Сирена кивнула.

– И долго вы еще здесь пробудете?

– Не знаю. Температура у дяди упала сегодня утром, но он еще слишком слаб и не может напрягаться. А мне надо сесть перед ними и заставить себя выслушать.

– Надеюсь, он скоро поправится. – К ее отцу болезнь подкралась незаметно, и, прежде чем она поняла, что происходит, он умер. Сейчас ей не хотелось об этом говорить. По правде говоря, ей никогда не хотелось говорить о смерти человека, которого она любила всем сердцем.

– Я тоже. Я так люблю этого старого упрямца. – Грейндж поднялся. – Уже почти десять. Я хочу послушать новости бизнеса по Си-эн-эн, а потом нам надо бы поспать.

Сирена смотрела, как он собирает посуду и складывает ее в раковину. Под тонкой рубашкой перекатывались мускулы.

– Нам?

– А что, цыганки не спят?

– Терпеть этого не могут.

– Только не говорите мне, что вы не устали, ладно? После такой работы вы должны с ног валиться. Устраивайтесь в спальне, а я лягу на кушетке.

Сирена открыла было рот, чтобы сказать ему, что так не пойдет, но тут же закрыла. Если бы она не умела быстро принимать решения, она все еще вкалывала бы для Сеймора. Теплой одежды у нее не было, и в машине спать было нельзя. Дядя и тетя Грейнджа доверяли ему, и она тоже решила на него положиться. Она встала и отнесла в кухню все оставшееся от обеда.

– Давайте, я вымою посуду, – предложила она.

– Ни в коем случае. Это самое меньшее, что я должен сделать для человека, который несколько часов подряд гнул на меня спину, да еще спас обед.

Сирена взглянула на Грейнджа, пожалев о том, что не может взмахнуть накладными ресницами.

– На кушетке лягу я. Вы там не уместитесь.

3

Старые часы в спальне показывали начало седьмого. Однако Грейндж знал, что полагаться на них не следует. Судя по свету за окном, уже почти семь, но, чтобы узнать наверняка, надо взглянуть на другие часы – в кухне.

А это означает, что придется пройти мимо кушетки, на которой спит белокурая цыганка.

Грейндж потряс головой. Может быть, все, что произошло вчера, ему просто приснилось? Самое ужасное, что совершенно не с кем поделиться. Дядюшка Гэллам, безусловно, пришел бы от всей этой истории в телячий восторг, особенно, узнав, какие незаурядные таланты она проявила, и решил бы, что немедленно должен заняться устройством ее жизни. Но поскольку, кроме дяди Гэллама, существует еще милая, наивная тетя Герти, это не лучший выход. А Пит Маркем, его лучший друг и коллега, просто-напросто заявил бы, что такое может померещиться только в пьяном бреду.

Может быть, и так, но вот же, кто-то свернулся калачиком на кушетке, а из-под одеяла высовывается длинная нога. И какая нога, отметил Грейндж, потеряв всякий интерес к точному времени. Он вспомнил, каким влекущим было ощущение ее маленькой холодной ступни в ладонях, какую битву с самим собой ему пришлось выдержать, чтобы его руки остановились, не дойдя до колена. Честно говоря, незнакомка произвела на него сильное впечатление, и это несмотря на то, что за долгие годы холостяцкой жизни в большом городе он повидал немало. Накладные ресницы, волосы, похожие на парик, из пакли и этот грубый поношенный пиджак… Интересный контраст. А когда она осталась в свитере с глубоким вырезом…

Грейндж повернулся спиной к кушетке и решительно шагнул в кухню. Еще немного, и он никогда не возьмется за работу.

Он поставил воду для кофе и проскочил через гостиную, старательно отводя взгляд от фигуры спящей. Что ж, это действительно то, о чем только может мечтать каждый мужчина, но как всякая мечта, она, скорее всего, исчезнет еще до того, как он закроет станцию нынче вечером. Или выяснится, что ее разыскивают по обвинению в растрате или уклонении от налогов, или у нее на хвосте висит дружок – какой-нибудь борец-профессионал фунтов в триста весом.

Жаль. Хотелось бы узнать побольше об этой даме, которая управляется с цепями лучше, чем шофер грузовика, и таскает за собой кучу хлама, которую ей оставил папаша.

Хотя Грейндж принимал душ на ночь, он опять залез в кабинку и пустил прохладную воду, чтобы прочистились мозги. По крайней мере, он хотел, чтобы это произошло, но, к несчастью, в кабинке стоял запах шампуня, которым она вчера мыла голову.

А волосы у нее действительно светло-пепельные. Вчера трудно было понять, потому что она подняла воротник, да еще была вся мокрая от снега. Красивые глаза – да что там, не просто красивые. Он подумал, знает ли она сама, что обещает туманная глубина ее взгляда? Наверное. Ни одна женщина, так восхительно слепленная природой, не может не догадываться, какое впечатление она производит на мужчин.

Конечно, существует возможность, что Сирена Айсом и думает не так, как другие женщины. Любого, кто сменил столько занятий, исколесил всю страну вдоль и поперек без видимых причин и целей, кому нравится называть себя цыганкой, нельзя мерить общей меркой.

– Вы собираетесь провести здесь все утро?

Грейндж вздрогнул и порадовался, что она не может прочитать его мысли. Достаточно и того, что она совсем близко, за дверью ванной.

– Кто бы говорил, – ответил он громко, чтобы его можно было расслышать за шумом душа. – Вы вчера торчали в душе больше часа.

– Неправда.

– Откуда вы знаете? Вы же уснули под душем, и я слышал, как вы похрапывали. Что вам нужно? Я сейчас выхожу.

– А вы всегда такой сердитый с утра? Вода кипит. Что вы собирались с ней делать.

– Кофе, – пробурчал Грейндж, стараясь, чтобы струйки душа не попадали в рот.

– Судя по тому, что я теперь знаю о ваших кулинарных талантах, думаю, на большее, чем растворимый, вы не способны, – заявила она. – Давайте скорее. Я сейчас приготовлю.

Вытираясь, Грейндж попытался припомнить, когда в последний раз женщина делала для него кофе. К сожалению, ему не удалось вспомнить ничего, что могло бы потешить его самолюбие. Одно время, сразу после колледжа, он чуть было не расстался с холостяцкой жизнью, но с тех пор, казалось, прошло несколько световых лет.

Если он снова услышит вопрос, под каким созвездием родился, то пробьет кулаком кухонную стену. Неужели с женщиной нельзя поговорить о чем-нибудь еще?

Он надел трусы и протянул руку за джинсами. Что ж, сегодня у него в гостях женщина, и он надеется, что ей нет никакого дела до знаков зодиака.

– Я ничего не добавляла, кроме щепотки кофеина, – Сирена показала на дымящийся кофейник. – Сливок у вас нет, я искала.

– Я их не употребляю.

На ней был его спортивный костюм. Он висел мешком, оставляя полную свободу воображению.

– Правильно. Сливки хороши только для юнцов, – ответила Сирена и отвернулась к плите. Несмотря на мешковатую одежду, ее движения были полны изящества. – Надеюсь, вы ничего не имеете против овсянки. Мне очень жаль, но сегодня вам придется сходить в магазин.

– В магазин?

– Ну да, – бросила она через плечо. – Такое место, где берут молоко, овощи мясо и все остальное. Не забудьте изюм. Это прекрасный заменитель сахара для той же овсянки.

– Изюм? – поморщился Грейндж. Ему сразу вспомнилось детство. – Мне это никогда не приходило в голову.

– Ничего удивительного. – Она выключила горелку и с той же непринужденной грацией достала с полки две тарелки. – О чем вы задумались?

За завтраком Грейндж сообщил ей, что, по его мнению, сегодняшний день будет похож на вчерашний, за исключением метели. Снег перестал, а тучи казались уже не такими темными и зловещими. Такой гонки, как вчера, пока не предвиделось, но кто знает? Может быть, все, кто застрял на ночь в городе, пожелают заправиться, прежде чем продолжать путь.

Сирена откинулась на спинку кресла, потирая шею.

– Кажется, отлежала. Пожалуй, я слишком стара для кушеток. Так где же мне взять радиатор? Вы не знаете?

Грейндж пытался сосредоточиться на ее вопросе, в самом деле пытался. Но когда она расправила плечи, стало видно, что на ней еше нет бюстгальтера. Несмотря на хрупкое сложение, грудь у нее была высокая. И упругая.

– Есть тут несколько мест, – с заминкой проговорил он. – Еще одна станция обслуживания и магазин запчастей. Правда, со станции только что уволили механика.

– О, механик мне не нужен. – Сирена снова принялась за еду. – Попытаю счастья в магазине. Моя машина будет вам мешать?

Грейндж думал, что не будет. Неужели ей действительно так надо спешить? Почему бы ей не задержаться на некоторое время, полюбоваться окрестностями. И делить с ним кров и пищу. Хватит, рассердился он на себя. Он не может бросить станцию, пока дядя не поправится. А у Сирены наверняка найдутся занятия поинтереснее, чем отмораживать пятки в этой глуши. Он заметил, что ее кроссовки не годятся, потому что снегу выпало по меньшей мере еще на девять дюймов.

– Я уже об этом думала, – ответила Сирена. – Но, наверное, здесь можно найти какие-нибудь подходящие башмаки. У меня была пара, но я одолжила их одной нашей хористке – она собиралась покататься на лыжах. И, насколько я понимаю, все еще катается. – Сирена доскребла остатки овсянки. – Да-а…

– Что?

Она улыбнулась прелестной открытой улыбкой, напомнив маленькую девочку в первый день каникул.

– Я только что подумала. Ну и денек вчера выдался.

– Не стану спорить.

– А еще я подумала, что всю жизнь влипаю во всякие истории, но вчерашняя – это уж совсем какое-то безумие.

– Мне очень жаль, что так получилось.

– О, что вы! – Сирена отодвинула тарелку и оперлась локтями о стол. – Я просто обожаю новый опыт. И чем более неожиданный, тем лучше. Ночью я проснулась и не могла заснуть, все придумывала, куда мне теперь поехать и чем заняться.

– И что же вы придумали?

– Сакраменто. – Сирена провела рукой по волосам, отметив, что в ее голосе прозвучало меньше энтузиазма, чем хотелось бы. – На сегодня он ничуть не хуже, чем любое другое место. – Она вздохнула. – Я так надеялась, что с Сеймором что-нибудь получится. Мне очень хотелось участвовать в создании чего-то такого, что заставит людей смеяться, и плакать, и думать. Вообще-то я могу неплохо зарабатывать на вербовке голосов. Я уже пробовала.