Ой ты, гой еси, Антон Васильевич?

Значит, так. Сосед – не алкоголик – это ясно. Тогда с чем связана его озлобленность?

Живет один – в его возрасте это подозрительно. Избегает людей – что-то скрывает.

В общем – темный тип, которым следует заняться. Странно, что при таком образе жизни Антон не был конченым, не опустился, как Валентина, Симина мать: глаза Антона могли оттолкнуть непроницаемостью и холодностью, но не пустотой. Что-то держало Антона на поверхности, или кто-то. Женщина? Непритязательный быт заявлял прямо и недвусмысленно: никакой женщины здесь нет. Ни постоянной, ни приходящей. И особой интуиции не требовалось, чтобы это увидеть, нужны были глаза. Глаза у Симки были.

Жажда мести?

Не на шутку разгулявшееся Симкино воображение рисовало картины одну страшней другой. Квасов вынашивает план мести родному брату, который увел у него любимую. Или бывшему партнеру по бизнесу, который подставил Антона, отправил за решетку, а сам, ясен пень, отнял дело всей жизни. Или жене, которая родила сына от партнера и друга, а Антон узнал об этом случайно, когда сыну нужна была кровь для операции и группа не совпала. И резус не совпал.

Жаль, Наины нет, обсудить не с кем, некому рассказать об этом странном соседе. Странном, но крайне любопытном.

Невероятно, но Симка еще никогда не чувствовала себя такой защищенной, как в присутствии этой темной личности.

Вот тут и пригодилась стратегия.

Сосед получился львом без прайда, сильно пьющим вожаком без стаи.

Симка почувствовала творческий зуд.

Настроение у льва депрессивное, в радиусе километра вокруг проходит зона отчуждения. Близко никого не подпускает, не приручается в принципе.

Не приручается, но может свыкнуться с присутствием постороннего в ареале обитания. Постепенно.

Значит, пришла к выводу Серафима, самка должна обладать терпением и дождаться, когда лев выйдет на охоту.

Или… придумать что-то провокационное и выманить его на охоту.


Наина почти неделю обшаривала спеленатый морозом и снегом городок в поисках сестры.

В конце концов отловила Валю, как какого-то таракана, в подвале, в компании таких же трясущихся, вонючих существ.

Пришлось проводить дезинфекцию, выводить из запоя, лечить обмороженные ноги и язвы на теле – Валентина превратилась в настоящего доходягу.

Опять помог Юлий, устроил пьянчужку в наркологию.

Пока Валентина проходила курс лечения, Наина искала работу – не сидеть же на шее у бывшего зятя.

Место турагента оказалось вакантно, но сезон был мертвым, девчонки в агентстве стонали от безденежья. Наина выкурила одну за другой штук пять сигарет, выслушивая жалобы бывших коллег на жизнь.

Вышла из офиса и опять почувствовала острую потребность затянуться – так паршиво было на сердце, – но сигареты кончились. Смяв пустую пачку, Наина перебежала дорогу, направляясь к киоску, но, видно, день был не ее – киоск взирал на прохожих пустыми глазницами.

Раздосадованная, Наина огляделась в поисках ближайшей торговой точки: курить хотелось нечеловечески. Бросила последний взгляд на пустующие полки за стеклом и увидела тетрадный лист в клеточку, на котором неуверенным почерком были нацарапаны уже выцветшие на солнце слова «Нужен киоскер» и номер телефона.

Киоскер так киоскер.

Не теряя времени, позвонила – удачно. Пошла трудоустраиваться в торговую фирму и столкнулась с Русиком – в маленьком городе вероятность случайных встреч была крайне высокой.

Уткнувшись в телефон – наверняка с игрушкой, Руслан ждал кого-то сидя на подоконнике в приемной и болтал ногой. Совсем мальчишка. Самое место на заборе или на дереве.

Наина буравила взглядом бывшего Симкиного дружка, пока Руслан не оторвался от игрушки и с беспокойством не огляделся. Секунду глаза смотрели в глаза, затем Руслан соскочил с подоконника и суетливой походкой проскочил мимо. «Узнал», – поняла Наина и следом за Русланом вышла в длинный коридор со множеством дверей.

В коридоре было пусто, стояла тишина, изредка нарушаемая скрытой от глаз офисной суетой.

– Что ж ты, прохвост, не позвонил даже? У тебя ведь дочь родилась, – свистящим шепотом известила Наина.

Симина тетка могла поклясться – от этих слов Руслан стал меньше ростом.

Он что-то хотел сказать, но соседняя дверь распахнулась, выпуская двоих работяг, и Руслан быстро повернулся к парочке спиной.

– Не собираешься навестить их? – подождав, пока стихнет шум шагов и голоса, осторожно продолжила Наина.

Руслан так и не произнес ни звука, стоял опустив голову, как школяр.

– Собираюсь, – наконец, выдавил он.

– Не опоздай.

Мальчик поднял полные сдержанной печали глаза, и Наина вдруг увидела, как он повзрослел.

Во время их единственной встречи (на несколько минут Русик приезжал в аэропорт, проститься с Симой) не было этой печали в глазах и контур губ был еще детским. Теперь перед Наиной стоял другой человек. Мальчик посуровел, стал мужчиной.

Неожиданно Наиной овладело чувство вины. Какой урок преподали этому молодому мужчине старшие?

– Как у них дела? – с запинкой спросил Руслан.

– А ты сам как думаешь?

– Я хотел уехать, но у меня здесь родственники, семья, – отвел взгляд парень.

Разговор был настолько же бессмысленным, насколько предсказуемым.

– А Сима с дочкой тебе кто? – Наина все-таки не отказала себе в удовольствии сделать парню больно. – Я знала, я предупреждала ее, что ты струсишь.

Скулы у Руслана порозовели.

– Сима тоже так думает?

– Какая разница, что думает Сима? Ты-то сам что собираешься делать? Или сложил лапки и выполняешь требования семьи? – прошептала Наина и тут же раскаялась: зачем она так с ним? Мальчика ломали через колено всей диаспорой, невооруженным глазом видно – вон как озирается затравленно. Чтобы такое сотворить с первым чувством к женщине, нужна сильная взрослая зависть и такая же сильная взрослая ненависть. – Не бойся, нет никого. – Наина в приливе сочувствия коснулась жестких завитков на все еще по-детски трогательной макушке.

Руслан дернул головой и попятился, только что не всхрапнул, как необъезженный конь.

Наина в один момент почувствовала себя глубокой старухой и, забыв, зачем пришла, побрела вон из офиса.


Оказывается, иметь названую сестру – хлопотное дело. Особенно если у сестры выводок детей и ни малейшего представления об этике и культуре общения.

«Может, мне просто не повезло?» – засомневался Квасов, когда Симка в расстегнутой курточке, едва прикрывающей пупок, и джемпере, подчеркивающем грудь, в девять утра (явная склонность к садизму) явилась с просьбой посидеть с девочками, пока она съездит в банк.

Устоявшийся и такой привычный ритм жизни трещал по швам от соседства с Юн-Ворожко. Не очень, кстати, близкого соседства:

между его первым и ее девятым еще целых восемь этажей, между прочим, но и они не спасают. Лучевая болезнь, проникающая сквозь толщу бетона, а не женщина.

Антон только вернулся с круглосуточного дежурства и, мягко говоря, не был расположен возиться с чужими детьми.

После смены он, как правило, просматривал электронную почту, опрокидывал наркомовские сто граммов, закусывал чем бог пошлет и забывался беспокойным сном до обеда.

Дело именно в привычке: отдыхать после работы у него была привычка, а сидеть с детьми – такой привычки не было.

Как не было привычки принимать гостей в неприбранной квартире. Как не было привычки видеть в этой неприбранной квартире красивых женщин, заглянувших в нее, эту квартиру, с прикладной целью.

Квасов проследил Симкин взгляд: соседка с любопытством осматривала завалы. Антон впервые увидел свою берлогу глазами постороннего человека и устыдился. Что-то надо с этим делать – с беспорядком. Привести, что ли, кого-нибудь, чтобы убрал? Какую-нибудь барышню с врожденной патерналистской потребностью.

– У тебя всегда так? – с осуждением оглядев батарею пивных банок и бутылок, спросила Симка.

– Слушай, ты зачем пришла? – занял оборону Квасов.

– По делу.

– Ну, так говори.

– У тебя женщина есть?

Квасов с недоумением воззрился на нахалку:

– Это – твое дело?

– Мое дело напрямую зависит от того, есть у тебя кто-то или нет.

– Кончай трепаться! – оборвал этот бред Квасов. – Говори, что надо.

– Понимаешь, банковскую карту заблокировали, – заныла Симка, сложив брови домиком, – я не могу снять деньги. Дозвонилась в сервисную службу, сказали, приезжайте.

Квасов почувствовал себя сбитым с толку.

– А при чем здесь моя женщина?

– Теперь ни при чем. Придется тебе самому сидеть с детьми!

– С какими детьми?

– Моими, какими же еще!

– Я не могу, – категорически возразил Антон. Почему эта шалава всякий раз ставит его в идиотское положение?

– Танечка заболела, а у меня никого здесь нет, кроме тебя, – продолжала скулить Симка, точно не слыша Антона.

– Тронут. А где тетка твоя? Наина, кажется?

– Наина на севере. Поехала за мамой моей. Мама у меня алкоголичка, – сделав страшные глаза, шепотом сообщила Сима.

– Бывает.

– Посиди с детьми, а? Мелкую я покормила, она сейчас спит. Часа два проспать должна.

– Нет-нет-нет. Я только сменился, сам спать хочу.

– На диване в гостиной сможешь прилечь. Кстати, ты узнал о местах в кооперативе?

– Забыл.

– Вот видишь, какой ты, – поддела Симка, и Антон на самом деле почувствовал укол совести. – Антон, ну пожалуйста! – принялась за свое Серафима. – У меня деньги закончились, молока уже не на что купить.

Опыта сидеть с младенцами у Антона не было, и он в самых ярких красках представил все в точности как у Шурика в «Операции Ы»: тесто вылезает из кастрюли, ребенок, вместо того чтобы мирно спать, оказывается на кухне и уморительно шлепает по тесту ладошками, несчастный нянь вертится как белка в колесе, не знает, кого первого совать на место – ребенка в кроватку или тесто в кастрюлю. Все-таки не царское это дело – сидеть с детьми.