– А теперь Вовчик, ударенный головой и однорукий, в Москву засобирался, не спамши, не емши, – причитала Арина Родионовна. – Да еще и с сотрясением, на своем ужасном драндулете!

– Ну, нет у меня никакого сотрясения! – упрямствовал Волк.

– Сиди уж, герой, нет у него сотрясения, – парировала волчья бабушка.

– Дайте ему трубочку, – велела Мария Ивановна. – Стойте! Сначала хотела вам спасибо сказать. Вы прекрасного че… волка воспитали.

– Да он сам как-то воспитался, – скромно ответила Арина Родионовна и, вероятно, передала трубку Волку.

– Вот что, Вовчик, – сказала бабушка. – Ты там не геройствуй: отоспись, поешь, убедись, что с головой все в порядке… в смысле, что сотрясения нет, а там и езжай.

– Да не хочу я здесь оставаться! – возмутился Волк. – Ни на минуту! Говорил же я, что дядюшка соврет, и как в воду глядел! Знаете, что он придумал? Какую-то девку мне подсовывал, старый х… хомяк! А вдруг он сюда нагрянет?

– А коли нагрянет, скажи ему, что я на него порчу наведу, хотя стараюсь этого никогда не делать, – строго заявила Мария Ивановна.


В Москве лил дождь, пришла вторая половина сентября.

– Знаете, – сказала Внутренняя Богиня Разумею Занудовичу и Девочке-Девочке. – А наша подопечная-то повзрослела совсем.

– Угу, – кивнул Разумей, по тысячному разу перелистывая сборник афоризмов.

– Боюсь, скоро она не будет в нас нуждаться. – Девочка-Девочка вздохнула. – И искать нам новую, десятую хозяйку. Молодую и неразумную.

– Вроде того, – ответил Разумей, продолжая сосредоточенно вчитываться во фразы умных людей.

– Но ведь это же катастрофа! – всплеснула руками Внутренняя Богиня и поправила рукава-фонарики на своем тонком платье.

– Не-а, – ответил Разумей, закусив губу.

– Если мы станем ей не нужными, то опять не меньше года будем искать душу, нас понимающую!!! – завопила Внутренняя Богиня. – Тебя это что, совсем не беспокоит?

– Не беспокоит, – подтвердил Разумей. – Потому что ты ошибаешься. И вообще, не мешай мне. – Из ниоткуда появился альбом для рисования, длинный карандаш, одежда художника и даже берет. – Буду рисовать.

– Что ты там такое важное малюешь, если вопросы жизни и смерти тебе по барабану? – возмутилась Внутренняя Богиня, пытаясь заглянуть через плечо новоявленному Пабло Пикассо, но Разумей проворно заслонил лист:

– Дорисую – узнаешь, а пока не подглядывай.

– Хорошо, тогда объясни, в чем же я ошибаюсь, – попросила Внутренняя Богиня.

– Ладно, – ответил Разумей Занудович. – Вот ты бы хотела от меня избавиться?

– Иногда да, – ответила Внутренняя Богиня. – Особенно когда ты начинаешь заумствовать.

– А вообще? – перебил ее напарник. – И будь серьезнее, пожалуйста, я не просто так спрашиваю. Просто закрой глаза и представь, что меня нет.

Внутренняя Богиня послушно закрыла глаза… и тут же широко их распахнула:

– Ой, мамочка!!! Нет, такого мне не надо. Знаешь, Разумей, ты хоть и зануда, но без тебя я сама не своя, ни летать, ни петь, ни безумствовать не хочется.

Разумей кивнул:

– Так вот, милая моя, должен тебе сказать, что я без тебя тоже не представляю себе жизни. Нет, не так, представить-то представляю, но не хочу я жизни такой. Выходит, что мы с тобой друг без друга не можем, правильно?

– Выходит, так, – подтвердила Внутренняя Богиня. – Придется мне с тобой и с Девочкой-Девочкой и дальше жить…

– А потому, моя милая, позволь мне тебе кое-что предложить, – сказал Разумей. – А что именно – я сейчас дорисую.

Он закусил губу и нанес на рисунок несколько штришков, затем посмотрел на него, прищурившись, и что-то быстро дорисовал. И все изменилось.

Рисунок на листе приобрел трехмерность и цвет.

Все трое оказались в светлом Храме, где на небольшом возвышении у алтаря стоял мужчина с книгой в руках, одетый в сияющие одежды, но небритый. Разумей Занудович облачился в костюм, точь-в-точь такой, как был на Волке в памятный день, когда они с Красной Шапочкой посетили прием для киношников; Внутреннюю Богиню облегало прекрасное белоснежное подвенечное платье, достойное самой королевы.

Девочка-Девочка стояла тут же с огромным букетом ромашек в руках.

– Согласен ли ты, раб Божий Разумей Занудович, взять в жены рабу Божию Внутреннюю Богиню, чтобы любить ее и заботиться о ней в горе, радости, болезни, здравии, богатстве, бедности, пока смерть не разлучит вас? – глубоким баритоном спросил сияющий мужчина.

– Так точно, – ответил Разумей и с нежностью посмотрел на Внутреннюю Богиню.

– Согласна ли ты, раба Божия Внутренняя Богиня, выйти замуж за раба Божьего Разумея Занудовича, чтобы любить его и заботиться о нем в горе, радости, болезни, здравии, богатстве, бедности, пока смерть не разлучит вас? – повторил свой вопрос мужчина.

Внутренняя Богиня растерялась:

– Но ведь это так не делается!

– Не согласна? – уточнил мужчина грозно.

– Нет, нет, что вы, конечно, согласна!

– Тогда, волей Божьей, объявляю вас мужем и женой, и будьте двое одно целое. Что Бог соединил, то человек не разлучает. Аминь.

Мужчина раскрыл книгу, затем расправил крыло, которое, оказывается, было у него за спиной, выдернул из него перо и что-то быстро написал на странице; затем расправил уже оба крыла, взмахнул ими и сказал:

– Муж, можете поцеловать жену, не стойте соляным столбом, – и, взвившись в воздух, улетел так быстро, что только самые внимательные читатели смогли бы опознать в нем хорошо знакомого нам Купидона.

– Так, – Внутренняя Богиня уперла руки в боки фирменным жестом матушки Красной Шапочки. – И что это было, а? Разумей, ты что, не знаешь, как женятся? Сначала ты должен был сделать мне предложение…

– Но ты все равно согласилась бы, правильно? – ехидно прищурился Разумей Занудович.

– Давайте быстрее поболтаем и к свадебному столу, – заметила Девочка-Девочка. – Торт очень вкусный.

– Потом я должна была выбрать платье… – продолжила свою речь разгневанная Богиня.

– Тебе это не нравится? – удивился Разумей.

Внутренняя Богиня критически оглядела свой наряд и с неохотой признала:

– Вообще-то оно идеально, я лучше и не видала, но… где, скажи на милость, мой девишник? Где мой белый лимузин? Где подружки неве…

Договорить она не смогла, так как Разумей обнял ее и прильнул к губам долгим, страстным поцелуем. Одновременно он щелкнул пальцами, и за его спиной материализовался чудовищно длинный лимузин с многостаночником-Купидоном за рулем. Лимузин был богато украшен шариками, а на розовом номерном знаке, в окружении алых сердечек, красовалась надпись: «Мечты сбываются».

* * *

– Дождик перестал, – сказал Волк, выходя с балкона, – а посему предлагаю отправиться на прогулку.

– Сейчас, у меня только волосы высохнут, – ответила Красная Шапочка с дивана и, видя уныние, охватившее Волка, добавила: – И влажность, кстати, как раз спадет… надеюсь. Как же я по тебе соскучилась. – Подойдя к Волку, девушка обняла его. – Как же испугалась, когда представила, что могу остаться без тебя, моего любимого.

– Оля, – Волк повернулся к Красной Шапочке. – Если ты сейчас не уберешь руки, мы никуда не успеем, а у нас намечено серьезное дело.

– Какое?

– Потом объясню.


Дожди и влажность Красная Шапочка не любила, сетуя, что они плохо влияют на ее золотистые волосы. Волк этого в упор не замечал, но на всякий случай соглашался, так как спорить с женщиной в вопросах ухода за внешностью дело крайне неблагодарное: мало того, что в этом споре априори победа будет на ее стороне, так еще и окажешься после него бесчувственным чурбаном, некомпетентным олухом, неотесанной деревенщиной, лишенной чувства прекрасного, и так далее по списку.

Дейзик тоже не любил дожди. После прогулок его шерсть висела сосульками от грязи, к которой этот потомок благородных кровей испытывал странную тягу.

Пока Красная Шапочка сохла, Волк успел выгулять шпица-медвежонка, не оставившего без внимания ни одной лужи на пути следования и, несмотря на малый рост, успевшего нахамить дюжине сородичей размером от чихуа-хуа до датского дога.

Отвага Дейзи (откровенно говоря, граничившая с безрассудством, а порой далеко выходившая за эту границу) была такой, что ее бы, наверно, хватило на небольшую свору служебных доберманов.

К тому же пес отчего-то решил, что каждая встречная собака только и думает, чтобы покуситься на его хозяев, и, как мог, принимал превентивные меры, так что Волку часто приходилось вынимать подопечного буквально из чьей-то пасти. К счастью, один только вид Серова-Залесского заставлял собак чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому Дейзи всегда отделывался только легким испугом и небольшим ущербом для собственной собачьей гордости.

По возвращении Волка с Дейзи Красная Шапочка сообщила Володе, что начинает готовиться к выходу. Волк кивнул и уселся за компьютер погонять в «Танки» на полчаса, а то и час, так как по опыту знал, что означает «начинаю готовиться».

Однако, как это, кстати, было не раз, он не угадал, и очень скоро Красная Шапочка заявила, что уже практически готова. Волк поставил игру на паузу, выслушал, что он – копуша и вечно всех задерживает, фыркнул и пошел обувать недогрызенные Дейзиком кроссовки. Впрочем, обувшись, Владимир вынужден был еще какое-то время провести в прихожей, поскольку «практически готова» и «готова» – отнюдь не одно и то же.

Но, как ни странно, такие мелочи его вовсе не раздражали, скорее, наоборот, умиляли.

Они вышли из подъезда и пошли к фургончику, который теперь стоял на стоянке у дома. Волк выкатил из ангара «Герра Хуана» и предложил Красной Шапочке оседлать его. Девушка и раньше любила поездки с Волком, а теперь и подавно. Она послушно надела шлем и, усевшись позади Серова-Залесского, позволила везти себя туда, куда ему заблагорассудится.