Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое

— Мама! О, мама…

— Эрмин, доченька, где ты? Мы чуть с ума не сошли от волнения! С тобой все хорошо? Что случилось?

— Это все Родольф Метцнер, а точнее, Вонлантен. Он похитил меня и удерживал в своем доме, в Мэне. Но все уже хорошо, мама! Я объясню позже. Я звоню из полицейского участка. Где Тошан? Вы можете с ним связаться?

— Твой муж сейчас в Квебеке вместе с твоим отцом. Они ищут тебя повсюду. Я отправлю им телеграмму прямо сейчас, чтобы сообщить хорошую новость. Мне так не терпится обнять тебя, милая! Скорее возвращайся домой!

— Конечно, мама, я скоро приеду!

Связь оборвалась. Лора была уверена, что ее дочь сама положила трубку, чтобы как следует выплакаться. Это чувствовалось даже на расстоянии.

— Ну что? — спросил Вэлли Фортен.

— Похоже, она на грани нервного срыва, ее голос дрожал. Я была права: ее похитили. Как мне вас благодарить, месье Вэлли? Дайте-ка я вас расцелую!

Лора бросилась на шею мэру, который немного смутился, но в целом был доволен: мадам Шарден уже много лет вызывала у него восхищение.

— Если я смогу быть вам полезен чем-то еще, не стесняйтесь.

— Раз уж я здесь, попытаюсь дозвониться в отель, где остановились мой зять и муж. Если мне удастся их застать, то не придется отправлять телеграмму. Господи, какое счастье, какое облегчение! Моя любимая доченька возвращается к нам!

Эрмин села на заднее сиденье полицейской машины, которая должна была отвезти ее к пограничному пункту между штатом Мэн и Канадой, где ее ожидало такси, отправленное за ней квебекской полицией. Ей пришлось запастись терпением почти на пять часов, с нервами на взводе, с постоянно подступающими к горлу слезами.

Шериф долго допрашивал Эрмин, после чего передал ее показания квебекским коллегам. Ей также подтвердили смерть Родольфа Вонлантена: он пустил себе пулю в рот. Полицейские забрали ее чемодан, который без возражений отдала им кузина несостоявшегося импресарио. Вещи в нем были свалены в кучу, но Эрмин это не беспокоило.

Поскольку она владела английским, ей удалось уловить мимоходом несколько комментариев.

— Анни Вонлантен явно не в себе, — сказал один из полицейских. — Она все твердила, что ее кузен уехал в Швейцарию, что это не его тело. Бедная женщина, одна в таком огромном доме…

«Да, теперь одна навсегда!» — подумала Эрмин, когда автомобиль тронулся с места. Молодая женщина была потрясена внезапной смертью своего похитителя.

За окнами зеленые поля сменялись лесистыми холмами. Ей казалось, что она уже в Квебеке. Дрожащий от радости голос матери до сих пор отзывался в ее сердце. «Дорогая мамочка! Представляю, что тебе пришлось пережить! И папе тоже. А Тошану? Детям…»

Она обещала себе всех их крепко обнять, покрыть поцелуями еще до того, как начнет рассказывать про невероятное похищение. Однако ее не покидало опасение: вдруг ее муж не поверит в эту историю? Киона пыталась с ней связаться, наверняка для того, чтобы успокоить всю семью. Но в этом-то и была проблема. «Я меньше всего походила на испуганную женщину, удерживаемую против ее воли в зловещем месте, — думала она. — Если моя сестренка появлялась всякий раз, когда кот пугался и шипел, я выглядела в эти минуты как гостья, которую принимают со всеми почестями. Когда я обратилась к Кионе с криком о помощи, мне следовало сказать совсем другое — что я нахожусь в Мэне, что Родольф меня похитил».

Этот новый источник беспокойства омрачал Эрмин радость возвращения. Приступы ревности Тошана всегда ранили ее чувствительную натуру, нарушали гармонию и покой, к которым она стремилась. Но если хорошенько подумать, разве муж в корне ошибался, подозревая ее? Задавая себе этот вопрос, она чувствовала, как горят ее щеки, какими ледяными стали руки.

«Тошан следует своей интуиции. Он не ошибся по поводу Овида Лафлера, и, даже если я всегда упорно это отрицала, факт остается фактом: я предала мужа. Я пыталась оправдать себя тем, что он ушел воевать, не заботясь о моем горе, что он был готов пожертвовать своей жизнью из чувства долга, оставив детей сиротами… По всей видимости, мне были нужны эти оправдания, чтобы скрыть от себя самой, что я попросту испытала желание по отношению к другому мужчине!»

Мучаясь угрызениями совести, Эрмин прикусила губу. Конечно, ее отношения с Овидом не закончились сексуальным актом, но она не питала иллюзий: того, что было, вполне достаточно, чтобы потерять мужа навсегда.

«А прошлым летом я снова позволила вскружить себе голову, на этот раз Метцнеру, — вспомнила она. — Но ведь я люблю Тошана, я люблю его всем своим существом с пятнадцати лет и буду любить до самой смерти. Он частичка меня, моя родственная душа, моя любовь».

Она не переставала ерзать и вздыхать, так что водитель озабоченно взглянул на нее в зеркало заднего вида.

— Что-то не так, мадам? — спросил он по-английски.

— Нет, нет, мне просто не терпится увидеть свою семью. Я нервничаю, ничего более.

— Хорошо, хорошо, — ответил полицейский.

Эрмин закрыла глаза, призывая себя к спокойствию. Ей показалось, что она вновь слышит голос Родольфа, тихонько исполняющего арию из «Тоски»: «А твое лицо, безвестная красавица, окружено белокурыми локонами. Твои глаза лазурно-голубые…» Из ее глаз хлынули и потекли по щекам слезы. Она говорила себе, что этот странный человек, опустошенный действием опиума и отчаянием, когда-то был очень красивым молодым мужчиной, талантливейшим тенором, которого она могла бы полюбить, если бы они родились в одно время. «Прощай, мой бедный друг! Прощай!» Она всхлипнула, чувствуя себя измученной, и погрузилась в благословенный сон.

— Мадам, мы прибыли к пограничному пункту, — сообщил мужской голос час спустя.

— О, спасибо! — ответила Эрмин, толком не проснувшись.

Она разгладила рукой складку на платье и взяла свою сумочку. Полицейский открыл дверцу, помог ей выйти из машины и поставил рядом с ней чемодан.

— Мне кажется, вас кто-то ждет, — с улыбкой сказал он.

— Такси, — заметила она, повязывая на голову платок.

Снова пошел дождь. Молодая женщина вздрогнула, оглядываясь по сторонам. Метрах в шестидесяти от нее стоял мужчина в кожаной куртке и белой рубашке. У него была кожа теплого медного цвета и черные волосы.

— Тошан! — закричала она. — Тошан, любимый мой!

Эрмин бросилась к нему, в его распахнутые объятия. Никогда еще она не испытывала такого сильного глубокого чувства к тому, за кого вышла замуж еще подростком. Она так изголодалась по нему, по его телу, по его нежности… Он был ее гаванью, ее вселенной, ее жизнью.

— О Мин! — воскликнул он, прижимая ее к себе. — Я так боялся, что потерял тебя! Моя маленькая женушка-ракушка! Я думал, что сойду с ума.

Он обнимал ее изо всех сил, а она уткнулась заплаканным лицом ему в грудь и с жадностью приникла губами к его коже цвета меда, в том месте, где был расстегнут ворот рубашки.

— Я знаю все, что с тобой произошло, мне рассказали полицейские, — прошептал Тошан ей на ухо. — Все закончилось, ты свободна, теперь ты здесь, со мной.

— Прости меня, любимый, прости, что заставила тебя страдать, — вполголоса произнесла Эрмин. — Я так глупо попалась в эту ловушку в надежде заработать денег для тебя, для нас… О! Если бы ты только знал! Он умер, он убил себя.

Сейчас, прижавшись к сердцу мужа, она могла дать волю слезам. И именно здесь, задыхаясь в рыданиях, вне себя от счастья, она до конца осознала всю ценность их любви. Еще не раз им предстояло, поддавшись желанию, броситься в объятия друг друга; они проведут вместе бессчетное количество ночей, нежных и сладострастных… Но ведь их связывают гораздо более глубокие узы, возникшие с годами в результате совместно пережитых испытаний, ссор и примирений. Они будут смотреть, как растут их дети, разделят друг с другом каждую секунду своей жизни, как этой прекрасной зимой, проведенной на берегу Перибонки.

— Отвези меня домой, — попросила Эрмин, — в наш Лак-Сен-Жан. На мою землю и родину твоих предков-монтанье.

В Маленьком раю и в саду, окружающем дом, царила суматоха. Одетая в черное платье и подкрашенная Лора не находила себе места, сгорая от нетерпения.

— Скорее, девочки, нужно поставить цветы на стол в саду. Лимонад уже тоже можно выносить. Боже мой! Они приедут с минуты на минуту.

— Бабушка, зажигать фонари? — спросила Мари-Нутта.

— Еще рано, милая, заходящее солнце очень красиво все озаряет. Луи, сокровище мое, поставь бокалы ровнее.

— Мадам Лора, я принесла шоколадный пирог, — сообщила Андреа Маруа, грузно поднимаясь по ступенькам крыльца. — Жозеф с Мари сейчас подойдут. Они срезают самые красивые розы. Мы должны показать вашей дочери, до какой степени мы все испугались и как счастливы снова ее видеть! Как только подумаю, что она была пленницей, меня дрожь берет. Какой ужас!

— И не говорите! Спасибо вам за пирог. О, я просто на седьмом небе от счастья! Тише! Кажется, я слышу вдалеке шум мотора! Нет, показалось… Месье Фортен настоял на том, чтобы встретить наших путешественников на станции. Они выехали утренним поездом, на рассвете.

— Представляю, какой волнующей будет ваша встреча! — воскликнула Андреа, которой теперь было стыдно за то, что она так плохо думала об Эрмин.

— О да! Жосс мне все рассказал вчера вечером: он позвонил Вэлли, то есть месье мэру, который тут же приехал за мной. Представляете, Тошан благодаря мне смог встретить Эрмин на границе. Мне в голову пришла чудесная мысль позвонить в отель, и там служащий сказал, что мой зять сейчас находится в холле, прямо у него под носом. Тошан не колебался ни секунды. Независимо от того, где он находится, в лесу или в городе, действует он решительно и добивается своего.