— Бог мой! Какая катастрофа! — разрыдалась она после вспышки гнева. — У меня же ничего не осталось… А я в одной ночной рубашке! Как я поеду в Роберваль?

Согнувшись пополам, она в отчаянии заламывала руки. К ней подошла Иветта.

— Мадам Шарден, я могу одолжить вам свое выходное платье. У нас ведь почти один размер.

Иветта Лапуант была дочерью местного тележника, ныне ушедшего на покой. В юности у нее была скверная репутация: в поселке ее считали гулящей. Но, став замужней женщиной, она остепенилась и сейчас растила двух сыновей. Однако ее вкусы в одежде не изменились. Молодая женщина обожала яркие цвета и кружева. Она не боялась показывать ноги, которые, впрочем, были довольно красивыми.

— Дайте мне что угодно, только не выходное платье, — ответила Лора. — Спасибо, Иветта, вы очень любезны. Хотя я бы предпочла траурную одежду…

— К сожалению, я не смогу вам помочь, — сказала приблизившаяся в свою очередь Андреа Маруа. — Мы с вами разной комплекции.

— Разумеется! На кого я буду похожа? На клоуна!

После этих слов у Лоры началась настоящая истерика с бурными рыданиями, прерываемыми пронзительным смехом, — казалось, она потеряла рассудок. Задыхаясь, с блуждающим взглядом, она протягивала руки вперед. Встревоженный Мукки пытался ее успокоить.

С гримасой отчаяния на лице Лора Шарден указала дрожащим пальцем на Киону.

— Я уверена, что Луи хотел приготовить еду для нее, а не для себя. Он бы все ради нее сделал. И не вздумай отрицать, Луи! Ты помешан на своей Кионе! Мой муж, Эрмин, Тошан, ты, Мукки, и Луи, мой малыш Луи тоже — вы все над ней трясетесь! Господи, я этого не вынесу! Я была слишком добра, взяв тебя в свой дом, дочь Талы, но теперь я понимаю, как ошибалась! Ты думала только о том, как забрать у меня все, оставить меня ни с чем!

— Бабушка, перестань! — воскликнул Мукки. — Ты говоришь ерунду! Тебе надо успокоиться. Пойдем, я отведу тебя к Лат антам. Иветта поможет тебе одеться, а Онезим отвезет в больницу. Нужно еще предупредить маму и отца.

Близняшки испуганно наблюдали за происходящим. Лоранс схватила старшего брата за руку.

— Мукки, мы можем поселиться в Маленьком раю? В доме Шарлотты… У Онезима наверняка есть запасные ключи.

— Конечно! — откликнулся рыжеволосый здоровяк. — Отличная идея! А ты молодчина, Лоранс!

В их сторону направлялся Жозеф Маруа. Судя по всему, он чувствовал себя лучше. Киона окликнула его:

— Месье Жозеф, я могу запереть пони и свою лошадь в вашем хлеву? Их пугает запах пожара. Я тоже хочу помочь, но мне приходится их держать!

— Ты что себе вообразила? — возмутилась Лора. — Я больше не хочу тебя видеть! Ты отправишься в пансион, подальше отсюда, и Луи тоже. А пока, Киона, можешь спать под открытым небом, как твоя мать Тала, как все твои хваленые предки монтанье!

Девочка смерила свою мачеху холодным взглядом. В чертах ее лица, искаженного негодованием, не осталось ничего детского.

— Хорошо! Если ты меня гонишь, я уйду, — ответила она.

Никто не успел ее удержать. Она запрыгнула на спину лошади, отпустила веревку, удерживающую пони, и животное тут же рвануло галопом по аллее, огибающей дом Шарденов.

— Киона, вернись! — крикнул Мукки.

Но все было напрасно. Она исчезла в теплой июльской ночи.

Квебек, театр Капитолий, следующий день

Эрмин теребила в руках телеграмму, которую ей только что вручил почтальон. Она стояла за кулисами, дожидаясь своего выхода на сцену, и этот сероватый листок бумаги не сулил ей ничего хорошего. Взгляд ее красивых голубых глаз то и дело настороженно обращался к нему, нежно-розовые губы подрагивали. Это была прелестная молодая женщина с лицом мадонны и роскошными светлыми волосами.

«Что это может быть? — спрашивала она себя. — Для слов поддержки несколько поздновато, первый акт уже начался».

Эрмин слышала музыку, сопровождающую реплики певцов. В Капитолии «Богему» Джакомо Пуччини включили в дневной репертуар, что было непривычно. Но война закончилась, и квебекцы нуждались в развлечениях.

«Скоро мой выход. Похоже, телеграмма отправлена из Роберваля. Неужели что-то случилось?» — терялась она в догадках.

Испытывая досаду, поскольку сейчас ей очень не хотелось отвлекаться, молодая женщина вскрыла телеграмму. Она бы предпочла сконцентрироваться на персонаже нежной Мими, в которую ей предстояло перевоплотиться. К тому же за тяжелым занавесом из красного бархата было темно.

«Если это мама, она могла бы позвонить мне в обед. Господи, она никогда не изменится!»

Перед взором Эрмин на секунду возник образ матери, красивой и своенравной Лоры Шарден, с платиновыми кудряшками, светлыми глазами, всегда изысканно одетой. Затем она попыталась прочесть в полумраке текст телеграммы.

«Дом в Валь-Жальбере сгорел. Жослин и Мирей в больнице. Киона сбежала. Дозвониться до тебя не смогла. Возвращайся скорее. Мама».

Из груди молодой певицы вырвался крик ужаса и недоверия, ноги задрожали. Ее бросило в холод, затем обдало жаркой волной. К счастью, Лиззи, помощница режиссера, всегда находилась неподалеку.

— Что с тобой, Эрмин? О Господи! Плохие новости? Кто-то умер?

Энергичная приземистая Лиззи схватила Эрмин за руку. Ее зеленые глаза с тревогой всматривались из-под шапки кудрявых волос с проседью в прекрасное лицо Соловья из Валь-Жальбера — так прозвала пресса Эрмин Дельбо, одну из самых талантливых обладательниц сопрано своего времени.

— Нет, никто не умер, по крайней мере я на это надеюсь, — пробормотала та вместо ответа. — На, почитай! Боже, я не смогу петь, у меня во рту пересохло, я в шоковом состоянии!

— Ты что! Через три минуты Рудольф останется один и тебе придется идти на сцену, моя дорогая. Поэтому соберись! Я прочла — все это, конечно, неутешительно.

— Да это просто ужасно, Лиззи! Дом сгорел, мой отец и наша славная Мирей в больнице, а младшая сестренка сбежала… Как я могу петь, зная об этом? Конечно же, дублерши вы не предусмотрели.

— Именно, и в этом нет моей вины. Люди пришли послушать тебя, а не другую певицу, и заплатили деньги. Да, ситуация непростая, но тебе придется взять себя в руки и выступить. Мы же не на киносъемочной площадке, здесь нет дублеров! Постой, я принесу тебе воды.

Эрмин оперлась одной рукой о металлическую стойку, поддерживающую механизм занавеса. Ее сердце колотилось как бешеное, а в голове проносились картины конца света. Она видела, как пламя пожирает красивый дом Шарденов, стоящий в конце улицы Сен-Жорж, в опустевшем Валь-Жальбере, дорогом ее сердцу поселке, где она выросла.

«Больше нет нашего дома, все уничтожено: красивая лестница из лакированного дерева, зеленая крыша, люстры, зеркала, восточные ковры, атласные обои и мебель, — думала она с горечью, от которой перехватывало горло. — А что с детьми? Где они? Мукки, Лоранс, Мари-Нутта, мой брат Луи? И Киона! Почему она убежала? Что это значит? Неужели она в чем-то виновата? Нет, это невозможно! Господи, куда она направилась?»

Лиззи уже вернулась, держа в руках графин и стакан. В свои сорок лет она была очень живой, подвижной и, кроме того, прекрасно разбиралась в оперном искусстве. Протягивая стакан с водой Эрмин, она встревоженно прислушивалась к репликам тенора, баритонов и двух басов, находившихся на сцене.

— Ну вот, сцена близится к завершению. Они выставили за дверь хозяйку квартиры. Скоро твой выход.

Сюжет этой оперы всегда нравился Эрмин. Всего во второй раз она исполняла главную женскую роль. Действие разворачивалось в Париже девятнадцатого века, в Латинском квартале, излюбленном месте творческих личностей и студентов, ведущих беспорядочный образ жизни. Путь Мими, очаровательной бедной портнихи с хрупким здоровьем, безответно любившей Рудольфа, нищего поэта, окруженного друзьями — художниками и философами, закончился трагически.

— Лиззи, умоляю, предупреди моего мужа, — прошептала Эрмин. — Он уже должен быть в своей ложе. Скажи, чтобы он позвонил моей матери и ждал меня здесь, за кулисами.

— Бедная моя, куда же он будет звонить твоей матери, если ваш дом сгорел дотла?

— Не знаю, Тошан что-нибудь придумает. Покажи ему телеграмму.

— Боже милосердный, тебе пора! Иди на сцену! Скорее!

Эрмин выпила еще немного воды и поправила шерстяную шаль, накинутую на ее скромное платье. Лишь длинные светлые волосы служили ей украшением, а здоровый цвет лица был скрыт под слоем почти белого грима. Она должна была выглядеть бледной и хрупкой. Гримерше пришлось немало потрудиться, чтобы замаскировать ее пышущий здоровьем вид. Эрмин провела несколько недель в лесу, на берегу Перибонки, на открытом воздухе, под солнцем. Ее муж, метис Тошан Дельбо, владел обширными землями там, где раньше стояла скромная дощатая хижина, сколоченная его отцом, ирландским золотоискателем.

С годами Тошан расширил хижину, превратив ее в прочное строение из еловых досок, просторное и уютное. Зимой там жила довольно необычная пара — Шарлотта Лапуант, бывшая протеже Эрмин и Лоры, и ее горячо любимый спутник Людвиг, по происхождению немец. В начале войны он сбежал из лагеря для военнопленных, одного из тех, что негласно существовали на канадской территории под эгидой британского правительства.

— Эрмин, прошу, возьми себя в руки! — настаивала Лиззи. — У тебя нет выбора, сейчас твой выход. Не забудь, ты потеряла ключ от своего жилья, и Рудольф будет помогать тебе его искать.

— Я знаю.

Молодая певица глубоко вздохнула, не в силах унять дрожь во всем теле. Она невольно перенеслась мыслями на несколько лет назад, и перед ней возникло лицо мужчины. Это был молодой учитель по имени Овид Лафлер, тихо говоривший ей:

— Даже когда у артистов тяжело на душе, они должны, несмотря ни на что, петь или играть на сцене, чтобы хоть на время отвлечься от своих переживаний.