– Еще бы, я же ее кусок хлеба с маслом, – проворчал он, принимая свою чашку.

– Ты ее головная боль, причем постоянная! – судя по тону, Елизавета Романовна начала терять терпение. – И не переводи разговор на Элю, я спрашивала тебя об этой Светлане.

– Мама, она не «эта Светлана», – тихо поправил ее Олег. – Она – Светлана.

Мать секунду смотрела на него молча, потом кивнула:

– Хорошо. Я начинаю верить, что ты и правда разглядел ее в зале.

– Разглядел, не разглядел, какая разница? Главное, что я сразу почувствовал: это она.

– А потом что было?

– А что могло быть при таком раскладе? Она замужняя женщина, до отвращения порядочная. Живет с мужиком просто потому, что семь лет назад ему пришла в голову фантазия жениться на ней. Этот болван мизинца ее не стоит, не ценит, не понимает, да и не любит. Относится к ней, как к гибриду кухонного комбайна со стиральной машиной и пылесосом.

– Ужас какой! – Елизавету Романовну передернуло. – А она?

– А она экзальтированная идиотка! Начиталась любовных романов, мало того, сама их пишет – вот и забита голова всякими бреднями. Несчастлива с мужем до слез, но ни за что в этом не признается. Лепечет про супружескую верность, про то, что необходима своему мужу… ясное дело, необходима! Ему вместо нее целый штат прислуги нанять пришлось бы!

– Но я надеюсь, у тебя хватило ума… – Елизавета Романовна замялась, подбирая нужные слова.

– Зря надеешься, – сухо отрезал Олег, – не хватило. Я сделал ей предложение.

– Но она же замужем!

– Ну и что? Это, как раз, самая мелкая проблема. Разводы у нас в стране, пока что, не запрещены. Хуже то, что для нее замужество – что-то вроде могилы: туда можно, а обратно никак нельзя.

Елизавета Романовна только головой покачала:

– Ничего себе сравнение! Говоришь, она романы пишет? Надеюсь это не образец ее литературного стиля?

– Нет, – мрачно ответил Олег, – это образец моего литературного стиля.

– Боже. Только не говори мне, что ты начал писать стихи!

– Зачем мне стихи? У меня скрипка есть. Знаешь, у Светланы брат, мальчишка совсем, двадцать пять лет, но совершенно гениальный педагог. Мы позанимались с ним «Вестсайдской», помнишь, я тебе рассказывал, что хочу программу сделать? – он дождался утвердительного кивка матери и продолжил: – Мам, это будет такое… я никогда в жизни так не играл, как сейчас.

– Надеешься, она услышит и все поймет? – негромко предположила Елизавета Романовна.

– Н-не знаю, – чуть задержался с ответом Олег. – Нет, пожалуй, не надеюсь. Она и так все понимает, просто не может переступить через свои принципы. И потом, она в любом случае этого не услышит – я ей запретил на свои концерты приходить.

– Как это? – Елизавета Романовна поперхнулась от неожиданности.

– А вот так. Сначала-то я ей предложение сделал, а потом, когда она сказала… В общем, наше объяснение было довольно бурным. В конце концов, я заявил, что не выйду на сцену, если она будет зале, хлопнул дверью и ушел.

– Олежка, но это несерьезно! Как ты в большом зале… ты просто не сможешь узнать, что она там!

– Мама, если Светлана будет в зале, пусть даже на десять тысяч мест, – мягко сказал Олег, – я все равно почувствую, что она там.

Елизавета Романовна взяла в руки чашку, повертела ее в руках, внимательно разглядывая кофейную гущу. Не поднимая глаз, сказала:

– Да-а. Похоже, мальчик мой, ты крепко влип.

– Хуже не бывает.

– Олежек, а может тебе показалось, а? Может еще все рассосется?

– Эх, хорошо бы, – с тоской сказал Олег. – Как бы было хорошо, если бы рассосалось!

– А ты позволишь… позволишь мне дать тебе один совет? – неуверенно спросила его мать.

– А если не позволю, тебя это удержит? – с коротким смешком ответил он вопросом на вопрос.

– В данной ситуации, да, удержит, – Елизавета Романовна не поддержала шутки.

– Извини, мама. Конечно, говори.

– Твой способ лечиться работой сейчас не подойдет: надо расслабиться, понимаешь, просто отдохнуть. И совершенно напрасно ты не поехал на Селигер. Хотя, бог с ним, с Селигером, в Москве тоже развлечений достаточно. Тут главное, ни в коем случае не оставаться одному.

– Ты что имеешь в виду?

– Я имею в виду, что Ксюша скоро придет, я ей звонила. Она по тебе соскучилась, проведи с ней хоть пару деньков. Погуляй, своди в кино, в зоопарк, в театр, в конце концов… разве плохо, а?

– Ой мама, ты у меня, как всегда, гений, – восхищенно выдохнул Олег. – Конечно Ксюха! Ксюха – именно то, что мне сейчас надо! Мам, она когда придет? Мы в зоопарк с ней успеем сегодня?


Светлана медленно шла по улице. Точнее, не просто медленно, а очень медленно. Очень-очень. Ах, если бы можно было вот так идти и идти бесконечно, и никогда не придти домой! И вообще никуда не придти. Нет, эти упертые мужики, про которых регулярно пишут в газетах – ну, те самые, что то вокруг света пешком, то через Тихий океан в каком-нибудь корыте, в одиночку – они, похоже, знают, что делают. И зачем. Допустим, через океан она бы сейчас не рискнула, а пешком вокруг света – запросто!

Светлана свернула направо, чтобы пройти через крохотный скверик, лишние пять минут пути. А впрочем… вот лавочка стоит, грязновата, правда, и планочек на ней не хватает, но это не страшно. Она достала из сумочки целлофановый пакет, аккуратно постелила его на испачканное сиденье, села. Имеет она право посидеть, отдохнуть после напряженного рабочего дня, подышать свежим воздухом? Имеет, конечно. Сколько угодно. Хоть до завтрашнего утра, до начала следующего рабочего дня! Только какой смысл?

Почему же все так плохо, просто ужасно? То есть, у каждого может быть: на работе там, неприятности, или дома… но нельзя же, чтобы такая тоска на человека наваливалась! И главное, внешне – полное благополучие. Последний, отправленный в издательство, роман принят и скоро должны поступить деньги. Сюжет следующего уже почти сложился и Светлана даже начала делать первые наброски. Авторы приносили свои опусы точно по графику, финансовые дела агентства шли так, что Леня мурлыкал от удовольствия и активно искал специалиста, который помог бы смухлевать с налогами с наименьшим риском.

Дома тоже все в порядке, точнее, как обычно. Денис приехал, уехал, снова вернулся – ничего нового и говорить не о чем. В милицию после возвращения из Хвалынска пришлось сходить еще раз, поговорить с Драгомиловым, но совсем не долго и больше ее с тех пор туда не вызывали.

Друзья? Да ведь близких друзей поблизости и раньше не наблюдалось, значит и жизнь осложнить они не могли. Все прекрасно, просто идеально! Вот только почему же так плохо-то? Почему так раздражает все: и любимый муж, и любимая работа?

Главное, даже старинная народная мудрость подвела, та самая: «с глаз долой – из сердца вон». Олег уже неделю, как уехал, а она все его вспоминает. Вспоминает постоянно, по каким-то самым мелким поводам. Да и без повода, честно говоря, тоже. Вот сейчас, спрашивается, с какой такой радости вдруг снова начала о нем думать?

Светлана тряхнула головой, взглянула на часы – да, загулялась. Обычно она в это время уже давно дома. А интересно, если действительно, просидеть здесь до утра, Денис это заметит? То есть, что за глупости, заметит, конечно – трудно не заметить, когда ее нет дома. Кто же ужин на стол поставит, кто посуду помоет, кто пульт от телевизора подаст, кто… а зачем, собственно, еще она может ему понадобиться? Тьфу ты, что опять за мысли в голову лезут! Денис прекрасно к ней относится и ценит ее и как жену и как женщину. А глупости эти известно откуда, с подачи Олега. Это он наговорил на Дениса, зачем, спрашивается? Да затем, что ему так было удобнее. Если Денис плохой, то он, Олег, автоматически получается хорошим. И она достаточно умна, чтобы на такой простенький прием не купиться.

Вот сидит она здесь, а Денис, наверное, уже дома волнуется. Светлана попробовала себе представить, как это выглядит, но ничего не получилось. С газетой на диване, в кресле перед телевизором, за столом – легко, а вот нервничающим, беспокоящимся, да еще конкретно за нее, не получалось и все тут! Хорошо, допустим, сейчас еще не очень поздно, Денис может думать, что она задержалась… где, черт возьми, она может задержаться? Да мало ли, задерживаются же где-то другие женщины! А если вернуться через час, через два? Вообще после полуночи? Утром?

И снова, представить переживающего за жену Дениса не помогла даже ее богатая фантазия. Скорее всего, он просто ляжет спать. А вот лицо Олега, расстроенное, взволнованное, встало перед ней без всяких усилий, скорее даже, вопреки желанию. Как он смотрел на нее тогда, на ночной улице, около умирающего Витьки Акимова! Сколько в его глазах было нежности, беспокойства, жалости! И потом, когда они зашли в разгромленную квартиру. А когда гуляли по лесу… стоп. Ну сколько, спрашивается, можно?

Светлана резко встала с лавочки, скомкала пакет, на котором сидела и бросила в стоящую рядом урну. Снова посмотрела на часы и быстрым, четким, почти маршевым, шагом направилась к выходу из скверика: ждет ли, переживает ли он там за нее или нет, но законный муж сейчас сидит дома, значит и она должна идти домой. А не сидеть на грязной лавочке, вспоминая скрипача, которого занесло в ее жизнь на неделю и которого она больше никогда не увидит.

– Никогда, – прошептала Светлана, на секунду сбившись с шага.


Ксюшка не помогла. Олег сходил с дочерью в зоопарк, причем половину времени они провели глядя на пингвинов – ей очень нравилось, что можно смотреть на них из-под воды. Он неторопливо лизал мороженое (девочка за это время успела расправиться с двумя порциями), думал о Светлане, вполуха слушая почти непрерывное стрекотание дочери, которая восхищалась грациозностью плавающих птиц, таких неуклюжих на суше, и не заметил, когда она сменила тему.

– Папа, ну что, ты согласен?

– Что? Извини, я кажется отвлекся, о чем ты говорила?