– Ну, не так экстравагантно, – губы Павла Антоновича тоже растянулись в улыбке. – Вот, взгляните.

Она послушно посмотрела на развернутую красную книжечку. Да, Керженцев, да Павел Александрович, и фотография его. Смазанная печать закрывает, как положено, левое плечо. Сотрудник – и россыпь букв в странном, незнакомом сочетании. Отдел номер – а какая разница, какой номер? Можно подумать, ей не все равно, в каком именно отделе этого учреждения с непроизносимым названием, в тринадцатом или в двести семьдесят первом!

– Дело в том, что Акимов был, в некотором роде, моим подчиненным, – старик, очевидно решив, что хватит ей любоваться, спрятал удостоверение. – А вы, насколько мне известно, оказались свидетельницей его смерти. Кроме того, вы с Виктором старые друзья и, по его сообщению, у меня есть основания полагать… он ведь оставил вам что-то для меня?

– Ой! – Светлана приложила руку к щеке. – Он не то чтобы оставил… в смысле не то, чтобы для вас… то есть, он сначала оставил, а потом прислал письмо: если отдавать, то только старику… мама моя! – только сейчас она сообразила, что фотографии вместе с письмом взял Олег, положил в какой-то тайничок в футляре своей скрипки. А потом… потом они уехали в Хвалынск, потом вернулись, потом они с Олегом поссорились и он ушел, хлопнув дверью… – у меня их сейчас нет!

– Что значит «их»? Что это было? – резко спросил старик, ему явно не понравилось выражение ее лица.

– Фо… фотографии, в пакете, восемь штук.

– Вы их уничтожили?

– Н-нет. Нет, нет, конечно. Я их, можно сказать, отдала на хранение, и Витино письмо тоже. А потом этот человек уехал. Так уж получилось.

– Но они целы?

– Я не знаю, – с отчаянием сказала Светлана. – Должны быть целы, но я не знаю, где они в данный момент находятся.

– Так, – Павел Александрович склонив голову на бок несколько секунд внимательно смотрел на нее. – Ничего не понимаю. А давайте, Светлана Дмитриевна, поступим таким образом: вы меня угостите чаем и под чаек, не торопясь, подробно расскажете, что, собственно, произошло.

Да, Керженцев умел работать с людьми. Неназойливо и очень деликатно, рассеянно прихлебывая горячий чай, он направлял разговор так, что совершенно успокоившаяся Светлана достаточно четко изложила ему все события, связанные со смертью Акимова. На самом деле, это был допрос, но настолько грамотно построенный и виртуозно проведенный, что даже осознав это, она не обиделась, а только восхитилась.

– Как у вас ловко получается! Я имею в виду, что вы умеете добывать информацию быстро и эффективно! А в милиции нас три часа держали, и все равно толка меньше было.

– Тоже, сравнили, – хмыкнул Павел Александрович, но было видно, что ему приятно наивное восхищение Светланы. – Ладно, как же нам теперь фотографии у вашего приятеля выручить? Адреса его вы, разумеется не знаете?

– Представления не имею, – виновато призналась Светлана. – Но его, наверное, можно через филармонию найти. И вообще, он человек известный.

– Известный… вот только ловить его по всему миру…

– Может, у него отпуск еще не кончился? Он на Селигер собирался ехать, с друзьями.

– Ясно, – Керженцев вдруг улыбнулся. – Да вы не расстраивайтесь, Светлана Дмитриевна, найдем мы его. Не такая это сложная задача. Только я вас попрошу записочку написать. Или вы предпочитаете сами к господину Тернову съездить?

– Пожалуй… – Светлана даже глаза прикрыла. Увидеть Олега? А что она ему скажет? И главное, что он скажет ей? Нет, эта идея не самая лучшая. – Пожалуй, хватит записки. И знаете, для большей уверенности, можно воспользоваться Витькиной идеей. Подождите, пожалуйста, я сейчас.

Она встала, быстро вышла из кухни и через минуту вернулась с фотографией.

– Вот, это мы в Хвалынске, после концерта. Кто-то из родителей сделал.

– Чьих родителей? – поинтересовался Павел Александрович, протягивая руку.

– Родителей учеников музыкальной школы, естественно. Той, в которой Олег в этот вечер играл. Видите, вот он стоит.

Керженцев внимательно разглядывал на снимок. Явно любительская попытка создания парадного портрета. Профессионализма в построении композиции ни на грош: группа людей сбилась тесной кучкой, причем несколько человек так и не уместились в кадре, от них остались только плечи. А в центре улыбается темноволосый человек в концертном фраке и со скрипкой в руке.

– Вижу, – согласился Павел Александрович. – А где же вы?

Светлана молча указала пальцем.

– Что это вы в уголок-то забились? Не любите фотографироваться? Это бывает. Я, честно говоря, тоже не любитель. Та-ак, а попробую-ка я вашего брата сам угадать, – он повел пальцем по снимку, пропустил Кирилла, потом вернулся, сказал уверенно: – этот!

– Да. А рядом наши родители и бабушка. Остальные – учителя музыкальной школы.

– Ясно. Спасибо, Светлана Дмитриевна. Я так понимаю, что фотографию эту я смогу ему оставить?

– Да. То есть, если он захочет, конечно.

– Понял, насильно впихивать не буду, – неожиданно подмигнул Керженцев. – Теперь только записочку сопроводительную напишите, пожалуйста.

– А это… – голос прозвучал хрипло и Светлане пришлось откашляться, – это обязательно? Может вы ему просто скажете?

– Если вы уверены, что этого достаточно… – он сделал выразительную паузу.

Светлана подумала и, тяжело вздохнув, покачала головой.

– С запиской, наверное, лучше будет. А что мне написать?

– Ну, Светлана Дмитриевна, вы же писательница! Неужели я вам простую записку диктовать буду?


Только проводив Керженцева, Светлана обратила внимание на тишину в квартире. Свет погашен, куда же девался Денис? Впрочем, он нашелся довольно быстро – в спальне, на кровати. Она смотрела на спящего мужа и на глазах закипали слезы горькой обиды. Впустил в дом незнакомого человека, не поинтересовался даже, не нужна ли жене какая помощь, не заглянул больше на кухню, хотя бы из любопытства, а преспокойненько пошел спать! Да Олег никогда… никогда! Ни через семь лет, ни через семьдесят, ни через семьсот!

И главное, полная безнадежность. Как достучаться до этого мужчины, как объяснить ему, что она, его жена, тоже человек! И ей требуется и забота и нежность и внимание, хоть немножко! Может разбудить его и выкричать все, прямо сейчас? Светлана представила, как трясет Дениса, он просыпается и, моргая, с недоумением смотрит на нее – зареванную, растрепанную, чего-то среди ночи требующую… Нет, скандалы, это не ее амплуа, вряд ли из этого будет толк. Умнее будет поступить по другому – продемонстрировать свою обиду таким образом, что он не сможет этого не заметить.

Светлана забрала с кровати свою пoдушку и одеяло и вышла в зал. Диван достаточно широкий, можно даже не раскладывать. Решено, эту ночь она проведет здесь. В конце концов, то что жена отказалась спать с ним в одной постели, даже Денис не сможет игнорировать!

А оказалось, прекрасно смог. Никаких проблем! Когда зазвонил будильник, Денис встал – Светлана всегда завидовала его способности подниматься так легко – бросил мимолетный взгляд на жену, потягивающуюся на диване и, ничего не сказав, пошел в ванную. Она села, посмотрела ему вслед почти с ужасом. Да он вообще, человек или робот какой?

Сама, чувствуя себя уже наполовину роботом, поднялась, действуя почти автоматически, неловкими движениями убрала постель на место, умылась, занялась завтраком.

Денис, в домашних брюках и расстегнутой старой рубашке с короткими рукавами, зашел на кухню:

– Ты газеты принесла?

– Сходи сам, у меня сковорода на огне… – губы, как и все остальное, шевелились с трудом.

Он поморщился, но спустился к ящику. Вернулся через пару минут, устроился за столом уже с газетой. Спокойный, даже, вроде бы, довольный жизнью. Ничего не случилось, все в порядке.

– Денис, – тихо позвала Светлана.

– Да? – газета не дрогнула.

– Денис, посмотри на меня.

Муж удивился. Сложил газету, бросил ее на подоконник:

– Смотрю. И что?

– Денис, зачем ты на мне женился? – спросила она с отчаянием.

Он помрачнел.

– Что за странный вопрос с утра пораньше? Зачем люди женятся?

– Вот именно! Я знаю, зачем люди женятся: чтобы жить вместе, чтобы детей рожать, растить их. Чтобы заботится друг о друге, помогать, любить… Денис, у нас же с тобой ничего этого нет и не было никогда. Зачем же тогда ты на мне женился?

– Ты что, имеешь в виду, что я тебя не люблю, не забочусь о тебе и все такое прочее?

– По крайней мере, тебе удается очень хорошо скрывать свои чувства, – Светлану задело, что слова о детях опять были пропущены им мимо ушей, как нечто несущественное. – Зачем ты на мне женился? – снова повторила она.

– Не понимаю, чего ты хочешь, – хмуро ответил он. – Все женились, вот и я… А ты зачем за меня выходила?

Светлана сморгнула слезу:

– Любила, наверное. Семью хотела, счастливую. Думала, что сумею… – голос ее прервался.

Денис встал, сердито оттолкнув табуретку, прошелся по кухне, остановился у окна. Не глядя на жену, спросил:

– То есть, ты хочешь сказать, что наш брак не удался?

– А ты считаешь иначе? – прошептала она.

Несколько секунд ей казалось, что он не расслышал. Вдруг стало страшно. Мелькнула мысль: «а может обойдется?» Сейчас он подойдет, обнимет, скажет: «Светка, глупая ты девчонка! Ерундой всякой голову забиваешь! Конечно же я тебя люблю, как может быть иначе?» И поцелует. Ведь семь лет вместе, неужели это ничего не значит?

– Хорошо, – словно гром грянул, хотя голос Дениса был совсем не громким и неестественно спокойным. – Сегодня же я заберу вещи и перееду к маме. Кто займется документами?

– Что? – Светлана смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Кто будет подавать на развод?

– Ты… вот так, просто?

– А зачем усложнять? – поморщился он, – и так проблем хватает. Слава богу, что нам в суде канителиться не надо. Так кто в ЗАГС пойдет?