– Упаси, бог, – искренне ответила Нина Степановна. – Вот уж о чем не мечтаю, так о разводе. А что касается семьи, как у нас с папой… знаешь, для этого требуются усилия с обоих сторон, одной никак не достаточно. И вообще, если бы я знала, что тебе делать… Я просто очень хочу, чтобы ты была счастлива и спокойна.

– Поверь, что этим разговором, ты мне ни счастья, ни спокойствия, не прибавила!

– Прости, я не хотела, – Нина Степановна опустила глаза снова сосредоточилась на морковке.

– Да нет, это ты прости меня, – моментально остыла Светлана. И через несколько секунд спросила негромко, – мама, неужели это так заметно?

– Что именно?

– Ну, то что я… что у меня не все складывается так, как хотелось бы?

– Другими словами, что ты не особенно счастлива? Не знаю. Нам с папой заметно, Кирюшке тоже. И бабушке, естественно.

– А мне казалось, я так хорошо держусь…

– Держишься ты прекрасно, но существует еще Денис. Когда ты рядом с ним, все становится довольно отчетливым.

– Сейчас-то его рядом нет. Почему же я не кажусь тебе довольной жизнью замужней дамой?

– Глаза у тебя несчастные.

Светлана тут же повернулась к стене, на которой было закреплено зеркало в металлической окантовке – Нине Степановне нравились зеркала и они были в каждой комнате – всмотрелась внимательно.

– Глаза, как глаза, – наконец проворчала она, возвращаясь к столу, – ничего особенного. Чего они вам всем не нравятся?

– Я не говорила, что не нравятся, – поправила ее мать. И тут же спросила, – а почему множественное число? Кого ты имеешь в виду? Неужели папа с тобой говорил?

– Нет, это Олег. Печальные, говорит, у вас глаза. Странно, мы тогда только познакомились.

– Тернов? – Нина Васильевна с интересом посмотрела на дочь. – Кстати, что у тебя с ним происходит?

– Господи, мама, о чем ты? Я порядочная замужняя женщина, что у меня может происходить с трижды разведенным мужчиной?

– Сколько?

– Три раза. Небольшой перебор, ты не находишь?

– Да, пожалуй. Надо же, а так прилично выглядит!

– «Прилично», не то слово, – вздохнула Светлана. – Хорош, просто до безобразия.

– Своеобразное определение, – усмехнулась мать, – но довольно точное. Запиши и вставь где-нибудь.

– У меня это уже было, ты просто не помнишь. Нет, мамочка, ничего между нами не происходит и происходить не может. Просто, после того, что мы вместе пережили, естественно…

– Ты о чем? Что вы такое пережили?

– Так Витьку когда убили, Олег же с нами был. Ой, мама, – Светлана всплеснула руками, – если бы не он, я вообще не знаю, что бы мы делали!

– Перестань махать ножом, – нервно дернулась Нина Степановна. – Вы вчера рассказывали про Витю, конечно, но роль Олега, как-то не обсуждалась.

– Ну что ты! Он единственный из нас не растерялся. Сунул сразу Кирюшке телефон, велел в «скорую» звонить, а сам стал Витю перевязывать…

– Чем? У него что, кроме телефона, и аптечка с собой была?

– Нет, откуда? Мы же из ресторана возвращались. Он рубашку свою снял и, ловко так, Витю обмотал.

– Прямо как в кино.

– Мам, ты говоришь так, словно Олег тебе не нравится или ты ему не доверяешь. В чем дело?

– Я не могу сказать, что он мне не нравится, – медленно ответила Нина Васильевна. – Скорее наоборот, он производит очень благоприятное впечатление.

– Но?

– Вот именно, но. У тебя сейчас с Денисом не самый легкий период – собственно, все супружеские пары через это проходят. Семь лет, это большой срок и, естественно, острота чувств несколько притупляется, прелесть новизны давно прошла, совместная жизнь стала привычной и абсолютно обыденной, даже скучной. Отсутствие детей – не дергайся, я вовсе не собираюсь снова начинать разговор на эту тему, я просто констатирую факт, имеющий существенное значение – так вот, отсутствие детей, в данном случае, только ухудшает ситуацию. Дети, видишь ли, вносят в жизнь разнообразие, тем самым укрепляя семью самим своим существованием.

– Мам, ты говоришь так, будто мы с Денисом собираемся завтра подавать на развод! Мы с ним прекрасно ладим, у нас все хорошо. Да, скучновато немного бывает, но знаешь… мама, скажи, разве лучше, когда муж через день приползает домой пьяный? Или сцены ревности с битьем посуды устраивает? Или сам по бабам бегает? Нет уж, я лучше поскучаю.

– Да ради бога, скучай! Я ведь о другом говорю. Я о том, что когда на фоне этой тоскливой обыденности появляется мужчина такого качества, как Тернов… знаменитый, красивый, талантливый, умеющий держаться, обаятельный…

– Трижды женатый.

– А это, между прочим, тоже говорит о его потенциальной опасности. Светочка, я просто не хочу, чтобы он осложнил твою жизнь.

– Мама, кажется ты меня с кем-то путаешь. Знаешь, какая у меня в наших светских кругах кличка? «Мадам Добропорядочность»!

– Это, конечно, утешает. Но знаешь, женщины, которым к тридцати подкатывает, всякие фокусы начинают выкидывать. Приходят им в голову мысли всякие, фантазии…

– Да пусть приходят! А я их с толком буду использовать – вставлять в свои романы. Там я могу каких угодно приключений напридумывать, и честное слово, мне этого вполне хватает! А что касается Олега… он, действительно, нравится мне, может даже слишком нравится, но это ничего не значит. Просто он здорово помог мне… нам с Кирюшкой в сложный момент и вообще… мам, мне спокойно, когда он рядом.

Нина Степановна только вздохнула в ответ. Дочери-то может и спокойно, а вот ей – ни капельки. Несмотря на все Светланкины заверения.


Драгомилов мрачно посмотрел на лежащий перед ним листок бумаги.

– «Поздравляем пятой годовщиной, – выразительно прочитал он. – желаем благополучия. Наташа.» Кому телеграмма?

– Это ты у меня спрашиваешь? – Неверов вытащил из кармана пачку «Космоса», закурил. – Там написано: Санкт-Петербург, Текстильная 12/24, корпус «Д», Иванченко А.С. Скажи лучше спасибо, что я за этими таджиками наблюдения не снял.

– Спасибо. А который из них на почте был?

– Старший, Маруф.

– Ты сам его допрашивал?

– Ну, не Ваське же поручать. Ты себе, загородную прогулку устроил, ясно что мне пришлось отдуваться. Только все равно, полезной информации – хрен целых, шиш десятых. Этот Маруф все очень логично объяснил. Дескать сосед покойный, Женя, еще неделю назад просил его эту телеграмму отправить, а он забыл.

– Женя – это Акимов?

– Ну да, он таджикам так представился.

– А что этот Женя сам не мог на телеграф сходить? И почему телеграмма женским именем подписана? Спрашивал?

– А как же. На все ответ есть. Наташа, это имя любовницы Жени и телеграмма ее брату к годовщине свадьбы. Маруф услышал как-то утром, что Женя со своей женщиной ругаются – он говорит, поехали за город, а она – сначала на почту заглянуть надо. А у ребят рядом со стройкой, где они работают, почтовое отделение. Маруф и предложил выручить соседа. Труд невелик, что же не помочь хорошему человеку. Но нехорошо получилось, забыл. А сегодня утром случайно нашел бумажку в кармане и тут же побежал на почту – оказалось ведь, что он последнюю волю покойника не выполнил, грех большой.

– Тьфу! Бред какой-то. Он сам-то не удивляется тому, что рассказывает?

– Этих ребят, Алексей Николаевич, уже ничем не удивишь. Особенно глупостью. Они считают, что как из своей деревни уехали, так только с ней и сталкиваются.

– То есть как это? Они что, нас дураками считают?

– Может и не дураками, а то, что странными, это точно. Живем не по правилам, стариков не уважаем, на работе халтурим, обещаем и не делаем, матом ругаемся, водку даже дети пьют… странно им это.

– А у них в деревне, ничего такого, значит нет? Ни водки, ни мата? И все только с утра до ночи работают, да стариков уважают, так что ли?

– Говорит, что так.

– И ты ему веришь?

– Я, Алеша, над этим не задумывался. Честное слово, мне на моральный уровень жителей таджикской деревни, наплевать с высокой колокольни. Или, если хочешь, с высокого минарета. Я пытаюсь понять до какой степени он врет и что означает вся история с телеграммой. Ты вот, как думаешь?

– Да ничего я не думаю! – Алексей Николаевич снова взял в руки листок. – Наташа… Кто-нибудь, кроме него, эту женщину видел?

– Брат, Джура. Его я потом отдельно допросил. Он подтвердил, что была женщина, и была ссора. И Маруф сам предложил отправить телеграмму.

– Показания совпадают?

– Совпадают, а что толку? У них времени, чтобы их заранее согласовать было – вагон и маленькая тележка. Женщину тоже одинаково описали – средний рост, средняя полнота, средний возраст. Волосы средней длины, светлые, цвет глаз не помнят. Особых примет нет. Фотографию Мироновой я им показал, они утверждают, что никогда ее не видели и к любовнице их соседа она никакого отношения не имеет. Заодно дал им посмотреть на других свидетелей – брата Мироновой и этого скрипача, что у них в гостях.

– И что?

– Джура только глазами похлопал, а Маруф указал на Тернова, сказал, что видел его портреты на афишах.

– Большое утешение, – сердито фыркнул Драгомилов. – Значит, доказательств существования женщины Наташи, которая хотела отправить телеграмму своему брату, у нас нет.

– А зачем они тебе? Была, не было, какая разница? Главное выяснить, кто эту телеграмму получил. Адрес какой-то дурацкий, наверняка общежитие.

– Ты в Питер звонил?

– Первым делом. Связался с надежными ребятами, они обещали выяснить, что это, собственно говоря, такое: Иванченко А.С. Только мне кажется, что пустышка это. Если это действительно общежитие, то сам знаешь, какой у них бардак. Кто угодно может эту телеграмму забрать и фиг заметишь. Нет, я бы сказал, что Миронову надо пасти. Тем более, сам говоришь, крутит она.

Драгомилов кивнул. Конечно, Миронову надо пасти. Даже если она не врала, пусть так, поверим, но и всей правды не говорила. Возможно, Акимов действительно не давал ей на хранение никаких документов, но что-то об этом Светлане Дмитриевне все равно известно.