– Светлана, ты как себя чувствуешь? Не заболела? – голос Нины прозвучал так неожиданно, что она подпрыгнула.

– Ой! Ты меня напугала.

– Такое увлекательное чтение?

– Наоборот. Просто неряшливо настолько, что приходится быть очень внимательной.

– Это бывает, – кивнула Нина. – Я недавно один опус читала, чуть не свихнулась от напряжения. Диалоги по три страницы, а на комментариях авторесса похоже энергию экономила. Кто что говорит – абсолютно непонятно. Причем она сама, по-моему, сбивалась время от времени. Так ты мне не ответила, как здоровье?

– У меня? Да все нормально. С чего ты взяла, что я болею?

– Вид у тебя уж больно за… – Нина осеклась, вовремя вспомнив, что Светлана не любит нецензурных выражений и быстренько подобрала замену, не совсем, впрочем, удачную, – замурзанный.

– А-а, – Светлана откинулась на спинку вращающегося стульчика и прикрыла глаза. – Так ведь какая жизнь, такой и вид. Быт заедает, наверное.

– Тебя? – не поверила Нина.

– А я что, не люди? – усмешка получилась совсем невеселая.

– Не знаю… то есть, люди, конечно, но тебе ведь всегда это так нравилось.

– Значит наигралась.

– Нет, ты слышала? – Нина привычно обернулась в сторону Лидочкиного стола.

– А что такого? – пожала плечами та. – У всех бывает. Знаешь, эти котлеты, носки-рубашки, да еще окна на зиму помыть надо… Так иногда хочется на необитаемый остров.

– Тебе тоже? – сразу оживившаяся Светлана, с интересом посмотрела на Лидочку. – Вот уж никогда бы не подумала.

– Так я же говорю, со всеми бывает. Если повезет, то редко, а если нет… У моей двоюродной, сестры за пять лет замужества, этот остров в настоящую манию превратился.

– И что? – Нина слушала более опытных подруг очень внимательно, явно прикидывала что-то про себя.

– Развелась, забрала сына и уехала в тайгу.

– Куда? – теперь ахнула Светлана.

– Ну, может не совсем в тайгу, я в географии плохо разбираюсь. Но в Сибирь. Под Красноярском есть какой-то заповедник, она там устроилась. Дом ей выделили от лесхоза – до ближайшей деревни шесть километров. Отопление печное, из всех удобств одно электричество и то от генератора, а она счастлива. Козу купила, поросят, огород у нее. Все в гости зовет, да мы никак не соберемся.

– Ой, девочки, что-то вы меня пугаете, – вздохнула Нина. – Я тут изо всех сил замуж пробиваюсь, а вас послушать, так зачем спрашивается? Чтобы через пять лет в какую-нибудь глушь несусветную забиться?

– Так ведь Лидочка сказала, это если не повезет. Мы с ней, видишь, здесь еще, а не в Сибири, – Светлана отодвинулась от стола, встала, взяла сумочку. – Хотя, надо сказать, тайга… заповедник и до деревни шесть километров… что-то в этом есть.

– Хочешь сказать, что готова последовать примеру Лидочкиной кузины? – сощурилась Нина.

– Нет, это все-таки экстремизм. До дома с печным отоплением и коз я еще не дозрела. Ладно, девочки, что-то я от этих разговоров проголодалась. Поставьте чайник, а я за плюшками сбегаю.

– Вот это хорошая идея, – с энтузиазмом отозвалась Лидочка. – Мне пару рулетов с маком возьми.

– Мне тоже, – Нина встала, подошла к «чайно-кофейному» столику. Взяла чайник, проверила уровень воды. Подлила немного из двухлитровой пластиковой бутыли и, дождавшись, когда за Светланой закроется дверь, обернулась к Лидочке и спросила громким шепотом: – Я не поняла: до дома и коз она не дозрела, но ведь сначала там был развод! Она что?..

Не менее озадаченная Лида, только беспомощно развела руками:

– И тогда, помнишь? Помнишь, что она про любовь говорила?

– Ох, не нравится мне это, – покачала головой Нина, нахмурив брови.


Вечером, вернувшись с работы, Светлана неприкаянно бродила по квартире. Когда она пришла, Денис был уже дома, но никакого интереса к ее появлению не проявил. Как сидел в кресле, уставившись в какие-то свои бумаги, так даже головы не повернул.

«Ну и ладно, – подумала она обиженно, – ну и я сегодня буду вести себя так же, как он всегда».

Даже не подойдя к мужу, молча прошла в спальню, переоделась, так же молча направилась на кухню. Там занялась ужином – жарила котлеты, резала салат, а сама все прислушивалась: неужели так и будет сидеть за стенкой, словно чужой, словно квартирант? Неужели не придет сам?

Не пришел. Светлана накрыла на стол, не заходя в комнату, крикнула:

– Денис, ужинать!

Не дожидаясь его, села, напряженно выпрямив спину, уставилась невидящим взглядом в книгу и начала старательно жевать. Вкуса еды она не чувствовала.

Денис неторопливо вошел, сел на привычное место, у окна, придвинул поближе к себе салатницу и загородился газетой. Светлане удалось сдержать слезы. Да что же он, слепой что ли? Не видит, в каком она состоянии? Или Олег был прав и мужу на нее просто наплевать?

Когда она уже мыла посуду, в дверь позвонили.

«А вот не пойду, – мстительно подумала Светлана, – пусть хоть что-нибудь по дому сделает!»

Муж к дверям не торопился. Он успел с комфортом устроиться на диване и совершенно не хотел вставать. Снова звякнул звонок.

– Светлана, ты откроешь? – громко спросил Денис не скрывая недовольства.

– Я занята, – сухо ответила она.

Что-то проворчав, муж поднялся с дивана, прошел в коридор. Светлана услышала, как он открыл дверь, потом незнакомый мужской голос спросил что-то. Денис, кажется приглашает гостя войти. Странно, кто бы это мог быть?

– Это к тебе, – с упреком сказал он, заглядывая на кухню. – Проходите сюда, – это уже гостю. Пропустил его в дверь и удалился.

Светлана, вытирая мокрые руки полотенцем, не слишком радушно посмотрела на незнакомца. Пожилой, даже старый. Абсолютно лысый череп, нос крючком, глубоко запавшие темные глаза, впалые щеки, острый, тщательно выбритый подбородок – как там артиста звали, который Кощея Бессмертного и прочую нечисть в старых фильмах-сказках играл? Очень похож. А, так ведь это о нем Марина тогда говорила! Точно: высокий, худой, опирается на элегантную трость с массивным набалдашником. Кто же это? Какой-нибудь особо назойливый автор? Рабочего дня в агентстве ему не хватило? Вот никакого желания нет сейчас с ним разговаривать!

– Садитесь, пожалуйста, – холодно предложила она, указывая на табурет. Гость, конечно незваный, но не заставлять же старого человека стоять.

– Благодарю вас, Светлана Дмитриевна, – он медленно опустился на сиденье, Светлане даже показалось, что она слышит поскрипывание суставов. – Вы, очевидно, уже поняли, кто я такой.

– Извините, – Светлана отрицательно качнула головой, – боюсь, что представления не имею…

– Да как же, – простодушно удивился гость, – я ведь Старик!

– Э-э-э… – ну старик, с этим не поспоришь, но что из этого? При тех темпах рождаемости, которые сохраняются в нашей стране, скоро треть населения будет стариками. Так что же, они все к ней в гости и заявятся? – Боюсь, что здесь какая-то ошибка… – она развела руками.

– Простите, Светлана Дмитриевна, но я не мог ошибиться, – голос старика стал неожиданно строгим. – Вас ведь Виктор предупреждал, что я появлюсь.

– Виктор?

– Акимов.

– Витька! – разом ослабев, Светлана плюхнулась на табуретку. – Господи, то есть старик, это… я имею в виду… нет, Витька, на самом деле, не предупреждал, но он упомянул в письме… я вообще не поняла, о чем речь, но он писал, что если отдать то только старику… я не представляла… да мы все были тогда в ужасном состоянии – ведь Витю на наших глазах… простите, а вы кто?

– Меня зовут Павел Александрович, – с достоинством отрекомендовался старик и полез во внутренний карман пиджака. – Керженцев.

Он достал и выложил на стол небольшую старую фотографию, придвинул к Светлане:

– А вот это должно явиться доказательством того, что я именно тот Старик, о котором Виктор вам писал. Он переслал мне этот снимок вместе с сообщением о вас. Узнаете кого-нибудь?

Светлана не ответила. На самом деле она просто не слышала вопроса. Осторожно взяла фотографию, покачала головой.

– Боже мой, – прошептала она. – Когда же это было?

Когда же это было? Девятый класс, кажется. Они тогда все, вдруг, заболели театром. Сами организовали драмкружок, ставили отрывки из классики и самодельные пьески с намеками на школьную жизнь… популярность имели бешенную. Светлана уже тогда предпочитала дела литературные, больше возилась с текстами, а Тамарка царила на сцене. Вот и на этой фотографии она сидит на стуле с высокой спинкой, в короне и потрясающем, со шлейфом, пышном белом платье, украшенном сверкающей мишурой – изображает принцессу. Господи, они же тогда вместе клеили корону дома у Тамарки! А ее мама, ругательски ругая «девчоночью дурь», мастерила это самое платье из двух простыней и тюлевой занавески, стараясь нанести им, как можно меньше ущерба. (Между прочим, ей это удалось. После спектакля, постельное белье, со слабыми следами споротых украшений, вернулось после стирки на полку шкафа, а занавеска на окно.)

А у Тамаркиных ног низко склонилась маленькая хлипкая фигурка в костюме шута – Витька тогда в магазине «Охота и рыбалка» купил чуть ли не полсотни маленьких колокольчиков, тех, которые рыбаки к своим удочкам прилаживают. Принцесса и шут… Пожалуй, только теперь, глядя на эту фотографию, Светлана окончательно поняла, поверила в то, что он был влюблен в Тамару.

– Боже мой, – повторила она. Вспомнила, наконец, про сидящего рядом человека, подняла на него глаза, – я… я могу оставить это себе?

– Не думаю, что снимок может мне еще понадобиться, – пожал плечами Павел Александрович. – Забирайте.

– Спасибо, – Светлана еще раз взглянула на фотографию и отложила ее в сторону. – Да, это доказательство, что Витя писал именно о вас.

– А я еще и документы могу показать, – это прозвучало неожиданно и как-то очень по мальчишески, – может, желаете посмотреть?

– Та самая знаменитая красная книжечка, которую вы Марине показывали, – Светлана постаралась взять себя в руки и даже усмехнулась. – Только если вам это будет приятно. Я в документах не разбираюсь, так что даже если вы сейчас предъявите удостоверение чрезвычайного и полномочного посла седьмого кольца Сатурна в нашей галактике, спорить не стану.