— Благодарю вас, Родольф. Зачем вы лишаете себя удовольствия петь, хотя бы так, тихонько?

— А я не лишаю. Эта ария заставляет меня думать о вас, о нас с вами. Вы — та самая безвестная красавица с лазурными глазами… Моя супруга была брюнеткой с темными глазами, как Флория, ревнивая Тоска. Но такая любящая, такая нежная! Ее одну я обожаю, ей одной должен поклоняться. Вы, Эрмин, были лишь прекрасным сном, в котором я прятался от воспоминаний о Бландине. Однажды я с ней встречусь, возможно, скоро, кто знает? Прощайте… Прощайте, вы можете лететь, мой милый соловей!

Он вынул что-то из кармана брюк и бросил к ногам своей кузины, затем, не удостоив взглядом ошеломленных женщин, снова заперся в своем кабинете.

— Но… Это же мой паспорт! — воскликнула Эрмин.

Она подняла с пола документ, который показался ей слишком толстым. Из него, со звоном ударившись о паркет, выпали два ключа.

— Вы ему больше не нужны, — всхлипнула Анни с лицом, искаженным болью и ненавистью. — Так что убирайтесь! Складывайте свой чемодан и уходите от нас. В нескольких милях отсюда есть городок. Пройдете до конца по аллее и повернете направо. Убирайтесь, видеть вас больше не могу! Вы — та, кем я никогда не была, но кем всегда мечтала быть.

— Я сейчас уйду, но вам следует позаботиться о нем, организовать ему лечение. Он этого заслуживает.

— Я всегда заботилась о нем. Если он потерял голову, то только из-за вас.

Эрмин решила больше не спорить, напуганная странным выражением лица Анни Вонлантен. Она сбежала вниз по лестнице в последний раз вошла в розовую комнату, быстро накинула тонкую шерстяную кофту, взяла в руки сумочку и платок и поспешно поднялась по ступенькам. Молодая женщина оставила свой чемодан, который был довольно тяжелым и стеснял бы ее.

«Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — говорила она себе. — Сейчас он передумает и отберет у меня ключи, как только я соберусь выйти. Скорее, скорее!»

Но Родольф по-прежнему оставался в запертом кабинете. Возле входной двери стояла его кузина.

— Дайте мне ключи, — холодно сказала она. — Я открою вам дверь и запру за вами.

— Нет, лучше я сделаю это сама. Я вам не доверяю, вы снова меня обманете.

Анни пожала плечами, не настаивая. Дрожащей рукой Эрмин отперла дверь и — наконец! — перешагнула порог величественного дома Вонлантенов. Она торопливо спустилась по мраморным ступенькам крыльца и, едва оказавшись на дорожке, посыпанной розовым песком, бросилась бежать. Свежий воздух опьянял ее, тысячи запахов окружающего леса окрыляли, делая ее невесомой.

— Все кончено! Я свободна! Спасибо, Господи, спасибо!

Она уже приближалась к краю аллеи, когда внезапно услышала зловещий звук, не оставлявший сомнений. Это прогремел выстрел. Побледнев, певица обернулась. До нее донесся жуткий пронзительный крик. Он мог принадлежать только Анни.

— О нет, только не это! — простонала Эрмин. — Господи, я должна была об этом догадаться. Он ведь говорил, что хочет встретиться со своей женой, но я была так счастлива, что не поняла его намерений!

Почувствовав головокружение и тошноту, Эрмин схватилась за ствол одной из елей, окаймлявших дорожку. Несколько минут спустя она различила сквозь пелену слез очертания машины, которая мчалась на большой скорости и резко затормозила возле нее. На автомобиле виднелась надпись. Молодая женщина прочла ее, не сразу поняв смысл. «Полиция! Кто их предупредил?» — удивилась она.

Из машины выскочил мужчина в форме и бросился к ней, чтобы поддержать.

— Мадам? Вы мадам Дельбо? — спросил он на неуверенном французском с ярко выраженным американским акцентом. — Нам позвонил месье Вонлантен. Он сказал, что освободил вас и собирается покончить с собой.

— Боюсь, он это уже сделал. Я слышала выстрел. Этот несчастный убил себя! Прошу вас, месье, увезите меня отсюда. Я должна позвонить своим родным.

Она повторила это по-английски. Со словами «yes, yes!» полицейский поручил напарнику отвезти ее в соседний городок и без промедления возвращаться обратно. После этого он зашагал вверх по аллее. Констатация самоубийства не займет у него много времени.

Анни Вонлантен стояла у окна и смотрела на полицейского, идущего к дому. Ее некрасивое лицо было залито слезами, она сжимала в руках кота.

— Теперь мы останемся совсем одни, Фауст… Но нам с тобой не привыкать, правда? По крайней мере, этой певицы больше здесь не будет. Его прекрасной Эрмин! Я была уверена, что она никогда его не полюбит.

Валь-Жальбер, тот же день, тот же час

Лора пригласила Андреа Маруа на полдник. В стенах Маленького рая атмосфера была такой напряженной, что любой визит приносил хоть немного успокоения.

— Вы не против, Андреа, что я отправила детей прогуляться? Дождь еще не закончился, но на улице им все равно будет лучше, чем в доме. Ваша Мари рассудительная девочка, она пообещала за ними присмотреть.

— Вы правильно сделали, мадам Лора, — тихо ответила супруга Жозефа. — Понимаю, что вам всем сейчас приходится нелегко. К тому же это уже не совсем дети, и я не боюсь, что они наделают глупостей. В тринадцать-четырнадцать лет они очень быстро взрослеют, особенно девочки.

Женщины сидели на кухне в компании Мирей. Сдвинув очки на кончик носа, экономка перебирала чечевицу.

— Ну что, в Квебеке по-прежнему ничего нового? — спросила Андреа. — Когда я заходила к вам вчера утром, вы собирались рассказать мне о действиях, предпринятых вашем мужем и зятем. Но Луи порезался пилой, и нам пришлось прерваться.

— Поиски не дали никакого результата, — вздохнула Лора. — Служащие «Шато Фронтенак» подтвердили, что моя дочь уходила утром, возвращалась рано вечером и ложилась спать после ужина. И, действительно, ее чемодан в субботу вечером забрал месье Метцнер. Увы! Этот мужчина уехал из Канады в Швейцарию. Тошан встретился с музыкантами, работавшими на Родольфа Метцнера. В частности, с пианистом. Тот заверил его что пластинка записана. Они даже отпраздновали это событие в субботу.

— Как же ваш зять сумел разыскать этого пианиста? Квебек такой большой!

— Благодаря Лиззи, помощнице режиссера в Капитолии. Эрмин мне как-то ее представляла. Учитывая ее профессию, она чает почти всех музыкантов в городе. Короче, этот пианист, очень почтенный господин, сообщил Тошану номер телефона секретаря Метцнера. Тот сказал моему зятю, что его шеф сейчас в Женеве. А может, где-то еще — мой муж несколько раз звонил ему, так и не добившись ответа.

— Боже милосердный, без малышки Кионы у меня бы уже не осталось надежды! — воскликнула Мирей.

— У нее снова были видения? — заинтересовалась гостья.

Лора поморщилась, прежде чем ответить. Мирей налила Андреа чаю и кивнула в сторону тарелки с печеньем.

— Нет, спасибо, когда я волнуюсь, у меня пропадает аппетит. Ну так что же Киона?

— Моя падчерица утверждает, что наша Эрмин живет в большом богатом доме. Это ее слова. Она все твердит о каком-то белом коте, который якобы мешает ей поговорить со сводной сестрой. Девочка снова видела ее сегодня утром на роскошной кухне: Эрмин кипятила воду. Разумеется, меня это успокаивает. Я повторяю себе, что моя дочь жива и здорова. Но видения Кионы настолько лишены смысла, что со временем я перестаю в них верить.

— Вы забыли сказать, мадам, что месье Жослин обратился в полицию Квебека и что полицейские вчера днем вскрыли вашу бывшую квартиру на улице Сент-Анн, — произнесла экономка укоризненным тоном.

— Я как раз собиралась это сделать, Мирей. Не нервируй меня. Итак, полиция обыскала квартиру и не обнаружила ничего необычного. Мой зять регулярно звонит мэру, который тут же передает сообщения мне.

Не понаслышке зная, какой сложной бывает семейная жизнь, Андреа Маруа решила не высказывать своего мнения вслух. Лора могла сколько угодно твердить о материнской тревоге, намекать на похищение, но это сильно попахивало адюльтером, нередко встречающимся в артистической среде. «Если Киона говорит правду, Эрмин убежала с любовником. Когда такая красивая женщина готовит себе горячий напиток в роскошном доме, сомнений быть не может».

Не слишком избалованная природой, наделенная излишне пышными формами, бывшая учительница отличалась чувственным темпераментом. Жозеф ее удовлетворял, но с тех пор, как она познала удовольствие, ей не раз доводилось испытывать волнение при виде красивого мужчины и представлять себя в его объятиях. Это был секрет, спрятанный в тайниках ее души. Она часто спрашивала себя, позволяют ли себе такие фантазии другие женщины и борются ли они с соблазном, когда представляется случай.

— О чем вы задумались, дорогая? — спросила ее Лора.

— Я молилась за вашу семью, — солгала Андреа, взгляд которой затуманился за толстыми стеклами очков. — Когда я откликнулась на ваше объявление о частных уроках, я даже не представляла, как это перевернет мою жизнь. Я с радостью обучала ваших внучек, вашего сына и даже этих ужасных отпрысков Онезима Лапуанта. А свою милую Мари я люблю, как родную дочь.

Мирей кивнула несколько раз подряд, что стало одной из ее навязчивых привычек после пожара.

— Хорошее было время, мадам, — жалобно сказала она. — Вы были богаты, в вашем красивом доме все время кто-то гостил, веселилась молодежь… Как жаль, что все это закончилось.

Непрерывные звуки клаксона заставили вздрогнуть всех трех женщин. Хлопнула входная дверь, и в дом без стука вошел Вэлли Фортен в шляпе, съехавшей набок.

— Мадам Шарден, скорее! Я взял машину, чтобы отвезти вас к себе. Ваша дочь звонит по телефону! Когда я услышал ее голос, когда она назвала свое имя, я чуть не лишился чувств. Идемте скорее, она звонит из Соединенных Штатов!

Лора хрипло вскрикнула и бросилась на улицу, не взглянув ни на Андреа, ни на Мирей. Пять минут спустя она услышала наконец голос своей дочери.