Элизабет Хойт - Скандальные желания

– А мы здесь на что? – воскликнула леди Маргарет.

– Да, но наши дамы не живут в приюте круглые сутки, – заметила леди Пенелопа. – Так что это немного другое.

– А как насчет женщин-служанок? – спросила леди Изабель. Она сама не считала, что мистеру Мейкпису требовалась какая-то помощь – тем более женская, – чтобы управлять домом. Но ей нравилось слушать вздорные и чаще всего очень нелогичные реплики Пенелопы.

– Ну что можно требовать от слуг! – высокомерно прошипела она в ответ. Больше сказать ей было нечего.

Изабель положила в рот последний кусочек печенья, пытаясь скрыть улыбку.

– В любом случае, – быстро добавила леди Геро, – нам нужно договориться, кто пойдет осматривать новый дом с мистером Мейкписом. Это будет послезавтра. Нужно выбрать умную даму, тактичную и обаятельную, которая сможет закрыть глаза на… на своеобразный характер мистера Мейкписа. – Она глянула на Изабель и улыбнулась – мило, но и довольно лукаво. – Я думаю, лучше всего на эту роль подойдет леди Бекинхолл.

Мик О’Коннор лежал на соломенной подстилке в Ньюгейте и размышлял о своей жизни.

Которая могла оборваться уже завтра утром.

Его поместили в камеру с самыми толстыми стенами и приставили к двери дюжину солдат. Но, проведя в ней месяц, Мик все-таки выработал план побега. Как-никак он всю свою жизнь только и занимался тем, что придумывал разные планы. Сама тюрьма считалась неприступной, а подчиненных капитана Тревельона было невозможно подкупить. Но зато к Мику пускали посетителей. Пеппер был у него несколько раз, и с его помощью пират передал свой план остальным своим людям.

Мик вычислил, что лучше всего побег устроить в тот момент, когда его повезут на виселицу. Завтра на улице их встретит куча народу, ведь день-то выходной. Повозку будут охранять солдаты, но они могут затеряться в толпе зевак, лоточников, продающих всякую снедь, семей с детьми, которые вышли прогуляться. Значит, в какой-то момент его людям нужно будет устроить беспорядок и привлечь к себе внимание солдат и толпы. А в это время вторая группа пиратов как раз могла бы выкрасть его.

Конечно, план был сыроват, но давал кое-какие шансы на спасение. Он рисковал и раньше, ставя на кон жизнь, и всегда выигрывал. Почему бы не сделать это сейчас?

А вообще Мик ни о чем не жалел: что стал пиратом, что убил нескольких врагов. И, конечно, если бы можно было вернуть прошлое, он бы снова облил Чарли купоросом и освободил себя от участи стать проституткой в тринадцать лет.

Мик хотел изменить только одно. Он жалел, что не нашел тех слов, которые убедили бы Сайленс остаться с ним. Ему следовало солгать, пообещать ей все возможное и невозможное, только чтобы она согласилась жить с ним дальше. Черт, может, ему действительно стоило бы отказаться от разбоя ради нее? Сейчас Мик хотел только одного – сидеть рядом с ней за столом и кормить ее экзотическими фруктами, наблюдая, как от удивления у Сайленс округляются глаза. А потом делать так, чтобы глаза у нее расширялись уже совсем по другой причине… Он хотел бы ласкать ее молочно-белую кожу, а потом сказать…

Что сказать?

Боже. Конечно, то, что он любит ее. Что Сайленс – единственная женщина на земле, кроме его несчастной матери, которую он любит искренне, по-настоящему.

Мик закрыл глаза, не обращая внимания на крики, смех и стоны, которые доносились даже сквозь толстые тюремные стены. Если бы можно было вернуться в прошлое, он привязал бы Сайленс к кровати и ласкал ее до тех пор, пока та не призналась бы, что не может без него жить.

Потому что он без нее прожить точно не в состоянии.

Сейчас, если бы Сайленс была рядом, Мик обязательно попросил бы ее выйти за него замуж. И плевать на тех, кто потом сказал бы, что Красавчика Микки приручили и сделали домашним! Эта мысль заставила его улыбнуться. А если бы у них появился ребенок…

Мик тут же открыл глаза. Вдруг Сайленс уже носит под сердцем его дитя? Раньше он не задумывался об этом, поскольку верил, что его любимая останется с ним. Боже правый! Мик вскочил и принялся мерить шагами камеру, гремя цепями. Если Сайленс поймет, что беременна, то придет в отчаяние. Ему-то наплевать, родится их ребенок в браке или так и останется незаконнорожденным. Но для Сайленс это будет позором. От нее все отвернутся. Да, родственники любят ее, но их понятия о морали слишком строгие. Вдруг они выгонят Сайленс на улицу? Где она найдет денег, чтобы прокормить Мэри Дарлинг и младенца? Ох, это просто ужасно!

– Что, уже петля мерещится? – спросил тюремщик, грязный коротышка, который так и лопался от гордости, что ему выпала честь охранять знаменитого Микки О’Коннора. Конечно, настоящими его охранниками были солдаты, но это надзирателя совсем не смущало. Его противное лицо показалось в зарешеченном окне, которое прорубили в двери камеры. – У последнего парня, что мы вешали, шея растянулась аж на целый фут.

Мик не стал обращать на него внимания. Он вернулся в угол и сел на чистый соломенный тюфяк, который, кстати, купил за баснословные деньги. Подперев голову руками, Мик стал думать о том, как помочь Сайленс. Скоро тюремщику надоело оскорблять узника, который никак на него не реагировал, и он ушел.

Мику действительно не было до него никакого дела. Он молча сидел, а потом закрыл глаза и сделал то, что в последний раз делал, когда ему было тринадцать: начал молиться.

До рассвета оставался еще час, и Сайленс шла по темным улицам к Ньюгейту.

– Безумие какое-то, – рычал рядом Берт. – Не следует вам бродить по Лондону ночью. Хозяин за это головы оторвет.

– Ничего он нам не сделает, – возразил ему Гарри. – Мик ведь в тюрьме.

– Берт, я должна увидеть его, – сказала Сайленс. – Неужели ты не понимаешь? Я люблю его. И не могу просто так отпустить его на… – Она запнулась и всхлипнула.

Но быстро взяла себя в руки. Нет, только не сейчас! Еще будет время плакать и убиваться от горя. Сейчас ей нужно быть сильной – ради Майкла. Она не видела его больше месяца. Уинтер и Темперанс не пускали ее к нему, пока шел суд. И только когда был вынесен смертный приговор, сестра с братом смягчились и разрешили увидеть любимого в последний раз.

Гарри неуклюже похлопал ее по плечу и сказал:

– Мы все понимаем, мэм. Ваша любовь к хозяину – это настоящее чудо. И мы все поможем вам увидеть его до того, как… – Охранник тоже подозрительно всхлипнул и замолчал.

Два пирата, конечно, старались держать себя в руках, но Сайленс помнила, какими они вернулись в тот день, когда суд огласил вердикт. Большое уродливое лицо Гарри, казалось, навсегда прорезали глубокие морщины печали. А Берт всякий раз вытирал покрасневшие глаза, когда думал, что на него никто не смотрит.

До тюрьмы оставалось совсем недалеко, и охранники встали еще ближе к Сайленс. Она несла лампу, и потому руки у Берта и Гарри были свободны – на всякий случай, если кто-то решится на них напасть.

Когда прямо перед Сайленс из темноты вдруг выступили зловещие очертания Ньюгейта, она вздрогнула и плотнее завернулась в накидку. Дорогу преграждали старинные ворота, а сбоку стояло сравнительно новое здание. Это был еще один тюремный корпус. Возле больших двойных дверей дремал охранник. Когда они подошли к нему, тот сразу проснулся и окинул их мрачным взглядом.

– Нам надо увидеть Микки О’Коннора, – вежливо произнес Гарри.

– К нему нельзя, – отрезал охранник.

Гарри кинул ему монету. Тюремщик ловко поймал ее и осмотрел со всех сторон, а потом прошипел:

– Это что, один шиллинг?

– А что, хорошая цена! – вступил в разговор Берт.

Мужчина у двери начал что-то отвечать, но Гарри со вздохом сунул ему еще одну монету. На этот раз охранник улыбнулся и заявил:

– Вот так уже лучше.

– Да это самый настоящий грабеж! – вспылил Берт и полез к мужчине с кулаками.

– Ладно, тише вы, – сказал охранник, отступая на шаг. – Я пропущу вас, но только потому, что у меня сейчас хорошее настроение.

Берт изрек довольно обидную фразу о настроении, которое так и хочется подпортить, упомянув при этом родителей охранника, но тот, слава богу, сделал вид, что ничего не слышит. Он открыл дверь, за которой сразу начинался коридор, по обеим сторонам которого располагались камеры. Было темно, но Сайленс слышала, как арестанты храпели во сне, стонали и ворочались.

Охранник провел их через внутренний двор, а потом стал подниматься по лестнице. На втором этаже с одной стороны коридора тоже располагались запертые камеры, а в конце виднелась дверь. Охранник открыл ее ключом, и за ней оказалась небольшая комната, в которой стояли или дремали на стульях с десяток солдат.

Их провожатый прошел еще к одной двери в дальнем конце комнаты. Он провел связкой ключей по решеткам в окне, отчего те загремели, а потом отпер ее и шагнул внутрь.

– Эй, О’Коннор! – крикнул коротышка. – Тебе…

Из темноты показалась рука, которая молниеносным движением схватила охранника за горло. В следующую секунду на свет вышел сам Майкл. Он прищурился, глянул на Сайленс.

Его чернильно-черные волосы разметались по плечам. Несмотря на холод, он был в одной рубашке. Тонкое кружево на воротнике и рукавах выглядело странно на фоне мрачной тюремной обстановки. Когда он двигался, на его ногах начинали звенеть толстые цепи. Но в целом Майкл выглядел так же высокомерно, как в тот день, когда она пришла к нему за Мэри Дарлинг. Видимо, даже тюрьма не могла сломить дух Майкла О’Коннора.