— Он из-за тебя развелся с женой? — спросил Рома.

— Да не из-за меня, нет, — отмахнулась Анжелика. — У них и так все было плохо. Знаешь, даже его родители не были против меня… Хотя, ты знаешь, отец его бывшей жены — генеральный директор очень крупного банка. Свекровь ко мне относится как к дочери… Мне обиднее всего, что вот это заканчивается. Я не знаю, как и что объяснять ей теперь.

— Наверно, у вас еще все будет хорошо, — грустно предположил Рома.

— Уже не будет, — сказала Анжелика убежденно. — Понимаешь, если кончено — значит, все кончено.

Она по-мужски рубанула воздух ладонью и вопросительно посмотрела на Рому — пора было двигаться в сторону зрительного зала.

— Так все-таки кто виноват? — вкрадчиво поинтересовался Рома, беря ее под руку. — В том, что вы поссорились?

— Никто, — ответила Анжелика твердо. — Никто, понимаешь? Это все давно. Неважно.

В кинозале пахло попкорном, сладковато, удушающе; вцепившись в подлокотники кресла, Анжелика восторженно наблюдала за «Звездными войнами», новым шедевром Лукаса. Рома в темноте нашел ее руку, гладил, перебирая пальцы… Детство какое-то. Анжелика и здесь, в полутьме, озаряемой вспышками экранных молний, чувствовала себя одинокой и самостоятельной. Кто-то там рядом… Сегодня один, завтра другой. «Теперь я всегда буду одна, — подумала Анжелика. — Даже рядом с кем-то. Даже рука в руке».

* * *

Этим вечером Катя поклялась себе, что не будет ругаться с мужем. Что бы он ни говорил, что бы он ни делал, она будет ласковой и нежной. Она будет смотреть ему в глаза и постарается предвидеть его реакцию. Она…

Она вновь металась между реальностью и сном, то проваливаясь в какой-то мутноватый кошмар, то просыпаясь и чувствуя, как холодный пот стекает по спине на простыни. Час ночи. Полвторого. Два часа. Когда она просыпалась, ей казалось, что уже утро, но всякий раз оказывалось, что она спала не более двадцати минут.

Ромка появился очень шумно, как будто нарочно стараясь разбудить ее. Из чувства противоречия Кате немедленно захотелось изобразить спящую.

— Ты бы мог хотя бы потише, если приходишь так поздно? — спросила она наконец, когда портфель мужа с грохотом рухнул в прихожей.

— А сколько времени? — живо отозвался Ромка.

— Вообще-то третий час ночи, — сказала Катя как можно более спокойно. — Где ты был?

— Тебя это волнует? — спросил Ромка как будто даже обрадованно.

— А ты как думаешь?

— Думаю, не очень, — сообщил муж. — Что-то я поесть хочу. У нас есть что-нибудь?

Катя нарочито медленно запахнула халат, радуясь, что наложила вечером косметику.

— Там, где ты был, не кормят? — спросила она, появляясь в коридоре.

— Я ездил по делам, — ответил Рома уже более холодно. — Спасибо, что спросила. Так что можно съесть?

Катя судорожно перебрала в уме содержимое холодильника.

— Если хочешь, я приготовлю яичницу.

— Естественно, хочу, — ответил Ромка жизнерадостно. — А что, кроме яичницы, ничего нет?

— Пельмени «Довгань», — сообщила Катя.

Ромка скривился:

— Нет уж, лучше яичницу. А ты не могла что-нибудь посущественнее приготовить?

«Начинается», — подумала Катя.

— Я не привыкла, что ты ешь по ночам. Утром приготовлю что-нибудь.

По Ромкиным глазам Катя видела, что ему просто лень ругаться — почему-то он казался безмерно счастливым. Пока Катя жарила яичницу, он сидел за столом и улыбался каким-то своим мыслям. Чему-то, что ее, Кати, совсем не касалось.

— Что у тебя за дела были сегодня? — спросила она как бы между прочим.

— Слушай, отстань! — отмахнулся он. — Жарь яичницу! Интересно, почему, например, Оксана Савельева на полторы тысячи рублей в месяц готовит всякие вкусные вещи?

Оксана Савельева была женой Ромкиного однокурсника. Юра Савельев, в отличие от Ромки, в бизнес не пошел — честно служил положенное в рядах Российской Армии.

— Ты мне жена или просто так? — продолжал Ромка. — Чем ты вообще занимаешься?

— Я работаю, деньги, между прочим, зарабатываю, — напомнила Катя.

— Ты меня постоянно попрекаешь этим.

Ромка поерзал на стуле. Лицо его приобрело значительное выражение.

— Я придумал тебе дело, — сказал он. — С сентября пойдешь учиться.

— Учиться? — удивилась Катя.

— Да, — Ромка был очень доволен своей идеей. — На психолога. Мне нужна жена с высшим образованием.

Катя не знала, как реагировать на его предложение. Ей нужно было обдумать это в одиночестве.

— А ты уверен, что я поступлю?

— Пойдешь в платное.

— А деньги? Деньги будут?

Катя не знала, есть ли у Ромки какие-то еще доходы, кроме тех денег, что он дает ей. И если есть, то сколько. Сколько и откуда.

— Наверно, если я говорю, что ты будешь учиться на платном, то я уже подумал о деньгах, — сказал Ромка. — Может, хоть на человека станешь похожа.

— А сейчас я на кого похожа? — ахнула Катя.

— Сидение дома развращает, — пояснил Ромка. — Ты совсем за собой не следишь. Вот что это? — он цапнул ее за полу махрового халатика.

— Халат, — ответила она осторожно и попыталась представить себя со стороны: да, слишком длинный и много раз уже стиранный-перестиранный, совсем ее не украшает. Ну, пусть купит ей другой, если так.

— Сейчас куда ни плюнь — у всех высшее образование, — сообщил Ромка.

— Ну, у женщин не у всех, — возразила Катя.

— Народ даже в банях работает, и то высшее образование имеет, — продолжал Ромка.

— В каких банях? — удивилась Катя. — Кто работает?

Ромка только махнул рукой — что, мол, с тобой, с темной, разговаривать.

— Ну, что с яичницей?

Катя, поджав губы, поставила перед ним сковороду. Бани еще какие-то.

— Слушай, а можно на тарелку? — спросил Ромка.

Катя молча принесла тарелку — и, пока перекладывала яичницу, желтки расползлись желейными лужицами.

— Какого черта? — возмутился Ромка. — Ты можешь хотя бы яичницу пожарить, чтобы яйца не растекались?

— Ты же сказал — на тарелку, — виновато пролепетала Катя.

— Уйди отсюда! — гаркнул Ромка.

Она обиженно развернулась и пошла к двери — демонстративно медленно, но Ромка догнал ее, отрепетированным уже движением оттянул воротник халата и, вывалив за шиворот Кате горячую еще яичницу, ладонью придавил ее к Катиной спине.

— Ты что? — закричала Катя.

Плакать было бесполезно, это было бы просто смешно. Если бы не столь позднее Ромкино возвращение, Катя могла бы даже посмеяться. Но то, с каким остервенением Ромка проделал это! За что он так злится на нее?

— Урод, — сказала Катя спокойно, выходя из ванной.

— Я знаю, что урод, — согласился Ромка, и Катя невольно вздрогнула, увидев, как темнеют и сужаются его серые глаза. — Я имею право нормально питаться дома? Я тебе мало денег даю? Я спрашиваю!

— Нет, — ответила Катя.

— Тогда какого… Задолбало! Задолбало все! Яичницы твои задолбали! Пельмени!

— Не кричи, ребенок проснется, — сказала Катя тихо. Она вдруг почувствовала, как устала от всего этого. От этих бессмысленных разборок. Господи, когда все это закончится? И, главное, как?

— Да задолбала ты своим ребенком!

— Своим? — обалдела Катя. — Он тебе не нужен?

— Мама! — позвал из своей комнаты Шурка.

— Ты не спишь? — спросил Ромка совсем другим голосом.

Шурка появился в дверях комнаты, заспанный, щурясь от света, в старенькой пижамке, из которой торчали тоненькие щиколотки и запястья.

— Почему ты так кричишь на маму? — спросил Шурка у отца басом.

— А ты… Ах, черт! — Рома схватился за голову. — Почему ты не спишь?

— Потому что ты на маму кричишь, — объяснил малыш.

— Это наши взрослые разговоры, они тебя не касаются! Понял? Спи иди давай!

* * *

В воображении Романа Аня была чем-то средним между ангелом и демоном, но существом неоспоримо божественным, волшебным, неземным; ее яркая итальянская внешность восхищала и пугала одновременно. Подобное впечатление произвела на Романа то ли юная Софи Лорен, то ли молодая Джина Лоллобриджида — когда-то в позднем детстве, став первым ярким сексуальным возбудителем. В Ане была Италия — в темно-каштановых, почти черных упругих локонах, своенравно рассыпавшихся по плечам; в ярко-зеленых раскосых глазах, странных, неземных; в упрямом рисунке пухлого рта, волевого и улыбчивого одновременно. На свидание с Романом она пришла в светлом костюме, брюки цвета слоновой кости так плотно обтягивали бедра, что у Романа закружилась голова. Она сидела рядом с ним на переднем сиденье, и длинная темно-красная роза, подаренная Романом, лепестками своими касалась «молнии» безумных этих штанов… А потом, когда они поднимались по длинной лестнице в «Голливудских ночах», он видел очертания ее трусиков сквозь тонкую ткань. Она была так красива! И когда Роман позвал ее танцевать, когда она доверчиво положила свои ладони ему на плечи, он чувствовал каждое движение ее мышц под одеждой — как будто она была голой. Сразу вслед за этим несколько быстрых танцев, один за другим… Аня танцевала божественно, двигаясь резко и грациозно, и Роману так нравилось, что она на полголовы выше его.

— Боже, как кайфово! — сказал Роман, когда они вернулись за свой столик.

— Да, здорово, — согласилась Аня, вытирая бумажной салфеткой вспотевшее лицо.

— Не знаю, может быть, из-за этого у нас все разладилось с Катей. С женой.

— Из-за чего? — удивилась Аня.

— Ну, понимаешь, мы очень давно нигде не были вместе. Ребенок… Она просто трясется над ним. И теща лишний раз с ним не хочет оставаться. Знаешь, мне просто хочется иногда вот так… сходить в клуб, еще куда-то… И дело, в принципе, не в ребенке. Я знаю, что даже если мы пойдем куда-то, вот такого не будет.