– Твоя комнатка готова, а сейчас снимай кроссовки и проходи на кухню, будем ужинать.

Оленька молча выложила из мешочка горсть монет и вернула их почтальону. Затем она подошла к печатной машинке и перенесла в свою комнатку.

После ужина, состоявшего из жареной картошки с луком, девушка села за печатную машинку и стала нервно набивать текст. Ничего не выходило. Мысли были похожи на спутанные нити. Иван, проходя мимо открытой двери комнаты, наблюдал за Красной Шапочкой и тихо посмеивался.

– Не живется и не пишется! – воскликнула Оленька и разорвала белый лист бумаги на мелкие кусочки. Надоело строчить всякие глупости в блоге, хочется серьезных тем.

– Ты просто хочешь сразу повторить успех Толстого…

– Дело в другом, ко мне не прилетает муза, она меня попросту игнорирует!

– Эх, Оля-Оленька, возможно, я открою тебе страшную тайну и сниму с тебя розовые очки, но таковы правила игры, – Иван встал в дверях и закурил. – Никакого вдохновения нет. Есть впечатления. Есть эмоции. Есть труд. Тяжелый и кропотливый. Бессонный и молчаливый. Есть сотни исписанных черновиков и сожженных рукописей, есть горы неопубликованных рассказов и миллионы стихов, заживо захороненных в столах. Иногда цена одной красивой строчки равняется суткам… И это того стоит. Ты только подумай – одна-единственная строчка может найти отклик в душе читателя, заставить человека задуматься, сменить гнев на милость или попросить прощения. В этом и кроется сила искусства, благодаря ей ты начинаешь чувствовать себя волшебником и совсем по-другому воспринимать творческий процесс.

Красная Шапочка, осознав миссию, возложенную на ее хрупкие плечи, заново провела мыслительный штурм и… случилось! Она как макраме плела строчки рассказа о деревне – одну за одной, забыв о времени. Все мысли, которые в ее жизни были проходящими, в слове обрели жизнь и запульсировали с новой силой.

Смартфон разрывался от звонков. Красная Шапочка ответила только бабуле, коротко сказав:

– Ба, не беспокойся, я пишу повесть, а домой, пока там Варя, не вернусь. – И после этого отключила телефон.


Через два дня Красная Шапочка собрала свои творения и понесла их Ивану на просмотр. Почтальон читал и улыбался, читал и задумчиво смотрел вдаль… И такие эмоции были лучше всяких слов.

На следующее утро Оленька отправила рукописи в журнал матушки, ее главной редакторше.


– Мы сделали великое дело! – заявил Разумей Занудович. – Еще немного, и будем претендовать на Пулитцеровскую премию в журналистике! Тема ревности и неразделенной любви всегда найдет своего читателя!

– Ой, какие страдания, так красиво! – сложила прозрачные ручки Внутренняя Богиня.

– Да уж, настрадались, – ворчала Девочка-Девочка. – За три дня минус два килограмма. Это нездоровый образ жизни. Но, если честно, я по Волку скучаю. Он хороший…


Чтобы прогнать грусть, Красная Шапочка решила побаловать себя с Иваном чем-то вкусненьким и взялась за приготовление пирога – когда-то они вместе с матушкой замешивали тесто и выпекали вкусную яблочную шарлотку. Яблок в доме было много, Иван купил на распродаже сельхозрынка килограммов пять.

Аромат заполнил дом, а вместе с ним и душу. И это послужило очередной отправной точкой к написанию статьи о маленьких женских хитростях при запекании яблок. Для сохранения их белого свежего цвета дольки яблок необходимо поместить на две-три минуты в воду с лимонным соком.

А еще Красная Шапочка написала, как два месяца назад Волк спас ей жизнь, успев унести ее от рогов разъяренного быка, как живут в российской глубинке, ежедневно заботясь о том, чтобы хватило дров, и сколько ведер воды нужно принести для бытовых нужд и полива огорода.

Конечно же, Красная Шапочка не ставила себе задачу писать о тяжелом быте, нет, она добавила юмора в свои воспоминания и даже вставила два афоризма, подсказанные Разумеем Занудовичем: «Можно быть поэтом и платить за квартиру» и высказывание Оноре де Бальзака: «Быть повсюду своим могут только короли, девки и воры».


Вечером, после чайной церемонии, Красная Шапочка вышла во двор и, стараясь не оказаться под окнами бабушкиной квартиры, долго сидела на лавочке и смотрела на звезды.

Романтичную идиллию портили комары. Чтобы хоть как-то отогнать от себя кровожадных насекомых, Шапочка хлопала себя по плечам и коленкам.

На громкие хлопки среагировал Дейзик, которого выгуливал Волк. Щенок готов был разорвать шлейку, на которой его выгуливали. Он из всех своих игрушечных сил натянул поводок и рвался к любимой хозяйке.

– Я знал, что ты вернешься! – Волк был вне себя от радости.

– А я никуда и не уезжала… Я жила в нашем подъезде, только на пятом этаже, и писала воспоминания о деревне.


Впереди влюбленных ждал долгий разговор, и вряд ли Волк понял все то, что напридумывала себе Шапочка о его взаимоотношениях с одноклассницей Варей, впрочем, он и не старался вникнуть в ее переплеты разума, а просто сидел и любовался ею.

Пока они шли в обнимку, из окна квартиры выглянула бабуля и, не стесняясь соседей, крикнула:

– Всех прошу к столу!

– А где же Варя? – осторожно спросила Шапка, когда они приступили к трапезе.

– Я же не успел тебе рассказать… – Волк поцеловал Ольгу в щеку. – Варя взрослый человек, и я три дня терпел ее выходки, прощал странные «закидоны». Когда-то, семь лет назад, она могла приехать в общежитие ВГИКа и устроить там скандал ревности. Я ей сочувствовал, когда она оставалась без копейки денег после увольнения с очередной работы, жалел, но всему есть предел. И моему терпению тоже. Когда она всем нам нагрубила и потребовала, чтобы я выгнал тебя из дома, я попросту предложил ей сделать выбор – либо она остается у нас до тех пор, пока не найдет себе жилье, и уважительно относится ко всем нам, либо пусть отправляется на все четыре стороны, то есть в направлении Тамбова. И она выбрала более легкий путь: вернуться в маленький магазин продавщицей, где проработала десять лет после школы…

– Оля! – возникла на пороге квартиры бабушка. – Тебя обыскались и мама и Лев Львович. У вас горит съемка! Возьми! – бабуля протянула Красной Шапочке телефон. – Замучили меня звонками.

– Алло, Лев Львович?! Завтра?! Да, конечно, буду.

– Оленька… – голос режиссера звенел тревогой. – С тобой точно все в порядке? Матушка здесь сходит с ума от волнения.

– Папа, у меня все хорошо. – Завибрировал смартфон, и Красная Шапочка прочла с экрана сообщение. – Папа! Мою статью опубликуют! Вот сейчас ответила главный редактор матушкиного журнала! Поблагодарила за прекрасную идею писать не о столичных проблемах, а о жизни в глубинке, в селах и губернских городках! Сорвать с себя дорогие наряды и побегать по чистому полю в сарафане, сплести венок, пожарить картошку на костре, провести ночь на стоге сена под открытым небом, насобирать грибов и ягод и открыть для себя новый мир… Люди устали жить друг у друга на головах, в этих страшных многоэтажных домах… Всем нам хочется любви и свободы.

– Браво, Оленька! – Голос режиссера стал серьезным. – Рад, что твое настроение изменилось и ты становишься взрослее.

– Иван! – бабуля увидала почтальона, спускающегося по лестнице. – Проходи на кухню, к столу! У нас на ужин гречка и куриные котлетки, привезла из пансионата.

Почтальон не стал жеманиться и отнекиваться и вошел в квартиру.


– Я их не понимаю, – пожал плечами Разумей Занудович. – Ну, хорошо, вот если бы я не вмешался, не помог с написанием статьи, – что изменилось бы? У Ольги не сменился бы гнев на милость? Волк не понял бы, кто ему дороже: обнаглевшая одноклассница, с которой он получил первый сексуальный опыт, или девушка, ставшая ему родной?

Откровенно говоря, Разумею даже хотелось, чтобы Внутренняя Богиня принялась скандалить. Чтобы наорала, чтобы стала, как прежде, косплеить Немезиду и швыряться молниями или бенгальскими огнями. Он бы даже не стал уворачиваться.

А состояние Внутренней Богини иначе, как угнетенным, нельзя было и назвать. Ее крылышки поникли и потускнели, она по кончик носа закуталась в шотландский клетчатый плед и тихонько сидела с опущенной головой, даже не прикоснувшись к кофе, уже остывшему. У Внутренней Богини была депрессия.

– Понимаю, что Волка нужно простить, все-таки мы его любим. Но не могу.

– Ничего не изменилось бы, – сам себе ответил Разумей. – И вообще…

Что «вообще», Разумей не знал. Зато внезапно понял одну очень странную вещь: да, его напарница, Внутренняя Богиня, чересчур легкомысленна и импульсивна, она слишком много фантазирует и слишком мало задумывается, оставляя этот труд своему бескрылому напарнику, но без нее намного темнее, холоднее и безотраднее. Конечно, можно жить в атмосфере вечного моросящего дождя, живут же люди в… не важно.

Но вот только жить так – ужасно скучно, и без света Внутренней Богини даже насквозь рациональный Разумей чувствовал себя неуютно…


Ужин прервался телефонным звонком.

– Странно, мне звонит дядя. Я не говорил с ним лет пять, – удивился Владимир, принимая вызов. – Хорошо, я приеду, – произнес он в трубку и встал из-за стола. – Мария Ивановна, дядя Ваня, Оленька. У меня заболел дядя, нужно срочно выезжать.

* * *

В Тамбов Волк отправился на своем мотоцикле рано утром, чтобы успеть выскочить за Кольцевую автодорогу в тот короткий момент, когда ночной поток машин из провинции еще не сменился дневным, снующим в обоих направлениях. Был вторник, и, по расчетам Волка, дорога должна была оказаться пуста, по крайней мере по московским меркам.

Перед отъездом Волк сказал:

– Мне пора.