала также запах оттаявшей смолы и снова представила веселые огоньки, сверкавшие меж мохнатых зеленых ветвей.

Александр почти с силой отшвырнул дерево. Он пересек комнату, и Джулия, схватив маленький кулачок Лили, крепко прижала его к себе. Как будто дочь или мать могли защитить друг друга от Александра. Вероятно, она так сильно схватила ручку Лили, что сделала ей больно, и та жалобно захныкала.

Александр, конечно же, не тронет их. Он подошел так близко, что Джулия могла заметить тоненькую пульсирующую жилку в уголке его глаза. Она подумала, что это не столько гнев, сколько разочарование, но так как она сама поддалась злому чувству и боялась выплеснуть его, то проигнорировала состояние Александра.

— Я считаю, что мы должны поставить рождественскую елку в той комнате, где ее ставили всегда, — твердо повторил он. Теперь они стояли лицом к лицу. И тут Джулия с мучительной непоколебимостью поняла, что момент наступил. Она оглядела комнату и вдруг с удивлением заметила, что хотя пожар начался именно здесь, от него не осталось какого-нибудь заметного следа. Сгоревшие оконные переплеты и разбитые стекла были заменены, а новые дубовые доски на полу соединены впритык так аккуратно, что не осталось ни сколов, ни щелей, столь характерных для облика прежней комнаты. Старинные дубовые панели и замысловатая штукатурка потолка были полностью уничтожены огнем, и даже Джордж и Феликс не предлагали попытаться воссоздать их заново. Вместо них была положена гладкая, без всякого рисунка штукатурка. Дымчатые розы Тюдоров, вырезанные из камня и украшавшие камин, были вычищены, и камин нуждался лишь в новом топливе. Комната выглядела как прежде: большое, чистое, свободное пространство, ожидавшее лишь, чтобы в нем ожила жизнь.

Но Джулия уже не верила, что эта гостиная ждала ее. Это собственность Александра. Она даже представила, как он пробегает на цыпочках по гладкой поверхности пола, как будто это живая плоть, которой он мог причинить боль. Это был дом Александра, и в нем заключалась его жизнь. Она же всякий раз с горечью убеждалась, что не принадлежит к ней. Она даже не могла бы сейчас сказать, за что ненавидит Леди-Хилл: за то ли, что они с Александром не смогли создать здесь семью, или за то роковое событие и последовавшее за ним обновление Леди-Хилла, которые вынудили их сегодня вечером прийти к окончательному решению. Ясно было одно: между ними не осталось ни одной точки соприкосновения, кроме Лили. На удивление спокойная Лили все еще держалась за материнскую руку. И это Рождество здесь стало немыслимым и невозможным. Она не может больше здесь оставаться.

Джулия опустила голову, глядя на темные локоны Лили, с болью сознавая невинное участие ребенка, на которого невольно падал груз раздора между ними. Она подумала о том, что это будет значить для Лили, и почувствовала, как у нее сжалось сердце.

— Я не могу, — сказала Джулия.

Александр сухо оборвал ее. Его голос был резок:

— Джулия, пожар был три года назад. Мы достаточно горевали по этому поводу и обо всем, что случилось. Пришла пора дать новую жизнь Леди-Хиллу.

Джулия вспомнила, как в этой же самой комнате она сказала: «Здесь мы будем устраивать множество вечеринок. Принимать толпы людей». Это было вначале, когда она заставила себя поверить в то, что любит Александра Блисса.

Она упрямо покачала головой.

— Говорю тебе, не могу. Или ты не понимаешь слов? — Даже теперь она видела, что он не понимает. Все, о чем он думал, это — Леди-Хилл и как оживить дом снова.

Джулия отвернулась. Сжимая ручонку дочери она, присела к ней, а затем взяла девочку на руки. Крепко прижимая к себе ребенка, Джулия выбежала из комнаты и стала быстро подниматься по голым деревянным ступенькам.

Находясь в комнате Лили, Джулия выбросила ее вещи из покрашенных белой краской ящиков комода. Она затолкала в чемодан крошечные шерстяные свитера и шотландские юбочки. Девочка сидела на краю кроватки, наблюдая за матерью широко открытыми глазами. Остановившись и растерянно оглядевшись кругом, Джулия рассматривала атрибуты жизни дочери, наполнявшие комнату. Она сгребла в охапку игрушки с полки и бросила их в чемодан, затем подняла с подушки любимую игрушечную собачку Лили.

— Собачку не трогай, — твердо сказала Лили.

Тут до Джулии дошло, что Лили восприняла эти сборы относящимися только к матери, которая собирается куда-то ехать без нее. Девочка чувствовала себя уже как бы неотделимой от Леди-Хилла. Дитя своего отца!

— Все в порядке, дорогая. Ты поедешь со своей собачкой и со мной. Мы прекрасно проведем время.

Глупые слова, пустые обещания.

Джулия пошла в соседнюю комнату и, свалив в кучу собственную одежду, затолкала ее в другой портплед. На дне платяного шкафа она увидела подарки, которые купила, чтобы положить в чулок Лили на Рождество. Похолодевшими руками она собрала их и положила сверху на одежду. Затем застегнула сумки и взяла на руки Лили. Когда она опять спускалась с лестницы, держа в одной руке два тяжелых чемодана, их края ударяли ее по ногам и цеплялись за перила лестницы.

Александр, должно быть, услышал шум. С отверткой в руке он вышел в пустой гулкий холл. Он купил волшебные фонарики для рождественской елки и как раз прикреплял их. Джулия едва не упала на последних ступеньках.

— Что ты задумала?

Джулия считала, что уже видела Александра в состоянии гнева. Но теперь он был, как говорится, раскален до предела. Нельзя было поверить, что он вообще может быть спокойным, ироничным Блиссом, за которого она вышла замуж. Его лицо пылало и кривилось от гнева.

— Я не могу больше здесь оставаться, — выдавила из себя Джулия. — Мы слишком несчастливы друг с другом.

— Несчастливы? — Ее поразило невероятное презрение, прозвучавшее в его голосе. — Как ты вообще понимаешь наше счастье? Ты подумала о Лили? Или обо всем том, что мы пытались здесь сделать?

Оба чемодана выскользнули из руки Джулии и шлепнулись на пол, но она смогла все же удержать Лили. Она еще крепче обхватила девочку руками.

— Лили будет со мной в безопасности. А что касается этого дома, то мне наплевать на него. Я ненавижу Леди-Хилл. Ненавижу все, связанное с ним. Больше всего я ненавижу его за то, что он ничего не значит для меня, а для тебя значит все. Это ведь неодушевленный предмет, не так ли? Всего-навсего дом. — Слова наконец-то хлынули из нее неудержимым потоком. — Ты любишь его больше, чем меня, — добавила она едва слышно.