Чарлз повернулся и резко шагнул к ней:

— Наше нынешнее затруднительное положение — полностью твоя вина. Мы бы не оказались в таком положении, если бы ты не отказала многочисленным предложениям о браке от приличных мужчин.

— Моя вина? — Ее охватила ярость. — Ты обвиняешь меня за свои недальновидные решения в делах?

Лицо Чарлза стало грозным, взгляд холодных глаз пронзил Викторию.

У Виктории перехватило дыхание, она испугалась, что зашла слишком далеко. Но вместо ожидаемого взрыва отец с трудом сглотнул и тяжело опустился на единственный в комнате стул.

— Незачем нам ссориться, Виктория, — сказал Чарлз, разглаживая воображаемые помятости на бриджах. — Это предложение — реальное решение нашей проблемы, и ты должна быть менее эгоистичной.

Виктория неохотно присела на край кровати и посмотрела на отца.

— Он хочет, чтобы я стала его любовницей, папа. Не женой. После такого скандала мое имя будет смешано с грязью, и все планы на будущее замужество рухнут. Даже Джейкоб не женится на мне после этого. — Виктория проглотила подступившие слезы. — О каком эгоизме с моей стороны ты говоришь?

— Ты когда-нибудь бывала в работном доме, девочка? — спросил Чарлз. — Там совершенно непотребные условия. Тебе придется работать двадцать часов за три картофелины. Твоя мать очень болезненная женщина. Неужели ты думаешь, что она сможет пережить такие трудности? А Спенсер? — Чарлз впервые, с тех пор как вошел в комнату, посмотрел на сына. — Уверен, даже твоя мать пережила бы брата в таком заведении.

Спенсер молча забился в глубь комнаты.

— После работного дома тебе уже не придется беспокоиться о своей репутации. — Тяжелый взгляд отца пригвоздил Викторию к месту. — Вся наша семья погибнет. — Он наклонился вперед и пристально посмотрел на нее. — У тебя есть выбор: согласиться с его требованиями сейчас, сохранив хоть немного гордости, или подождать несколько месяцев. Только тогда ты уже будешь не желанной любовницей, а всего лишь уличной проституткой, умоляющей о милостыни, которую он бросит тебе под ноги.

Виктория закрыла глаза и внутренне содрогнулась от этой мысли. Она понимала справедливость отцовских слов, пусть даже вульгарных. Если она откажется от предложения Блейка, они закончат жизнь в долговой тюрьме. Доброе имя ее семьи будет уничтожено. Отец потеряет свое место при принце-регенте.

Она думала о плохом здоровье матери, ее постоянных головных болях и о Спенсере, честно признав, что ее брату не хватит сил и характера, чтобы выжить в таких условиях.

А она сама? Сколько она сама выдержит в долговой тюрьме?

Виктория была реалисткой и знала, что происходит с молодыми незамужними женщинами в пользующихся дурной славой заведениях Лондона. Они оказывались изнасилованными, беременными и жили в страшной бедности. Многие были вынуждены заниматься проституцией.

Отец был прав. И потому она подчинится Блейку, если уж ей выпала такая судьба.

Переживания по поводу того, чтобы стать любовницей и оскандалиться в обществе, меркли по сравнению с таким ужасным исходом для всей семьи.

Виктория глубоко вздохнула и посмотрела отцу в глаза:

— Другого выхода нет?

— И да, и нет. — Чарлз поднял руку; чтобы успокоить оптимизм, блеснувший в ее глазах. — Я попытаюсь занять деньги в другом месте, но, скорее всего они не покроют сумму займов, только часть процентов. Мне потребуется несколько месяцев, чтобы найти необходимую сумму. Так что тебе придется пойти с ним.

Виктория выдохнула. Вспыхнувшая было надежда, умерла, как угасает пламя. Собрав все свое мужество, она спросила:

— Что же произошло между тобой и покойным лордом Равенспером, за что Блейк так ненавидит нас?

Чарлз сидел, не шелохнувшись, прищурив глаза.

— Разговоры о прошлом не изменят наших обстоятельств.

— Если я вынуждена жертвовать собой, то заслуживаю знать правду.

— Но ты почти все знаешь. — Чарлз вскочил на ноги. — Малком Мэллори, — он помолчал и горько рассмеялся, — лорд Равенспер, был графом, хотя обращаться к нему подобным образом казалось мне смешным, потому что мы были равноправными партнерами. Мы занимались импортом и экспортом огромного количества товаров: английский чай, тонкий фарфор, мебель, одежда, даже животные. Поначалу все шло прекрасно, но по мере усиления напряженности в отношениях с Францией и на фоне неизбежности войны торговля почти прекратилась. Малком любил широко тратить деньги и вскоре оказался в долгах. От безысходности он организовал экспорт оружия и обмундирования во Францию, что приносило огромную прибыль, хотя уже вышел королевский запрет в отношении торговли с этим постоянным врагом Англии. Свои предательские действия Малком держал в секрете от меня. Когда я обнаружил правду, у меня не оставалось другого выбора, как порвать с ним все деловые связи и ликвидировать все имущество. Малком обвинил меня в том, что себе я взял больше, чем мне причиталось. — Чарлз запнулся, но потом продолжил хриплым голосом: — Конечно, подобные обвинения были абсолютно безосновательны. Вскоре объявились и кредиторы Малкома. Обнаружив его преступную деятельность, я отказался одолжить ему денег, и мы ужасно поскандалили. Спустя несколько месяцев я услышал, что Малком потерял все свое состояние, и его семья была отправлена в работный дом. Чтобы самому избежать такой участи, Малком свел счеты с жизнью. К сожалению, его жене и детям пришлось несладко. Потом я слышал, что его жена и дочь умерли от туберкулеза в этом заведении. Я думал, что, и Блейк тоже умер.

— Яслышала, что лорд Равенспер покончил с собой. — Виктория закусила губу и отвела взгляд. — Но не знала, что мать и сестра Блейка погибли так трагично.

— К тому времени, когда мы узнали об их судьбе, было уже слишком поздно. — Чарлз встал и, подойдя к двери, открыл ее. — Прошлое никак не меняет настоящего. Мать поможет тебе собрать вещи. Я пошлю Блейку записку, сообщу, что мы приняли его предложение.


— У меня есть план, но мы должны действовать быстро. — Виктория выпрыгнула из экипажа и стремительно направилась по Треднидл-стрит.[3]

— Я все еще не могу осмыслить, как отец согласился отдать тебя Блейку. — Спенсер спешил следом за сестрой. — Любовница! Ты была права насчет этого человека. А я, дурак, считал его своим другом.

Они миновали салон одежды, магазин серебряных изделий и булочную и подошли к Английскому банку. Непосредственной их целью была восточная часть здания — Лондонская фондовая биржа. Массивное здание из камня и белого кирпича занимало огромную площадь. Биржа была построена в 1802 году и уже существовала десять лет.

Виктория и Спенсер направились к главному входу на биржу, расположенному на Бартоломью-лейн. Привратник в ярко-красной униформе, черной шапочке и перчатках открыл перед ними тяжелую дубовую дверь.

Виктория проскользнула внутрь. Запах сигаретного дыма и дорогого виски сразу ударил ей в нос. Когда она прошла через пустой холл, стук ее каблуков по мраморному полу эхом отдавался среди каменных стен.

К ним навстречу бросился биржевой служащий.

— Мисс Эштон, — приветствовал он ее с искренней улыбкой, потом повернулся к Спенсеру, и улыбка погасла. — Мистер Эштон, — кивнул он.

Виктория догадалась, что слава беспечного пьяницы и игрока бежала впереди Спенсера.

— Я полагаю, — служащий вновь переключил внимание на Викторию, — вы хотите увидеть мистера Макдоналда?

Виктория кивнула, и служащий, взмахом руки указав, куда им присесть, вышел. Виктория выбрала стул напротив вращающихся дверей, которые вели в самое сердце биржи. Пока они ждали, она нарисовала себе яркую картину: как в этом огромном холле, лишенном роскоши и украшений, каждый день клиенты консультируются со своими брокерами, как переходят из рук в руки миллионы фунтов.

Двери внезапно раскрылись, и Виктории на мгновение удалось увидеть кипевшую за ними работу. Зал был переполнен бегающими в безумном темпе людьми. Они кричали и обменивались друг с другом жестами — шум в этой дикой толпе стоял оглушительный.

От близости к этому действу Викторию всегда бросало в дрожь. Вот и сейчас одного только взгляда на бурлящий зал было достаточно, чтобы у нее участился пульс. Через двери прошла группа хорошо одетых мужчин, они бурно обсуждали сделки дня. Виктория скромно опустила голову, чтобы не привлекать к себе внимания.

Лондонская биржа была территорией мужчин. Повсеместно считалось: женщинам не хватает ума, чтобы решать экономические вопросы, не говоря уже о том, чтобы целенаправленно вкладывать деньги для получения прибыли. Поэтому Виктория разработала свой способ, чтобы принимать участие в работе биржи.

Снова открылись двери. Виктория подняла голову, и кровь стремительно побежала по ее жилам. Многочисленные джобберы,[4] которые покупали и продавали акции для биржевых брокеров, спешили с бумагами, чтобы прикинуть суммы торгов.

Наблюдая за этой суетой, Виктория почувствовала возбуждение и прилив сил.

Минут через пятнадцать в холле появился невысокий мужчина в очках и с редкими волосами.

— Мисс Эштон! Какой приятный сюрприз! Ваш больной дядюшка прислал вас участвовать еще в одних торгах от его имени?

Виктория встала и осторожно улыбнулась старейшему биржевому брокеру.

— Я тоже рада видеть вас, мистер Макдоналд. К несчастью, дяде Шелдону стало хуже. — Виктория моргнула, словно пряча слезы. — Он просил нас узнать остатки на всех его счетах. — Она замолчала и приложила к глазам носовой платок. — На всякий случай, как вы понимаете.

— Мне очень жаль, мисс Эштон. — Мистер Макдоналд взял ее за руку и помог снова присесть на стул. — Я… я сейчас вернусь, — пробормотал он, очевидно, смутившись при виде ее слез, и исчез за дверями.

— Как не стыдно расстраивать старика, — хихикнул Спенсер.

— Для меня это единственный способ продолжить свои операции с бумагами. Или мне нужно напомнить тебе, что женщинам нельзя участвовать в торгах, а ты пока еще не заслужил должного доверия, чтобы получить членство на бирже? Поэтому воображаемый дядюшка Шелдон из Франции должен страдать плохим здоровьем, но он выживет, я тебе обещаю.