Я смогла найти только несколько фотографий. Я сразу же начала сравнивать ее с собой.

Она была выше меня, и ее волосы были светлее. Ее лицо имело угловатые черты, в то время как мое было мягче. Вкратце, мы не были похожи, и я нашла некоторое облегчение в этом.

Я добралась до офиса и нашла Макса, сидящим на диване. Бумаги были разбросаны повсюду — перед ним, на столе, на полу — но все в аккуратных стопках, никакого беспорядка. Я видела это раньше. Он был в режиме разбора сценария, в процессе, который он всегда делал, что включало в себя фактически взять и разобрать руками сценарий на части и поиграть с переделыванием сцен. Он несколько раз пробовал сделать это с помощью программы по написанию сценариев, но забросил, сказав, что этот способ заставляет его лучше думать.

Он поднял взгляд, когда я вошла в его кабинет.

— Думал, что ты проводишь день с дамами.

Я закрыла дверь за собой, замерев на месте, когда уставилась на него.

Он отложил бумаги со своих колен и встал.

— Что не так, Лив? — он всегда мог прочитать мое выражение на лице в микросекунду.

Когда он подошел ближе ко мне, я подняла руки к его талии, чувствуя себя охваченной его сильным объятием.

Он поцеловал меня в лоб.

Я посмотрела вверх.

— Извини, но я должна знать, — я с трудом сглотнула, когда он посмотрел на меня, выражение крайнего беспокойства на его лице. — Расскажи мне о Тай.

Глаза Макса мгновенно закрылись, пока он испускал тяжелый, долгий вдох.

— Я не говорю об этом.

— Ага, я вроде как заметила.

Он помедлил, а потом сказал: — Это в прошлом, Оливия. Это больше ничего не значит.

— Это важно для меня.

— Почему? Я потянула его за руку, и мы подошли к дивану. Макс сел, а я опустилась на его колени, обнимая его за шею.

— Это часть тебя, — сказала я. — Я хочу знать.

Он покачал головой.

— Слишком больно? — спросила я.

— Я сказал тебе, это не имеет больше значения. Я справился с этим и покончил. Как будто это никогда не было частью моей жизни.

По моей спине прошел холодок, когда он сказал это. По каким-то причинам, я восприняла это холодно, — как кто-то мог вообще это иметь в виду.

— Прозвучало ужасно, — продолжил он, исправляя себя. — Я не имел этого в виду. Я должен был двигаться дальше, и единственным способом сделать это — не оглядываться назад.

Хотя обстоятельства были разными, это что-то похожее на то, что я сделала в отношении Криса. Не было ничего жестоко в моем решении оставить Криса в моем прошлом, и теперь я понимала, что Макс не имел этого в виду по отношению к Тайлер Морган.

А потом, внезапно, без единого намека для меня, Макс изменил свое раннее заявление не говорить о ней и раскрылся.

— Она жила со мной. Это был неполный год. Они уже рассказали тебе это? — Кое-что из этого, — сказала я.

Макс издал мягкий смешок.

— Дай угадаю, Лорелей проболталась.

— Как ты узнал? — Она всегда делает подобное дерьмо. Будь осторожна в том, что рассказываешь ей. Я думал о том, чтобы рассказать тебе, когда Кристал попала в настоящие неприятности.

Я даже не рассматривала связи между этим.

— Поэтому ты помог ей? Он кивнул.

— Это происходит все время, особенно в этом городе, но из-за того, что она твоя подруга, и это было слишком личным, — я знал, что если не попытаюсь помочь, это будет преследовать меня.

— Ты спас ее жизнь.

— Я не знаю этого, — сказал он.

Я отстранилась от него, взяв его лицо в свои руки.

— Ты сделал это.

Я поцеловала его, и мы оба упали — Макс на спину, а я сверху на него. Это не был сексуальный, а чисто эмоциональный момент.

Я лежала головой на его груди, думая обо всем, что я только что узнала о нем, и решила позволить молчанию продлиться на несколько минут.

— Я люблю этот город, — сказал он, — практически все в нем. Просто я видел это слишком много раз, а с ней…это стало невыносимо.

Я наблюдала, как его лицо стало каменным, когда он уставился в окно. Я не знала что сказать, что было хорошо, потому что я знала, мне нужно дать ему действовать в удобном для него темпе.

Он посмотрел на меня.

— У меня была проблема, Лив. Полгода назад, — он оставил это, повисшим без завершения.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

Он повернул свою голову, чтобы снова посмотреть мимо меня.

Я положила свою руку на его подбородок и повернула его голову к себе, и он не оказал сопротивления.

— Макс, у тебя была проблема…? — С кокаином. Я употреблял травку, но, в конце концов, поддался соблазну кокаина. Он был повсюду. У каждого он был, каждый употреблял его, каждый делился или продавал. У меня был самый слабый период в жизни. Это случилось как раз после того, как вышел «Circus Daydream». На самом деле, несколькими неделями позже.

Он говорил о своей одной и единственной неудаче в прокате. Это был сценарий, который он написал в спешке, по желанию студии. Макс рассказывал мне однажды, что это было в тройке сожалений в его профессиональной жизни. Он уступил их требованиям. Они хотели выпустить что-то еще, у чего было бы его имя, связанное с проектом, и «Circus Daydream» стал единственным, что он готов был сделать в тот момент.

Этот сценарий он написал, когда ему было девятнадцать, и никогда не возвращался, чтобы переписать его. Он сделал это очевидным для руководителей студии, и они сказали, что дадут ему время, чтобы подготовить новый проект. Время, которое они дали ему, превратилось в два дня. Они кинулись в производство, отбирая едва известных актеров на главные роли, и фильм провалился после выхода. Это были одни из худших премьерных выходных для высоко ожидаемого блокбастера в истории киностудии.

— Я был на пляжной вечеринке в Санта Монике, и эта штука была повсюду. Я был пьян и пару раз затянулся травкой, а потом попробовал кокаин первый раз. Прежде, чем я понял, это стало всем, что я делал. Не спал несколько дней, пропускал важные звонки и встречи, кидался на людей, — словесно, не физически, — и я не был собой. Карл и Энтони увезли меня в реабилитационный центр. Я согласился добровольно, к слову.

— Боже мой, Макс. Я не имела понятия.

Он испустил небольшой смешок.

— Ага, практически никто не знает.

— Твоя мама? Он положил голову обратно на сидение.

— Нет, я наврал и сказал ей, что буду занят на работе некоторое время, и буду за пределами страны. Она купилась на это. Я провел на реабилитации девяносто дней. Та первая ночь стала самой одинокой ночью в моей жизни. Я начал визуализировать всю свою жизнь, которая исчезала, все над чем я так усердно работал.

Я опустила свою голову так, что наши лица оказались близко друг к другу.

— Ты спас жизнь Кристал, как Энтони и Карл спасли твою. Разве ты не видишь этого? — Я просто делал то, что мог.

7

За несколько дней до моей поездки в Огайо на Рождество, я поехала повидаться с матерью Макса. Одна.

Все становилось серьезным между мной и Максом, и я хотела быть частью всего его мира, а для меня это означало — приложить все усилия, чтобы стать ближе с его мамой, с кем-то, кто был невероятно важным в его жизни.

Я сказала Максу, что хочу съездить на день, пригласить Полу на ланч и отдать рождественский подарок, который я купила для нее.

Поэтому я позвонила Поле этим утром и удивила ее. Я предположила, что у нее не будет никаких планов, поскольку она не вела большой общественной жизни, и она сказала, что будет рада меня увидеть.

Я забрала ее из дома, и мы поехали в небольшой ресторанчик, втиснутый между обувным магазином и маникюрным салоном в торговом центре.

В этом месте был деревянный пол, который поскрипывал от каждого шага, а в воздухе витали запахи жареного мяса и тушеных овощей. Бойкая официантка отвела нас к столику в передней части ресторана, где Пола села спиной к окну, а я напротив нее, получив отличный вид на улицу и тротуар.

Мы обе заказали по салату с кусочками жареного лосося, и пока мы ели, она рассказывала мне больше о детстве Макса.

— Он всегда был немного замкнутым и тихим. Он когда-нибудь рассказывал тебе о том, как не говорил, пока ему не исполнилось четыре? Я перестала жевать, удивленная, и покачала головой.

Она слегка рассмеялась.

— Он издавал звуки и характерное воркование, которое ты ожидаешь от ребенка. Но чем больше я и его отец пытались научить его говорить, тем больше он смотрел на нас, как на инопланетян или что-то подобное. Мы начали беспокоиться из-за этого, поэтому я отвела его к педиатру.

— Вау.

Она кивнула, отпив своего чая.

— Угу, мы только достигли пика паники, полагаю. Мы знали, что он не был глухим — он реагировал на звуки — но мы боялись, что это что-то невралгическое. Но это не оказалось ни тем ни другим. Знаешь, что доктор сказал мне? — Что? — Он сказал, «Может, ему просто нечего сказать».

Мы обе рассмеялись над этим. Не только из-за того, что это был забавный комментарий от медика, а и из-за того, что мы говорили о Максе, вся жизнь которого была построена вокруг слов.

Вообще-то, писать слова, а не произносить, теперь я задумалась над этим. Может, это сделало что-то с ним, от чего ему намного комфортнее написать слова, чем другим произнести.

И потом, он никогда не лез за словом в карман, когда дело касалось меня… — Он не такой теперь, — сказала я, не уточняя дальше.

— Ах, нет, он сильно изменился.

— Так, когда он начал говорить? Она обдумывала это несколько секунд, пока пережевывала, и потом сказала: — В пять с половиной. Потом его было не остановить. Конечно, он стал немного замкнутым, и тогда он начал писать.