– У каждого человека свои достоинства и свои недостатки. Я не лучше нее и не хуже, я просто другая. Кстати, сейчас наши отношения не то, чтобы улучшились, но стали ровнее. Рита закончила пединститут, потом аспирантуру, работает на какой-то солидной должности в институте повышения квалификации учителей. В общем, сделала пристойную карьеру. Удачно вышла замуж – ее супруг довольно большая шишка в нашем министерстве образования. Можно считать, что на социальной лестнице она стоит на пару ступенек выше.

– А почему тебя это не волнует?

– У меня всегда был другой комплекс, – усмехнулась Светлана, – комплекс превосходства. А потом, у меня вообще другая система приоритетов.

– Иметь систему приоритетов, это важно, – согласился он. – Кстати, очень хочется задать тебе бестактный вопрос… – Олег замялся, – знаешь, если тебе будет неприятно на него отвечать, просто пошли меня к черту, ладно?

– Договорились.

– Почему у тебя нет детей?

– А-а. Нет, это не бестактный вопрос. Просто… видишь ли, у меня нет на него ответа. Так жизнь сложилась. Сначала было слишком рано, мы ведь с Денисом на четвертом курсе поженились и разумнее было закончить сначала университет. Потом, хоть немного сделать карьеру, начать зарабатывать деньги. Потом еще что-то. Теперь уже просто страшно – я ведь не девочка, а вроде бы считается, что первого ребенка надо рожать до двадцати пяти. И потом… жизнь устоялась, наладилась, а если появится ребенок, то сразу все полетит кувырком. Миллион забот, ясли, болезни, проблемы с работой, прочая суета.

Что-то в ее последних словах показалось Олегу фальшивым. Словно она не свои мысли высказывала, а озвучивала мнение другого человека. Наверное этого ее обожаемого Дениса, кого же еще! Сама Светлана, даже когда говорила об этом очень мало походила на женщину, которая не хочет иметь детей из-за связанных с этим хлопот. Скорее, она выглядела, как человек, запретивший себе думать об этом.

Светлана нахмурилась, словно догадалась, о его мыслях.

– А у тебя дети есть?

– Дочь, от первой жены. Ксюшка. Ей сейчас двенадцать.

– Господи! Тамаркиным девчонкам всего пять! Сколько же тебе было лет, когда она родилась?

– Девятнадцать. Мы с Мариной вместе учились в музучилище и сразу после окончания расписались. Оба поступили в консерваторию. А после первого курса, на каникулах, она родила Ксюшу. Славная такая получилась девчонка.

– И… и с кем она сейчас? – теперь уже Светлана заметно колебалась, не желая оказаться бестактной.

– С матерью, естественно, – улыбнулся он успокаивающе. – Точнее, с бабушкой. У Марины некоторое время были сложности с карьерой, но сейчас все устроилось. Она солистка в «Новой опере», но гастролирует по всему миру, и с успехом. Недавно в Вене «Аиду» пела, а сейчас в «Метрополитен Опера» собирается. Марина Джирро, слышала?

– О! Конечно, даже интервью с ней читала, как раз по поводу венской «Аиды». Но она про тебя не упомянула даже!

– Значит к слову не пришлось, или просто забыла. Света, мы с Мариной в очень хороших отношениях, но тем не менее, уже десять лет в разводе. Я, когда даю интервью, тоже редко про нее вспоминаю.

– А почему она Джирро?

– Это фамилия ее второго мужа, итальянца.

– Она теперь замужем за итальянцем? – поняв, что разговор о бывшей жене не является для него болезненным, Светлана расхрабрилась и уже не скрывала любопытства.

– Нет, уже года три, как она с ним развелась. Джакомо бизнесмен, что-то такое по продуктам питания – соусы разные приправы. При этом молодой, красивый и очень музыкальный. Мне он нравился.

– Она вас познакомила?

– А как же? Я же сказал, мы с ней в прекрасных отношениях. И потом, она же собиралась за него замуж, следовательно моя дочь автоматически становилась его падчерицей. Марина считала необходимым получить мое одобрение.

– И получила?

– Почти полное. Я же говорю, Джакомо мне понравился.

– Тогда почему почти?

– Видишь ли, я уже тогда видел, что ничего долговременного там не получится. Джакомо парень южный, горячий, с характером. И Мариночку господь тоже темпераментом не обидел. Любовь у них, конечно была – только в кино снимать, все зрители обрыдались бы от умиления. Но такой накал страстей, сколько его можно выдержать? Неделю? Месяц? Год?

– Кажется, я понимаю, о чем ты, – кивнула Светлана.

– В общем, их хватило на три года. Честно говоря, это было в три раза дольше, чем я предполагал. Ну а потом пошел бурный процесс развода. Мариночка переколотила половину фамильного сервиза семьи Джирро, Джакомо, на радость соседям и дежурившим за оградой папарацци, запалил во дворе виллы костер из ее афиш и портретов, кое-что из мебели повылетало в окна, в общем, оттянулись ребята по полной программе. Вся Италия была в восторге, тиражи бульварных газет поднялись вдвое…

– Олег, ты все врешь! – перебила его восхищенная Светлана. – Такого просто не может быть!

– Эх ты, писательница, – снисходительно усмехнулся он. – Уж ты-то должна бы знать: в жизни такое случается, что выдумать просто невозможно. Впрочем, я бы тоже не поверил, но Марина мне газеты итальянские привезла, где вся эта история в подробностях была описана.

– Ты знаешь итальянский?

– Ну, немножко, в силу профессиональной необходимости, я в итальянском ориентируюсь. И в любом случае, в состоянии прочесть имена. Кроме того, там на каждой странице было по десятку очень четких, качественных фотографий, – он засмеялся, – особенно мне понравилась та, где Джакомо, в одних шортах и босиком, плясал вокруг костра на лужайке перед домом.

– Представляю, – она тоже хихикнула. – А что дальше было?

– Дальше ничего особенного. Им надоело развлекать почтеннейшую публику, а кроме того, Марине предложили контракт на три оперы в Австралии. Так что они в два дня договорились об условиях развода, дали указания своим адвокатам и каждый занялся своим делом. Через полгода оба были свободны и счастливы. Марина оставила фамилию Джирро, потому что на западе с ней проще вести дела, да и у нас, честно говоря, тоже. Джакомо это было приятно. Теперь у них прекрасные отношения и когда Марина бывает в Неаполе, они обязательно встречаются.

– Как это у нее выходит, – покачала головой Светлана. – Мне кажется развод, это так страшно. Вот ты живешь с человеком, это понятно. А если разводишься, значит не можешь больше жить, значит тебе с ним невыносимо. Как же тогда можно оставаться в хороших отношениях?

– У тебя просто неправильный настрой. Мы все живые люди, бывает, что совершаем ошибки, но зачем же до ненависти доходить?

– Я не говорю, что обязательно ненавидеть надо, но такую вот идиллию, мне тоже трудно себе представить.

– Ну и зря. Марина очень хорошая женщина и она тебе непременно понравится, – он прикусил язык. К счастью, Светлана не обратила на его слова внимания.

– Да я же не о ней, я о себе говорю. Я себя разводящейся вообще не представляю. Мы с Денисом…

Если бы она не замолчала, он бы, наверное, стукнул кулаком по столу. Или закричал, или швырнул чашку на пол. Все, что угодно, но он не желал слушать про Дениса. А тем более невыносимо было это «мы с Денисом».

Но она замолчала. Потом спросила:

– А ты с ней так же шумно разводился?

– Нет, конечно. У меня не было фамильного сервиза, а у Марины афиш. Мы оба были студентами, делить, кроме Ксюшки было нечего. Понимаешь, мы очень быстро поняли, что вся эта затея, наш брак я имею в виду, была ошибкой. Она хотела петь, у меня были свои планы. Кончилось тем, что Ксюшка жила у Марининой мамы, а мы превратились в, так сказать, приходящих родителей. Начали ссорится, все чаще и чаще. В конце концов решили, что если хотим сохранить друг к другу хоть какое-то уважение, надо разводится. Как видишь, помогло.

– Действительно, – Светлана смотрела на него с удивлением. – Вот он, значит твой секрет хороших отношений. Просто нужно развестись вовремя.

– В общем, да. Не доводить дело до того, что двое уже не могут в одной комнате находится.

– Знаешь, для меня эта мысль довольно… новаторская. У меня понятия о семье несколько… как бы это сказать, более патриархальные.

– Домострой?

– Примерно. Ладно, а дочка ко всему этому как отнеслась?

– Когда развод состоялся, ей было всего два года, так что он ее мало волновал. А потом… она выросла с бабушкой, но родители, тем не менее, у нее были, правда не одновременно. Хотя, при нашей артистической жизни все было бы точно так же, и если бы мы продолжали жить вместе. А Ксюшка сейчас музыкальную школу заканчивает, по классу фортепиано. Ее там еще пару лет продержат, потом училище и консерватория – прямая дорога. Раньше она все мечтала стать аккомпаниатором, чтобы ездить на гастроли с родителями, потом поняла, что придется выбирать кого-то одного, плюнула и заявила, что сама станет великой пианисткой. Мы с Мариной заверили ее, что нисколько не возражаем.

– Я думаю! Это, наверное, так приятно – вот ты в зале и твой ребенок выходит на сцену, садится за рояль…

– Кой черт приятно! Для меня ее концерты хуже каторги. Сижу весь мокрый от страха, а сердце колотится так, что вообще ничего не слышу. Даже на школьных утренниках. А когда их школа в малом зале консерватории отчетный концерт устраивала, я вообще чуть концы не отдал. Схватился за какую-то постороннюю тетку и держался, пока Ксюшка из-за рояля не встала. Потом извиняться пришлось. Хорошо тетка нормальная оказалась, когда я объяснил, что это из-за дочки волновался, говорит: «Ничего. Только имейте в виду, у меня сын на виолончели во втором отделении играть будет, так тогда моя очередь будет в вас вцепляться». А жена обиделась, почему я не за нее ухватился, она ведь тоже рядом сидела, только с другой стороны, а за постороннюю женщину. Ну как я мог ей объяснить, что вообще ничего в тот момент не соображал?

– Я не поняла, это Марина обиделась?

– Нет, что ты! Марина тогда в Италии была. А вообще, она в этом отношении еще хуже меня. Когда Ксюшка играет, Маринка даже в зал не заходит – стоит под дверью и плачет.