— Извини. Я работал допоздна.

Стелла пожалела о своей резкости и тут же сбавила обороты:

— Я просто беспокоилась, что не успею поговорить с тобой до твоего сегодняшнего свидания с Лорен.

— Понятно…

Стелла почувствовала холодность в его голосе и поняла, что так ничего не добьется. Нужно было попытаться расположить его к себе.

— Как у тебя дела на работе? — оживленно спросила она.

— Отлично, — ответил Крис.

Конечно, Стелле было неинтересно слушать о двенадцатилетнем мальчишке, который вчера снова набросился на него с ножом во время урока английского. Вообще весь этот разговор вызывал у него странное чувство. Он мог бы просто положить трубку, но это было бы уже верхом невежливости. Попытка вспомнить, чем занимается Стелла, не увенчалась успехом, поэтому Крис ограничился общим вопросом:

— А как дела у тебя?

Стелла всегда понимала этот вопрос буквально. Правда, она не стала упоминать о начале очередной менструации, но в остальном полностью посвятила Криса в подробности прошлого дня. Крис быстро отключился, лишь изредка выхватывая важные детали из ее рассказа. В результате он получил информацию, которую можно было изложить в течение тридцати секунд: у нее был ужасный день в издательстве, в котором она работала (хотя в ее получасовом отчете не было ни слова о книгах, что заставило Криса ломать голову над тем, чем же она там занималась), она общалась с пятью знакомыми, которых, по мнению Стеллы, Крис должен был знать, и еще она обдумывала, какой плиткой покрыть пол на кухне.

К концу ее монолога Крис впал в состояние, близкое к коме, и возвращался к реальности только во время пауз, чтобы вставить нейтральные реплики типа: «представляю» или «правда?». В конце концов, Стелла добралась и до причины своего звонка.

— У меня к тебе довольно деликатное дело, Крис.

— Какое же? — нехотя спросил он.

Крис не любил деликатные дела. Он делил жизнь на белое и черное, а полутона вызывали у него тоску.

— Я знаю, что сегодня ты увидишься с Лорен. Я хотела поговорить о том недоразумении, которое у вас возникло.

Недоразумение? Что же, весьма тактичное замечание, хотя он не назвал бы это недоразумением.

— Так в чем дело? — дипломатично спросил Крис.

— Понимаешь, я знаю, что Лорен… это звучит так глупо…

Крис сжалился над ней:

— Ты хочешь сказать, что она солгала о своем дне рождения.

Стелла с шумом выдохнула воздух.

— Не то чтобы солгала, она просто думала… у нее сложилось впечатление, что твое мнение о ней ухудшится, если она признается… словом, ты понимаешь.

«О боже! — чуть не простонал Крис. — Так, значит, это я виноват? Тогда понятно…» Он покачал головой, хотя, конечно, по телефону этого не было видно. Неужели Лорен могла так ошибиться на его счет? Он вообще ни к чему не испытывал сильных чувств — не считая работы и, разумеется, ненависти к опере. В остальном он был сама лояльность. Ему даже нравились большинство его учеников, хотя все они были отъявленными преступниками. Крис считал, что трудно быть добродушнее его.

— Не знаю, почему у нее сложилось такое впечатление, — сухо заметил он.

— Думаю, это из-за того, каким тоном ты произнес слово «астрология», — пришла на помощь Стелла.

Из-за тона, каким он сказал слово «астрология»?! Да он даже не помнит, упоминалось ли оно, да еще каким-то особенным тоном! Крис вообще всякий разговор воспринимал как процесс обмена информацией и никакого значения той или иной интонации не придавал. Он просто хотел быть вежливым, но, судя по всему, это ему не удалось.

— Наверное, ей показалось, — пробормотал он. — Мы просто болтали. Да я бы никак не отреагировал, скажи она, что увлекается черной магией!

Стелла тяжело вздохнула. Если Крису безразлична ложь Лорен, значит, все ее переживания были напрасны. А ведь сейчас Лорен, возможно, тоже места себе не находит, волнуясь из-за предстоящего вечера, — и тоже без причины. Для Стеллы вдруг стало жизненно важным переиграть ситуацию, помочь Лорен и Крису все начать сначала. Ведь так поступают настоящие подруги?

— Послушай, Крис, наверное, ты сочтешь меня сумасшедшей, но могу я попросить тебя об огромном одолжении?

Он хотел сразу ответить «нет», понимая, что любая просьба Стеллы способна нарушить то хрупкое равновесие, которое установилось в его жизни. Три дня назад он бы поклялся, что не заведет ни с кем серьезных отношений в ближайший год. А сейчас он был на пороге нового романа и не хотел лишних осложнений и подводных камней.

— Какое одолжение? — устало спросил он.

— Ну, раз у Лорен создалось неправильное о тебе представление, она теперь очень боится быть разоблаченной. А это непременно случится, если ты станешь с ней встречаться — ведь через две недели у нее день рождения…

— Так какое одолжение? — прервал ее излияния Крис, почувствовав настоятельную необходимость в четвертой чашке кофе.

— Ничего особенного. Просто дай ей понять, что абсолютно не помнишь ваш разговор или не придал ему значения. Тогда она и сама о нем забудет. Конечно, не надо говорить этого открыто, просто вскользь упомяни, когда представится случай.

— Это все? Ты явно преувеличиваешь мои актерские способности, — сухо откликнулся Крис.

Высказав просьбу, Стелла явно начала терять терпение:

— Послушай, просто дай ей понять, что забывчив или невнимательно ее слушал, потому что голова была занята своими проблемами, или что-нибудь в этом роде.

— Господи, к чему вообще такие сложности? Почему я не могу просто сказать ей, что все знаю? Это же не бог весть какая ложь.

— Ни в коем случае! — воскликнула Стелла так громко, что ему пришлось отодвинуть трубку от уха. — Тогда она захочет узнать, кто тебе сказал.

«Теперь все ясно, — подумал Крис. — Инстинкт самосохранения — самый древний и сильный из всех человеческих инстинктов. А Бет всегда говорила, что все поступки Стеллы продиктованы постоянным, почти болезненным стремлением заслужить всеобщее одобрение».

— Не вижу, в чем проблема, — заметил он, начиная раздражаться. — Ты же не выдала ее самую сокровенную тайну.

— Знаю, но она обидится, что я ей этого не сказала. — Стелла все больше волновалась.

Крис был сыт по горло:

— Послушай, не могу поверить, что ты делаешь такую трагедию из пустяка. Прости, но мне пора на работу.

— Так ты выполнишь мою просьбу, правда? — в последний раз попытала счастья Стелла.

Крис положил трубку. Бред какой-то! Удивительно, сколько времени двое взрослых людей потратили на обсуждение пустяка, абсолютно не заслуживающего внимания. Потом он попытался вспомнить, когда последний раз уделял время тому, что было действительно важно для него.

Приходилось признать, что все в его жизни, кроме работы, было достаточно обыденным. Что ж, возможно, лучше улаживать мелкие проблемы, чем однажды столкнуться с ложью, способной перевернуть всю жизнь…

Эта мысль по вполне понятной причине заставила его подумать о Бет, и ему вдруг пришло в голову, что только Бет знала новый номер его телефона. Значит, она дала его Стелле. Господи, и зачем она это сделала?..


Ричард Трент недоумевающе посмотрел на Лорен:

— Значит, вы собираетесь сегодня вернуться в Лондон, чтобы посмотреть французское кино, которое не выносите, с мужчиной, которого, возможно, не хотите видеть и которому солгали насчет вашего знака Зодиака?

Да, именно так. Сейчас, сидя на скамейке у замерзшего озера, Лорен словно взглянула на себя со стороны, и все происшедшее показалось ей полной бессмыслицей.

Это место обладало какой-то тайной силой, ослабляющей узы, которые не давали ей почувствовать себя свободной. Здесь грань между рациональным и иррациональным стиралась, а в ее новом клиенте было нечто, побуждающее к откровенности. С первой минуты встречи она прониклась к нему симпатией.

Когда Лорен вошла в магазин, Ричард обслуживал капризного клиента, и это дало ей шанс приглядеться к нему, оставаясь незамеченной. Она с восхищением наблюдала, как владелец магазина пытался воплотить в жизнь фантазии покупателя, который желал получить снаряжение, достойное арктической экспедиции, в то время как сам собирался совершать всего лишь не-большие прогулки в окрестных горах.

Ричарду Тренту было около пятидесяти. Его точный возраст угадать было невозможно: он мог похвастаться густой шевелюрой, очков не носил, а зубы выглядели настоящими. И хотя фасон брюк был ужасен, он не натягивал их до подмышек. «Он привлекателен», — отстраненно подумала Лорен и сразу же выбросила эту мысль из головы.

Для нее больше не имел значения возраст людей; где-то после тридцати она вообще перестала гадать, сколько лет тому или иному человеку. В юности в ее голове словно находился датчик, который обнаруживал и выключал из зоны ее внимания людей старше сорока. Но когда она сама стала приближаться к этому рубежу, возраст перестал играть для нее большую роль. Лорен больше не боялась старости, поскольку уже представляла себе не обремененное заботами будущее, когда она уйдет на покой и будет путешествовать по миру в компании таких же энергичных и любознательных ровесников.

Брак не вписывался в ее схему жизни. Она не избегала семейных уз, но и не стремилась к ним. Просто она пришла к выводу, что отношения с другими людьми не поддаются контролю. Если даже мать может покинуть ребенка, то что же говорить о возлюбленных. Поэтому, строя планы, она рассчитывала исключительно на себя. Лорен жила как отшельница, и ее уединение нарушала только мать, преследующая свое чадо с настойчивостью привидения. Впрочем, Лорен не возражала против этого, только иногда ее немного беспокоила собственная снисходительность.

Лорен многое узнала о будущем клиенте по морщинкам вокруг глаз, которые обозначались все отчетливее по мере того, как требования покупателя становились все более нелепыми. Ей даже захотелось научиться у него пользоваться силой взгляда, а не зависеть от своего коварного языка. И если возраст Ричарда Трента оставался загадкой, его одежда многое о нем говорила — зеленая клетчатая рубашка и вельветовые брюки, видавшие лучшие дни.