Рауль напрягся от одного упоминания об испанке, чуть не доведшей его до могилы со своими проблемами и бедами.

– Она сейчас сидит и молится за тебя в приемной. Могу пригласить ее, чтобы ты отблагодарил ее за…

– За что? – перебил его Рауль, не дослушав до конца. – Все это произошло из-за нее и ее проклятой сумки! Я не уверен в том, что останусь жив после того, как она войдет в палату. Мария Канарис далеко не простая девушка! Она же ходячая катастрофа и магнит, притягивающий все неприятности! Не смей ее звать!

Адриан укоризненно покачал головой, а затем направился к двери, напоследок бросив через плечо то, что повергло Рауля в немой шок:

– Будь вежлив и благодарен, Рауль! Эта девушка согласилась дать тебе свою кровь. Если бы не она, я бы уже готовился хоронить младшего брата!

Рауль недоуменно уставился на белый потолок, анализируя сообщенную ему новость. Все-таки Мария Канарис достаточно странная, неординарная девчонка, словно пришелец с другой планеты. Или она точно ненормальная, или принадлежит к обществу «Красный Крест», согласившись на переливание из-за сострадания. Опять его жалеют… И снова женщина! Что за проклятье преследует Рауля?

Однако ему не удалось поразмышлять над пришедшей мыслью, так как дверь палаты бесшумно закрылась, и перед ним предстала Мария Канарис в белом халате, который идеально подходил ей. Ее карие глаза заботливо разглядывали его, и Рауль, как ни старался, не мог увидеть в них ни лжи ни притворства. Но почему она так тревожится о нём?

– Как вы? – тихо спросила девушка, неуверенно подойдя ближе. – Вас серьезно ранили. Острие ножа вошло глубоко, едва не задев кишечник, и вам повезло, что все закончилось кровотечением, а не… летальным исходом.

– Ты что, врач? Рассуждаешь, как доктор, долг которого не отлучаться от пациента, – ухмыльнулся Рауль и удивился, когда впалые и белые щеки Марии запылали от смущения. Вроде, он ничего пошлого и не ляпнул, да и оскорбительного тоже.

– Вы правы, – согласилась Мария. – Я окончила медицинский университет по специальности пластического хирурга, но мы также изучали и общую медицину. Однако есть и другая причина, почему я не могла оставить вас.

– И какая же? – вздернул темную бровь Рауль. – Чувство вины? Не нужно сожалеть ни о чем, тем более я смутно догадывался, на что иду.

– Я испугалась за вас, Рауль! Пусть вы посчитаете мои слова глупыми, но я очень боялась вас потерять! Простите! – выпалила на одном дыхании Мария Канарис, прикрыв пунцовое лицо ладонями.

Прямая. Открытая. Она ничего не скрывала, не утаивала, выдавала все начистоту, хоть, видимо, это давалось ей с трудом. Вместо привычной раздраженности Рауль почувствовал нечто необычное, будто неожиданное признание Марии наполнило его новыми силами. Она нуждалась в защите и опеке, потому как неизвестно, куда ее приведет ее же рассеянность. Какое ему дело до нее? Предательская совесть одернула его, напомнив, что именно она спасла ему жизнь, хоть он и не просил этого. Но это факт. Против фактов не пойти, и Рауль был обязан Марии за то, что она буквально вырвала его из лап смерти.

– Почему ты стоишь так далеко? – В голубых глазах, обращенных на девушку, заиграли веселые чертики. Она изумленно посмотрела на него, но всё же приблизилась.

– Садись поближе! – Мария покорно исполнила его просьбу, придвинув стул так, что теперь их разделяло всего несколько сантиметров.

А ведь до этого момента Рауль даже не смотрел на ее губы, в противном случае он давно приметил бы маленькую родинку в форме сердечка. Умело ли она целуется?

– Мария Канарис, кроме того, что ты постоянно попадаешь в неприятности, я больше ничего не знаю о тебе, – вдруг сказал Рауль, подавляя порыв проверить созревший в голове вопрос опытным путем. – Кто ты? Откуда ты такая взялась? Расскажи мне что-нибудь о себе, чтобы и я начинал бояться тебя… потерять!


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Одна боль на двоих


Саманта лежала на кровати, плотно закутавшись в одеяло, словно прячась ото всего мира, хотя в спальне, кроме нее, никого и не было. Никто не тревожил ее в этот день, даже мать, за столько лет понявшая, что дочери лучше провести его в одиночестве. Следующим утром все встанет на свои места, и не останется никаких следов о том, что весь прошедший день Саманта проводила в комнате, погрузившись в собственные воспоминания.

С одной стороны это уединение помогало девушке снять накопившийся стресс, успокоить нервы и на некоторое время сбросить маску сильной и стервозной женщины. Просто проваляться в постели, абсолютно ничего не делая и забывая о том, кто она, кем является. Дать короткой слабости распространиться по телу, а напряженному разуму – расслабиться.

Двенадцатое августа. Самое главное и, как ей казалось, самое счастливое событие в ее жизни. Свадьба. Свадьба с мужчиной, который понимал ее без слов, читая то, что она не могла произнести, во взгляде. Его удивительные голубые глаза поразили Саманту в первую же встречу на берегу. Глубокие, бездонные и пронзительные, они словно проникали в душу и клялись, что больше не покинут найденное место.

Любовь… Что тогда она понимала в любви? Юная и неискушенная восемнадцатилетняя девушка, повстречавшая воспитанного, благородного и до безумия привлекательного парня, Саманта сразу же сдалась во власть его чарам. И пусть у нее отсохнет язык, если она осмелится сказать, что проведенные вместе с Раулем Дюмоном моменты были ужасными и плохими.

Нет, он делился с ней теплом, он напоминал ей отца, которого она потеряла в раннем возрасте, дарил ей ласки. И она тянулась к нему, как мотылек к огню, пока ее крылышки не опалили языки пламени жесткого предательства.

Чего не хватало Раулю? Почему он изменил ей с другой женщиной, прячась от неё, как подлый воришка, в гостиничном номере друга? Она прекрасно помнила тот роковой вечер, когда она, счастливая, стояла посреди свадебного ателье и примеряла своё великолепное белоснежное платье. Зазвонил телефон, и вместо любимого голоса на другой линии раздались обеспокоенные возгласы Джозефа. Парень сокрушался над тем, что Рауль закрылся в комнате с какой-то женщиной, где лежали необходимые ему художественные принадлежности.

Безусловно, Саманта помчалась в этот проклятый отель прямо в свадебном платье. Мать же последовала за ней, уговаривая не слушать сплетен, а проверить всё самой.

И непредвиденное случилось. Противные мысли, тщательно отгоняемые Самантой, материализовались. Он на самом деле находился в постели с какой-то рыжеволосой девчонкой, ласкающей его мускулистое тело, едва прикрытое простынями…

Господи! Ну зачем она теперь надавила на рану, всё ещё не затянувшуюся до конца?

Рауль Дюмон сломил ее, но именно из-за него она стала той, кем есть сейчас. Известная модель, зарабатывающая миллионы. Лицо многих компаний. Невеста единственного наследника нефтяной корпорации. Хладнокровная стерва, которая спит с мужчиной, не испытывая к нему никаких чувств. Абсолютное равнодушие.

Но в этот день она сбрасывала лживую шкуру, вновь превращаясь в одинокую девушку, нуждающуюся в любви лишь одного мужчины – Рауля Дюмона.

Неожиданный стук в дверь заставил Саманту лениво оторвать голову от подушки и недовольно прокричать:

– Я же просила меня не беспокоить! Не входите!

– Саманта, это я.

Энрике Вальдес никогда прежде не нарушал ее покой, не приезжал без предварительного звонка. К тому же она ему отослала сообщение, предупредив, что не желает ни с кем встречаться. Зачем он пришел? Лишний раз принудить ее почувствовать себя конченой дрянью, обманывающей будущего мужа?

С трудом поднявшись на ноги и взяв висящий на спинке кресла шелковый халат и накинув его на плечи, Саманта побрела к двери. Распахнув ее, она раздраженно покосилась на мужчину, переступающего с ноги на ногу. Вид у него был растерянный и озабоченный.

– Ты в порядке? – поинтересовался Энрике, не решаясь войти в спальню без разрешения. Он догадывался, что его поступок разбудит пока дремлющий в ней вулкан.

– У меня мигрень, – последовал незамедлительный ответ. – Я хочу выспаться, к тому же я недавно выпила обезболивающее.

При том, что ее беспокоила головная боль, Саманта Джеймс, как всегда, выглядела великолепно: фиолетовый халатик, едва прикрывающий стройные загорелые бедра, распущенные тёмные волосы, игривыми волнами струящиеся по плечам. Без косметики она больше походила на молоденькую студентку, чем на состоявшуюся и взрослую модель. Однако холодный блеск в медовых глазах сметал все сравнения. Такой высокомерный и презрительный взгляд принадлежит только Саманте Джеймс.

– Если ты приехал только для того, чтобы осведомиться о моем здоровье, то ты впустую потратил время и бензин, – холодно сказала женщина. – Можно было позвонить.

– Я звонил, – дернул плечом парень, поморщившись от железных ноток, сквозивших в ее тоне. – Ты не отвечала, и я перезвонил твоей матери. Она разрешила мне навестить тебя.

– Мама? – неприятно удивилась Саманта. Элизабет Джеймс знала о том, как болезненно относилась дочь к этой дате. – Так, ладно, у меня разболелась голова еще сильнее. Как только мне станет лучше, я наберу тебя.

– Я не понимаю, почему именно в этот день каждый год ты прячешься в комнате, не выходишь из дома и становишься затворницей на двадцать четыре часа, Саманта! Что случилось двенадцатого августа? Сегодня ты даже отменила съемки в Венеции, – на одном дыхании выговорил Энрике, не давая ей захлопнуть перед ним дверь, схватившись пальцами за косяк.

Саманта посмотрела на него, как на незнакомца, хотя до сего момента Энрике никогда не повышал голос, не требовал и не задавал лишних вопросов. Да и она не намерена была вытаскивать скелеты из собственного шкафа.

– Не преувеличивай, Энрике! – твердо произнесла Саманта. – Съемки я отменила по состоянию здоровья, потому что не имею ни малейшего желания позировать перед камерами без настроения. И я не помню, чтобы каждый год я вела себя так, как описываешь ты. Достаточно пояснений?