– Нет-нет, я не умею с младенцами. – Впечатление от воображаемой картинки было неожиданно сильным, проверять свои силы на поприще сиделки не хотелось категорически.

– Ты же мужчина, у мужчины все получается лучше, чем у женщины, если он берется, конечно, за дело, – неуклюже польстила Симка.

Симка, сама не ведая, действовала как психолог-интуит. Сначала подогрела в Квасове чувство вины за забывчивость, потом использовала грубую лесть, и – добилась своего!

«Действительно, чего бояться? И не в такие переделки попадали – выжили, – подумал Антон, – тем более что я на самом деле виноват перед ней».

– Ну, не знаю, – уже вяло сопротивлялся Квасов, – долго сидеть-то?

– Танечку только не пускай к Мадине – заразит, – Симка выложила на стол ключи, – мне часа должно хватить. А час ты продержишься – ручаюсь.

Антон холодно посмотрел в лисьи глаза.

«Продержишься»? Да что она об этом знает? Эти цивилы… словами разбрасываются, не понимая смысла.

– Я тебе пива куплю на обратном пути, если хочешь, – заискивающе улыбнулась Сима, инстинктивно почувствовав, что случайно задела темную сторону души соседа.

Вот только чем задела?

– Купи, – равнодушно бросил Антон.

Соседка повернулась спиной и удалилась, но от равнодушия Антона простыл след: соседкин зад (идеальный, как у Ким Бейсингер!) вроде как никуда не делся, остался в воздухе. Нет, правильней сказать – в атмосфере квартиры.

Вот только этого ему не хватало – запасть на такую инфузорию, даром что мать троих детей. Как только ее муж терпит?

А может, и нет у нее никакого мужа? Слишком уж похож этот тип на виртуальный персонаж. У него третья дочь родилась, а он… Стоп.

У Квасова точно с глаз упала повязка, и он после долгой болезни увидел свет.

При чем здесь дочь? Третья, она, может, и третья, только не у отца, а у матери, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Маня – бурятка, китаянка или кореянка – азиатка, словом, или вообще якутка. Таня – блондинка со славянскими чертами лица. Девочки не похожи друг на друга. Выходит, их было трое – отцов? По числу детей? Юн, Ворожко и еще кто-то.

Замечательно! Выходит, Витька не ошибся в своих подозрениях?

Серафима не проститутка, конечно, но весьма легкомысленная особа, что вполне соответствует имени: в переводе с древнееврейского означает «пламенная, жгучая»! К тому же у нее дурная наследственность, сама призналась – мать алкоголичка. Не говоря о том, что оставляет маленьких детей одних. Та еще мамаша.

И тут Антона поразила мысль: а что, если Симка бросила детей? Вот прямо сейчас – взяла и бросила? Навсегда… Сбежала к любовнику, например. Случаются такие истории в жизни, не часто, но все-таки. Нет, не может быть, она же без вещей ушла, напомнил себе Квасов.

А если вещи уже в такси?

С часто бьющимся сердцем Антон переоделся и, подгоняя мысленно лифт, поехал на девятый этаж. Что-то частым гостем он становится у этой непутевой Юн-Ворожко…


…Маня просияла лицом:

– Дядя Антон, здравствуй!

– Привет, – смущенно буркнул Антон, – мама попросила с вами побыть, пока она в банк сходит.

Девочка изучающе осматривала Антона.

– А ты сказал маме, что у тебя нет детей?

– А что, надо было?

– Надо было сказать. А то она подумает, что ты злой, а ты просто не умеешь с нами обращаться.

– Я рассчитываю на твою помощь, – признался ветеран.

– Не знаю, – Маня раздула щеки, – у меня очень много дел. Срочных.

– Ладно, показывай, где Мадина.

– Сначала вымой руки, – на правах опытной сиделки велела Маня, – Мадина еще дрыхнет.

Вымыв руки, Антон на цыпочках подкрался к двери и заглянул в детскую.

Поначалу Квасов увидел двуспальное широченное ложе и мысленно поморщился (такой сексодром – это даже не намек, это приглашение к действию), и только потом заметил кроватку. И то потому, что девочка завозилась и издала звук, который вполне можно было принять за писк новорожденного щенка.

Антон разглядел оливковое личико в обрамлении кружевного чепца и удивился, как быстро вырос ребенок. Вчера еще, кажется, был пятьдесят один сантиметр. А сегодня – вон, все пятьдесят пять! Если не пятьдесят семь.

Мадина активно крутила головой и кряхтела.

– Это она писает или какает, – ввела в курс дела Маня, – надо проверить. Ты помнишь, как менять памперс?

Квасов ощущал себя солдатом-срочником, которому командир объясняет тактику ведения ближнего боя за минуту до атаки.

– Нет, – прохрипел Антон, испытывая крайне острое и крайне позорное желание спастись бегством.

– Ничего, сейчас вспомнишь, – успокоила девочка, – только развернешь, и вспомнишь. Это у всех так бывает. Мама так говорит. Она тоже забыла, а когда я родилась, вспомнила. А потом снова забыла, а когда Динка родилась – снова вспомнила. Вот только я не успела тебя научить купать детей, придется сейчас учиться.

– Как купать? Зачем купать?

Квасов почувствовал подвох: его подло надули. Купание не входило в часовую программу присмотра за чужими детьми. Сима даже намеком не дала понять, что такое может случиться – девочке может понадобиться ванна.

Между тем кряхтенье перешло в вялое похныкивание.

– А это что значит? – опасливо поинтересовался Антон.

Маня подняла плечи, развела руки:

– Не знаю, может, есть хочет. Ты умеешь делать гренки с какао?

– Как – гренки с какао? Разве ей это можно?

– Ей нельзя, а мне можно.

– Об этом потом, – остановил девочку Квасов, – ты расскажи, что делать сейчас?

– Ну, как ты не понимаешь, она же мокрая!

Антон шагнул в комнату, как в клетку с тигром. Никакого азарта и куража, о которых рассказывают укротители, – паника, одна сплошная паника – вот что он испытывал.

Оставшееся время до прихода мамаши – Сима отсутствовала полтора часа – Антон провел как в кошмаре. Ужас заключался в том, что события не зависели от Квасова, его воли и желания. Антон ловил себя на мысли, что это не может происходить с ним наяву, это дурной сон, надо только заставить себя проснуться.

Маня занялась неотложными делами: принялась вырезать из маминой юбки цветы – давно хотела, да как-то руки не доходили.

Антон отнял у девочки ножницы, но было поздно: Маня успела вырезать цветок прямо… на том месте, на которое садятся.

В голове у Квасова все перепуталось, когда он увидел Симкину юбку. Смотрел на пеструю ткань, а видел соседку с затейливой дырой на причинном месте. Видение оказалось довольно навязчивым и не вполне приличным.

Не придумав ничего лучше, Антон сунул испорченную вещь в мусорное ведро и тут только вспомнил о больной старшей дочери Юн-Ворожко.

У Танечки температура поднялась до тридцати восьми, но старшая Симкина дочь держалась молодцом и даже успокоила, как могла, дядю Антона и попросила питье с лимоном.

Пока Антон выжимал лимон, ленивое вяканье Мадины переросло в уверенный рев.

Через полтора часа Антон валился с ног от бессмысленного топтанья по квартире: с орущей Мадиной на руках он искал и не находил Маню. Девочка будто провалилась сквозь пол.

Маню Антон нашел по жалостливому писку, который доносился из шкафа-купе. Одержимая жаждой творчества, Симкина средняя дочь сумела вскарабкаться на верхнюю полку, где лежали старые игрушки, а спуститься тем же путем побоялась.

В довершение всего в мойке на кухне осталась посуда, и кто-то (или Антон, или Маня) забыл закрыть кран. Вода перелилась через край, и Антон обнаружил потоп одновременно с соседями снизу.

В итоге вымотанный до предела нянь подписался найти рабочих и оплатить материалы и работу – побелку потолка.

В этом дурдоме Квасов даже не заметил, как вернулась мать семейства.

Увешанная пакетами, Симка сразу проскочила на кухню и с подозрением уставилась на мокрый угол вокруг мойки:

– Квасов, я же только попросила посидеть с детьми, а не устраивать потоп.

– Ты мне еще выволочку устрой, – прорычал Квасов. С ноющей Мадиной на руках он вошел следом за Симой на кухню. – Я тебя предупреждал, что не умею этого делать – сидеть с детьми.

Опережая события, Антон вспомнил про загубленную юбку и пожалел, что не догадался прикрыть хотя бы газетой яркую тряпицу в мусорном ведре.

Словно угадав мысли Антона, Серафима скомкала какую-то обертку, открыла шкафчик с ведром и тут же обнаружила в мусоре что-то до боли знакомое.

Подцепила, развернула и побледнела:

– А это что?! – Базовая вещь летнего гардероба, писк сезона – юбка щеголяла рукотворной дырой.

Антон не успел среагировать, как Манечка была награждена за креатив серией шлепков.

– Не тронь ребенка, – выхватил Маню Антон, – она не виновата, что с ней никто не занимался. Почему у тебя девочка в детский сад не ходит?

Надо сказать, Маня от экзекуции только насупила брови, зато ее сестричка на руках у Антона ударилась в рев, и Квасов почти оглох на одно ухо.

– Потому что у нее нет прививок, – не сбившись с дыхания от физической расправы, объяснила Сима, – у нее аллергия.

– Вот! И никто не занимается с ней! Как она в школу пойдет?

Сбыв с рук красную от крика, вспотевшую и подозрительно подванивающую Мадину, Антон экстренно эвакуировался с девятого этажа, даже заслуженное пиво забыл.

– Спасибо! – крикнула в спину удирающему соседу Симка.


…Сбежав от орущего младенца, затопленных соседей и температурной Танечки, от испорченной юбки и шлепков, Антон забаррикадировался в квартире.

Нервы были на взводе, ни о каком сне после ночной смены не могло быть речи.

Ну и мать у этих несчастных девочек! Таких, как Симка, надо стерилизовать!

Вопиющая безответственность! Дети – как сорняки, предоставлены сами себе, никакой обучающей программы, никаких развивающих занятий. Пещерная женщина родом из Тешик-Таш – их мать.

Хорошо, что у него нет семьи.

Во-первых, жена. Жена должна быть покладистой, терпеливой, разумной и спокойной, не производить шума, не лупить детей за испорченную юбку и не бросать их на чужого дядю. Никогда бы не позволил матери своих детей шляться по ресторанам и носить такие кофты – с вырезом до пупка.