– Это точно. Марш, марш!

Светлана уже нарезала хлеб и раскладывала по тарелкам жареную картошку, когда Олег неуверенно остановился на пороге кухни:

– Можно?

– Конечно, – улыбнулась она. – Садитесь. Компот наливать?

– Да, пожалуйста, – Олег снова устроился на табуретке у холодильника и довольно хмуро посмотрел на стол.

– А где Кирилл?

– За газетами спустился. Сейчас придет.

Светлана смотрела, как он царапает вилкой край тарелки и настроение у нее стремительно портилось. Вот только почему, непонятно. Ну надулся Олег Тернов, как недовольный индюк, ей то что до этого? Неприятно, конечно, тем более, что пять минут назад он выглядел вполне нормально. Может он не любит жареную картошку с утра? А может ему зубная щетка не понравилась? Да какая ей разница! На то он и знаменитый скрипач, чтобы капризничать.

И нечего из-за него расстраиваться. В конце концов, сегодня они с Кириллом уедут и ближайшие сто лет она его не увидит. А может и вообще никогда. Вот и хорошо, вот и прекрасно. Именно то, что нужно. А то она слишком часто стала на него заглядываться. Разумеется, дело вовсе не в том, что он ей понравился… то есть, он понравился, конечно, но не как мужчина, а как… как произведение искусства, вот именно! Может же она восхищаться портретами и скульптурами – Давид, например, Микеланджеловский, или Аполлон. Вот точно так же она смотрит и на Тернова, с удовольствием, но без всяких чувств. Равнодушно.

На самом деле, взгляд Светланы устремленный на гостя, был вовсе не равнодушным. Мрачным – да, сердитым – да, обиженным – да, но только не равнодушным.

Повисшее в маленькой кухне тяжелое молчание прервал Олег. Вообще-то он не собирался открывать рот первым. Раз эта «мадам добропорядочность» не желает с ним разговаривать – пожалуйста! Он в этом вовсе не нуждается. Перешла опять на «вы» – да снова пожалуйста, в чем дело? Не очень и надо. Раз она так зациклена на соблюдении приличий, пусть соблюдает. Теперь понятно, что и вчерашнее «ты», и слезы у него на груди, были просто результатом шока. А прошло несколько часов, она успокоилась и снова стала холодной и неприступной, как айсберг. Ну и в третий раз – пожалуйста! И вообще, она замужняя женщина, следовательно у него и в мыслях не было за ней ухаживать. И то, что эта женщина притягивает его к себе, как магнит, не имеет никакого значения. А может, она догадалась и именно поэтому держится так официально? Тогда надо дать ей понять, что ничего дурного у него и в мыслях нет. А то уедет он сегодня с Кириллом и бог весть, когда сможет ее еще раз увидеть? Олег кашлянул и спросил нейтрально, глядя в сторону:

– А какие газеты вы выписываете?

– Известия, – немного напряженно, но в целом любезно, ответила она. – И одну местную газетку.

Стукнула входная дверь и на кухню ввалился растрепанный Кирилл. Остановился, уставившись на них огромными, испуганными глазами.

– Ты что так долго? – Светлана сидела спиной к дверям и не видела его лица.

– Что случилось? – спросил Олег.

– Письмо, – слабо шевельнул губами Кирилл.

– Что? – Светлана наконец обернулась.

– Письмо, – повторил он и показал белый конверт, который держал в левой руке. – Витька говорил, «письмо»…

– Где ты его взял?

– В почтовом ящике лежало. Вместе с газетами, – теперь Кирилл потряс свернутыми в трубку газетами, которые держал в правой руке.

– А от кого оно? – Светлана протянула руку за письмом, осмотрела его, сказала растерянно, – ничего нет.

Кирилл с Олегом и сами видели, что ничего нет – ни марки, ни адреса, ни почтового штемпеля. Простой чистый конверт, на котором большими печатными буквами выведено: «Резниковой Светлане».

– Резниковой… правильно, он же не спросил, какая у меня теперь фамилия, – тихо сказала Светлана. И подняла глаза на брата, – ты думаешь, это то самое письмо, про которое он говорил?

– Ничего я не думаю, – звенящим голосом ответил Кирилл. – Просто я сам слышал, как Витька говорил «Светка» и «письмо», а теперь письмо лежит в почтовом ящике!

– Так что же теперь делать?

– Я бы предложил вскрыть конверт и ознакомиться с содержимым, – мягко сказал Олег. Господи, до чего женщины, даже самые восхитительные, бывают туповаты. Ситуация, конечно экстремальная, но нельзя же совсем мозги отключать!

– Да, действительно, – Светлана бросила на него благодарный взгляд, не слишком аккуратно надорвала конверт и двумя пальцами вытащила из него исписанный мелким почерком листок бумаги в клеточку. Развернула, посмотрела на подпись, – правда от Витьки. Ужас какой!

– Читай, – поторопил Кирилл.

– Сейчас… – она сморгнула выступившие слезы. – «Светка! Так и хочется написать, как в детективах: „если ты держишь в руках это письмо, значит меня уже нет в живых“, – голос ее задрожал. – Но не пугайся, вовсе это ничего такого не значит. Скорее всего, я просто вынужден буду на некоторое время уехать из города…» Нет, я не могу! – она бросила письмо Олегу, – читай ты.

Он качнул головой: «мы опять на „ты“?» Интересно, сколько приятелей нужно отправить у нее на глазах на тот свет, чтобы эта женщина привыкла к нему? Взял листок, начал читать ровным голосом:

– «…вынужден буду на некоторое время уехать из города. Прости, Светка, кажется я втянул тебя в не совсем приятную историю, но думаю, что все обойдется. Только я очень прошу, никому не говори про те фотографии, что я тебе отдал, и не показывай их. Никому, это значит абсолютно никому: ни Кирюшке, ни мужу, ни подружкам, ни папе с мамой! Знакомым, незнакомым, официальным лицам, милиции – никому! Если будут бумаги с большими печатями тебе показывать – ты ничего не знаешь. Если будут приходить люди и говорить, что я их послал за фотографиями – ты понятия не имеешь, о чем речь. Впрочем, это я тебя так, на всякий случай пугаю. На самом деле никто не знает, что снимки у тебя, так что, если сама не проболтаешься… Светка, очень тебя прошу, молчи, иначе ты можешь попасть в серьезный переплет. И не бойся, ты не совершаешь при этом никакого преступления, все абсолютно законно. Просто эти снимки очень нужны одним нехорошим дяденькам, а я не хочу, чтобы они их получили. И не сомневайся в моей добропорядочности. Вовсе я не киллер, наоборот, стою, можно сказать, на страже правопорядка. Конечно, если бы я знал, что все так обернется, я бы не стал тогда, в кафе, строить из себя крутого бандюгана, но уж очень ты потешно глазами хлопала, я просто не смог удержаться.»

Олег сделал паузу и откашлялся. Ни Светлана, ни Кирилл, не пошевелились, ждали продолжения.

– «Светка, ты поняла? Прячешь фотографии в самый дальний ящик и ни одной живой душе про них! А через недельку-другую я появлюсь, и избавлю тебя от этой обузы. И даже расскажу какую-нибудь очень убедительную и все объясняющую историю. Ты, как профессиональный литератор, наверняка сумеешь оценить. Ну а если, вдруг, мало ли, все под богом ходим и все такое прочее… в общем, если вдруг я исчезну окончательно, то все равно никому не говори. Стой на своем твердо – ни про какие фотки понятия не имею, в жизни ничего такого не видела и в руках не держала. Только одному человеку можешь доверять и быть с ним откровенной. Это Старик. Сама ты его никогда не найдешь, а если он захочет с тобой поговорить, то покажет тебе доказательство… в общем, ты сразу поймешь, что это именно тот человек, о котором я тебе пишу. Прости, Светка, честное слово, когда я снимки тебе отдавал, то не думал, что мои дела так резко усложнятся. Но ты, главное, молчи и все будет в порядке. До скорой встречи, привет Кирюшке! А будешь писать Тамаре, и ей привет передавай.» – Олег несколько секунд разглядывал подпись, – большая буква «А» и кучерявая завитушка, очевидно имеется в виду Акимов. Все.

Он сложил листок, положил сверху на конверт. Откинулся назад, снова оперся о стенку холодильника. Сказал задумчиво:

– По крайней мере, он знал, что на него идет охота. Но надеялся, что все обойдется.

– А я ничего не понимаю, – всхлипнула Светлана. – Что в этих фотографиях такого? Мы же смотрели, ничего там нет.

– Значит плохо смотрели, – Кирилл наконец сел на табуретку, с отвращением отодвинул тарелку с остывшей картошкой. – Что теперь делать-то будем?

– В каком смысле? – сестра подняла на него заплаканные глаза.

– В том смысле, что нам через полчаса в милиции надо быть. И что мы им расскажем?

– Я… не знаю. Олег, ты как думаешь?

– Тут одно из двух, – пожал он плечами, – говорить все или ничего. То есть, или сразу отдать в милиции и фотографии и письмо, подробно объяснить как они у нас оказались и честно ответить «не знаю» на миллион дурацких вопросов, которые нам после этого зададут. Или второй вариант – последовать совету вашего приятеля, молчать. Опять таки, ничего не знаем, понятия ни о чем не имеем и точка.

– Ну вы со Светкой прямо родственные души, – неожиданно ухмыльнулся Кирилл. – Она тоже вечно начинает расписывать: один вариант, второй вариант…

– На чужих проблемах это у меня очень здорово получается, – криво улыбнулась и Светлана. – А вот когда дело идет о себе любимой, все гораздо сложнее. Проще всего, наверное, отдать все в милицию и пусть они разбираются.

– Я бы на сто процентов согласился с тобой сестренка, если бы Витька особо не подчеркнул: «никому и никогда!». Включая милицию. По-моему, уж лучше будет сжечь, тоже решение проблемы. А ты как считаешь, Олег?

– Сжигать я бы не торопился, – Тернов тоже отодвинул от себя нетронутую картошку. – Светочка, все равно есть уже не будем, сделай кофейку, пожалуйста.

– Варить не хочу, – предупредила она, – будете пить растворимый.

– И прекрасно, меньше возни. Так вот, что я хочу сказать по поводу этих фотографий. Акимов пишет, что их хотят получить очень нехорошие дяди. А насколько мне известно, такие дяди отличаются крайней настойчивостью и упорством. И если они явятся к Светлане, то убедить их в том, что снимки уничтожены, будет ой, как не просто.