– Ее волосы, ее волосы, – позабыв о разбитых часах, повторял он. А потом, все так же раскачиваясь на маминой кровати, сказал: – Нужно не забыть состричь ее волосы.

Он уставился на нас мутным взором, лицо его было пунцовым.

– Вы же знаете, как я любил ее. Любил! Она была хорошей женщиной. Даже несмотря на то, что родила только дочерей. Пять дочерей – целая корзина гнилых яблок. За что, я спрашиваю вас, Господь наказал меня?

И тут он разрыдался. Я тоже начала плакать, и вскоре плакали уже все, даже Полина, которая не отличалась сентиментальностью. Отец поднялся, не знаю, то ли для того, чтобы нас успокоить, то ли обнять, но не устоял на ногах и вновь завалился на кровать.

– Вы похожи на ворон! – воскликнул он. – К несчастью! Мне всегда не везет! – И тут он велел нам уйти прочь, сказав, чтобы осталась только Маргарита, потому что лишь она способна его утешить.

Мы потащились назад, на четвертый этаж, продолжая неутешно плакать. Детская показалась мне маленькой и еще более убогой, чем я помнила: гобелены побиты молью, неровный пол, неприятный холод.

– У Агаты нет траурного наряда! – заревела Марианна, швыряя куклу на пол.

Иногда я забываю, что Марианна самая младшая из нас, потому что она всегда уверена в себе и импульсивна, никогда ничего не боится. Но ей всего лишь двенадцать, и в душе она до сих пор еще ребенок. Я обняла сестру, прижала к себе, ее хрупкая фигурка в черном траурном облачении вздрагивала от рыданий.

– Мы можем пошить ей наряд из наших вуалей, – пришла на помощь Диана, стянула свою и с помощью кочерги попыталась разорвать.

– Ой! Тетушка Мазарини очень рассердится, – ахнула Гортензия, позабыв про слезы.

– Отличная идея, – поддержала Полина, тоже стягивая свою вуаль и разрывая ее зубами. – Никто ничего не скажет, потому что все нас жалеют. Мы же сиротки.

– Не сиротки! – заявила я. – Наш отец жив.

Повисло неловкое молчание.

– Может быть, она вернется, – прошептала Марианна. Теперь ее Агата была, как и подобает случаю, облачена в черное кружево.

Полина фыркнула.

– Полина! – попеняла я. – Не будь такой жестокой.

Обычно я не вступала с Полиной в спор, но теперь я была замужней женщиной и внезапно почувствовала ответственность за своих младших сестер. Что бы ни произошло, я позабочусь о них. Я собрала их всех рядом с собой, даже Полину, которая пронзительно кричала в знак протеста, прижала к себе, и мы, снова зарыдав, обнялись.

После похорон все изменилось. Полину с Дианой отослали в монастырь Порт-Рояль, расположенный в окрестностях Парижа, а Гортензию с Марианной отправили к тетушке Мазарини.

А я? Не было бы счастья, да несчастье помогло. Со смертью мамы ее место при дворе заняла я. Наконец-то исполнилась моя мечта и я отправилась в Версаль. Не так я себе это представляла и совсем не этого желала, но вышло как вышло.

И теперь я нахожусь в центре мира, одновременно ненавидя и обожая его.


От Луизы де Майи

Версальский дворец2 июня 1730 года

Дорогие Полина и Диана!

Здравствуйте, сестрички! Надеюсь, вы в добром здравии и наслаждаетесь жизнью в монастыре. Уверена, что сестры хорошо о вас заботятся. Полина, надеюсь, что ты наконец-то получаешь то образование, о котором всегда мечтала.

Я получила письмо от Зелии. Сейчас она живет в Пикардии и пишет, что очень по нам скучает. Жаль, что она не могла оставаться с нами. Помните ее захватывающие рассказы о Китае и Квебеке?

Жизнь в Версале удивительна. Вчера я встретила турецкого посла, а вечером в покоях королевы был устроен концерт Куперена![2] Все крайне чарующе и восхитительно. Королева – удивительная госпожа, а остальные фрейлины очень милы и обходительны. Мой супруг Луи-Александр очень внимателен, и так чудесно проводить все время рядом с ним. Правда, на ночь во дворце он не остается, предпочитая ему свой городской особняк. Говорит, что от пыли во дворце он сильно чихает.

Диана, я постараюсь прислать тебе ленты, которые ты просила, но здесь очень сложно с деньгами. Мой любимый муж так много тратит на благотворительность, что на подобные мелочи денег почти не остается! Мне приходится быть крайне изобретательной в отношении своих нарядов. Помните наши повседневные желтые муслиновые платья, которые мы носили в детской? Я перешила свое в нижние юбки и в свободные от служения королеве дни ношу его с голубым ситцевым платьем с цветочным узором. Остальным дамам оно очень нравится.

Полина, пожалуйста, пиши мне! С нетерпением жду новостей. Диана, спасибо тебе за письмо, но, к сожалению, чернила размазались и я мало что смогла разобрать. Вы должны написать тетушке Мазарини и поблагодарить ее за то, что она заботится о Гортензии и Марианне. Не грустите о маме, молитесь за ее душу.

Ваша любящая сестра,ЛуизаОт Луизы де МайиВерсальский дворец12 июня 1730 года

Дорогие Марианна и Гортензия!

Мои любимые сестрички! Надеюсь, вы в добром здравии у тетушки Мазарини. Я вчера ее встречала, она сказала, что вы вполне счастливы в своем новом доме и что Гортензию перестали мучить кошмары о крысах, которые живут у нее под кроватью. Не забывайте, кошмары – дело рук сатаны, поэтому, если боитесь кошмаров, не снимайте на ночь распятье, и оно защитит вас.

Я получила письмо от нашей дорогой Зелии, сейчас она живет в Пикардии и говорит, что сильно по нам скучает. Жаль, что она не может оставаться с нами. Мне ужасно ее не хватает. Помните, как она пела нам по вечерам, когда начиналась гроза? Как мило с ее стороны.

Жизнь в Версале удивительна. Все крайне чарующе и восхитительно. Повсюду важные особы, но они очень милы и обходительны. Мой супруг чрезвычайно внимателен, большая радость быть рядом с ним, а не пребывать в постоянной разлуке, как раньше. Надеюсь, когда придет ваше время выходить замуж, у вас будет такой же удивительный муж, как у меня.

Я передам тетушке Мазарини баночку с фиговым вареньем, когда она будет в следующий раз ехать в Париж, это подарок мне от моей приятельницы герцогини д’Антен. Я решила поделиться с вами, потому что знаю, как сильно вы любите фиги. Пожалуйста, только не пишите Диане и ничего ей не рассказывайте. Она сильно позавидует, а у меня осталась только одна баночка.

И не забудьте помолиться за душу нашей матушки.

С любовью,Луиза

Марианна

Особняк Мазарини, Париж1731 год

Если бы у меня было кольцо с бриллиантом, я бы нацарапала на оконном стекле своей комнаты: «Здесь от скуки умерла Марианна де Майи-Нель, 15 февраля 1731 года». Мария Шотландская, находясь в заточении в башне, нацарапала на оконном стекле грустное стихотворение как доказательство того, что она когда-то здесь жила, хотя и знала, что скоро умрет.

Историю о королеве Марии рассказала нам наша гувернантка Зелия, и мне кажется, что это может быть неправдой.

Но даже если это неправда, я все равно чувствую родство с этой бедной, заточенной в башне Марией. Бриллианта у меня нет, но однажды после ужина я спрятала в рукаве маленький острый нож. Я пыталась нацарапать свое отчаяние на оконном стекле, но моя сестра Гортензия услышала, как экономка орала на служанок за потерянный нож. Своими словами она вселила в меня такое чувство вины, что я решила отдать нож настоятельнице. Сестра положила его на столик, где его и нашел лакей, а потом пообещала мне, что будет замаливать мои грехи.

После смерти нашей мамы тетка Мазарини обняла нас и сказала, что мы должны поехать жить к ней; все, что ей принадлежит, – теперь наше. Тетушка – старая набожная стерва. Ей чуть больше сорока, и она до сих пор красива, но предпочитает носить темные старомодные одежды, которые делают ее похожей на старую вдову, а губы у нее тонкие от постоянного недовольства.

Мне не нравится наш новый дом. Мне очень не хватает наших покоев на четвертом этаже на Набережной Театинцев, где все вокруг тебе знакомо. Как жаль, что наша матушка умерла! Она была такой молодой! Все произошло настолько внезапно. Как бы мне хотелось, чтобы наш отец был… ну, не таким, как он есть, чтобы мы могли остаться в нашем родном доме, а не сдавать его ужасным чужим людям, которых тетка Мазарини даже не знает. Она говорит, что новые жильцы, скорее всего, из буржуазии, и когда она произносит это слово, то понижает голос до шепота, как будто речь идет о содержимом стульчака.

Я скучаю по нашей прежней жизни. Мы все держались вместе, жизнь была веселой и интересной. Уроки по утрам – занятие бесполезное, и я часто подозревала, что наша гувернантка Зелия на выдумку хитра, но после обеда мы были вольны играть и заниматься чем заблагорассудится. Я была еще маленькой, но к тому времени, когда мне исполнилось десять, я уже решила, что хочу стать ученым, если женщинам вообще позволено заниматься наукой. Я проводила массу интересных экспериментов: вырывала из зубов котов мышей, сажала их в коробку, чтобы выяснить, как долго они продержатся без еды. Мне нравилось отрывать лапки у пауков, чтобы узнать, на скольких оставшихся лапках они смогут передвигаться. На пяти. И у нас были игрушки – куклы, изумительный глиняный сервиз, чтобы кормить их, и удивительный Ноев ковчег с тридцатью двумя парами животных.

Когда моя старшая сестра Луиза вышла замуж и покинула детскую, все изменилось. Мне очень не хватало Луизы, даже несмотря на то, что она была несколько мягкотелой и глуповатой. Зелия порой говорила, что Луиза смотрит на мир сквозь букет цветов, то есть она во всем старается видеть только хорошее.

Как только Луиза уехала, моя старшая сестра Полина стала просто невыносимой. Полина всегда вела себя отвратительно, а теперь она завидует Луизе, потому что та вышла замуж, а сама Полина так и осталась в детской. Полина не перестает повторять, что Луиза не заслужила того, чтобы выйти замуж первой, несмотря на то, что она самая старшая, потому что дура и тупица. Моя сестра Диана, которая обожествляет Полину, поддержала сестру, но Гортензия, которая всегда была так добра, удивленно округлила глаза – у нее огромные и очень красивые глаза – и сказала, что мы не должны так говорить о сестре, это не по-сестерски.