Фэй Уэлдон - Сестрички

У нас у всех есть друзья побогаче. В свою очередь они, уж будьте уверены, знают кого-то еще богаче. И так далее. Но в сущности, миллионеры от нас на расстоянии плевка.

Вот и плюньте — если вам на все наплевать.

Как бы то ни было, Эльза, у которой за душой ни гроша, если не считать остатков последнего жалования, знакома с Виктором. Он торговец антиквариатом и знаком с Хэмишем и Джеммой. Вот они-то миллионеры.

Однажды в пятницу вечером Виктор и Эльза сели в светло-голубой «вольво» и, на беду ли, к счастью ли, подъехали к воротам усадьбы Диттон, где обитают Хэмиш и Джемма. Подъехали и теперь ждут, когда же врата распахнутся и впустят их. Виктору сорок четыре. Эльзе девятнадцать Она его любовница. Год назад, когда Виктор еще работал в налоговой службе, он выудил Эльзу из машбюро. Она сначала немного поломалась, побарахталась, а потом затихла и раздвинула ножки.

Капризный механизм образумился, и раскрылись тяжелые створы. Виктор сразу жмет на газ, автомобиль трогается. Скоро перед ними вырастает величавый, новехонький, колоннами коронованный особняк. Катится за частокол леса огромный красный шар. Это закат.

— О, Боже, — говорит Виктор. — В страшном сне не приснится.

— А что? — спрашивает Эльза.

— Разуй глаза, — отвечает ей Виктор. Смотри да отвечай: что это за стиль? Викторианский или испанский? Тюдоры или регентство? Что это — ранчо, вилла или недостроенная гостиница на средиземноморском курорте?

— Все вместе, — говорит Эльза.

— Вот именно, — кивает Виктор, и Эльза расцветает. Она оказалась права! А уж как она любит это его «вот именно».

Эльза и Виктор поднимаются по ступеням к двери. Дверь массивная, медью обшитая, а на ступенях красуются ребята каменные, иначе говоря, фигуры диснеевские. Их холодные, стеклянные глаза следят за нашей парочкой.

— Обрати внимание на бетонный спуск, — произносит Виктор. — Зачем он здесь, отвечай!

— Для инвалидной коляски. Для Джеммы.

— Вот именно. И не вздумай пялиться на нее, Эльза. С инвалидом всегда веди себя как с обычным человеком.

— Хорошо, Виктор.

— И не пытайся заигрывать с Хэмишем.

— Ну что ты, Виктор.

— Но с другой стороны, не бросайся в противоположную крайность.

— Я постараюсь, Виктор.

Хэмиш, стремясь довести Диттон до совершенства и следуя совету Джеммы, частенько обращается к Виктору за консультациями. Надо же с выгодой избавляться от бесчисленных семейных реликвий. И вот Джемме пришло в голову на весь уик-энд пригласить Виктора. А с ним и Эльзу. Оба волнуются. А Эльза вообще впервые встретится с друзьями Виктора.

— Застегнулась бы, — морщится Виктор.

— Ой, — пищит Эльза. Она еще в машине расстегнула молнию, ради Виктора, конечно. Ему мало было гонки на запредельной скорости, ему захотелось всерьез пощекотать нервишки, и он пустил в ход свободную руку, чтобы пощипать и потискать Эльзу. А что, жалко что ли?

Эльза взялась было за молнию, но вдруг оступилась. Каблуки подвели. Она роняет свою дорожную сумку, и по ступенькам веером сыпется все ее добро: старые билетики в метро, щетки, бигуди, косметика, противозачаточные таблетки, пестрое белье и прочее барахло.

Виктор бросается помогать Эльзе. Он же любит ее.

Эльза несказанно хороша. Рост и вес находятся в идеальном соотношении, а пышная грудь и округлые бедра дают щедрые обещания. Кожа ее белая, щеки румяные, волосы густые и длинные, отливают темным золотом. Хороша! Личико, правда, немного тяжеловато, да и выражение на нем сонное, но достоинство это или недостаток, зависит от того, для чего понадобилась вам наша Эльза. А ее голубые глазки, конечно, если повезет увидеть их, уж так невинны! Сегодня вечером Эльза одета в лучший свой наряд: старые потертые джинсы, на которых знаком каждый стежок, и лиловая выцветшая кофточка, на которой оторвана пуговица.

Ах, хороша! Все на месте. Всего в меру. Отлетела еще одна пуговка и поскакала по ступеням.

— Смотри, не забудь, — говорит Виктор, вручая Эльзе розовый пакетик с контрацептивами. Довольно далеко упало это сокровище. Виктор нашел его у самых лап медведя Йоги[1].

— Ну что ты! — отзывается Эльза. А ведь забыла бы…

Виктор звонит в дверь. Звучат органные аккорды. Виктор ждет, переминается на могучих ногах. Если Эльза бедная, слабая и юная, то Виктор богатый, сильный и старый. Не такой богатый, как хотелось бы, но, поймите, он ведь оставил службу, завел собственное дело и теперь ищет выгоды для себя, а не для других. Однако он определенно стал сильнее с тех пор, как взялся за Эльзу, гимнастику йога и диету долгожителей. Старый? Сорок четыре года — старый? Нет, это самый цветущий возраст, но Виктор, безусловно, стар по сравнению с Эльзой, которая до сих пор верит, что жизнь бесконечна, что ничто не имеет предела и что все сделанное сегодня завтра с утра можно переделать.

Такая вера — талант. Блаженство. Все мы через это прошли. Теперь в нас веры нет. Реально ли возместить ее чем-то? Нет. Спросите у Хэмиша, у Джеммы, у Виктора. Возместить нечем. И само присутствие юной Эльзы подчеркивает горечь такой утраты. Подступает грусть. Эльза молода — значит, Виктор стар. В Викторе метр восемьдесят три роста и восемьдесят восемь килограммов веса. Это крупный, сильный мужчина. У него слегка вытянутая голова; гладкая лысина, обрамленная мягкими волосами, смотрится вполне благородно. Эльза называет его лысину взлетно-посадочной полосой для интеллекта. Глаза у Виктора светло-карие, глубоко посаженные, нос длинный, с горбинкой; пенис тоже длинный, упругий, на подъем легкий. Здесь у Виктора нет проблем. У него нигде нет проблем, разве что насморк иногда привязывается или вскакивает на подбородке белоголовый прыщик. Но это даже пикантно.

Обшитые медью двери открывает горничная. Это вьетнамка средних лет. Взгляд вполне осмысленный. Она не улыбается. Но вот из глубины коридора навстречу гостям легко и бесшумно, как и положено дорогостоящим конструкциям, скользит коляска. На сцену выходит Джемма.

Издалека посмотреть — дитя: приветливая и полная ожиданий улыбка. Она приближается, и проносятся годы. Вот ей двадцать, вот двадцать пять, тридцать, тридцать пять… а она все ближе и все старше. Или это только игра света? Ведь она живет болью, она жаждет смерти. Ждать-то ей нечего.

Джемма первая протягивает для приветствия свою красивую руку — сначала Виктору, потом Эльзе. Черт возьми, она все-таки молода. Едва ли за тридцать.

— Виктор! — восклицает она чуть заунывно, с мягкой, кошачьей хрипотцой в голосе. Как мило вновь встретить живую человеческую душу.

Ее короткие светлые волосы густой шапкой лежат на голове. Челка спускается до самых глаз. Глаза светло-серые. Подбородок немного скошенный, крупные зубы выпячивают вперед верхнюю губу так, будто она надута. Джемма красива, но это изощренно-извращенная красота, питаемая лишь духом и волей несовершенного создания. Джемма бледна, как бледна хрупкая тепличная орхидея, которой любуются многие, но которая никому не нужна. Джемма улыбается. Она улыбается часто. В ее улыбке смесь любви, злобы и горечи; их потоки выплескиваются в мир, полный тех, кому жизнь и смерть достается легче, чем ей.

И вместе с этим Джемма умна. Виктор восхищается умными женщинами. Эльза для него скорее исключение из правил.

— Разве живые души здесь редко бывают? — осведомляется Виктор, принимая ее руку. Она дрожит в его ладони. Это трогает Виктора.

— По-настоящему живые вас сторонятся, — жалуется Джемма. — Если они любят меня, тогда с ними груб Хэмиш, а если они в восторге от Хэмиша, тогда невыносимой становлюсь я. Вот что значит супруги. Но ты сегодня привез Уэнди! Безумно рада встрече, Уэнди. Как успехи в гуманитарной области? Твой папа так беспокоится о тебе.

— Это не Уэнди — начинает Виктор. Уэнди — дочь Виктора. Она отстает по всем гуманитарным дисциплинам.

— Нет? Прошу прощения. Здесь плохое освещение. Толком ничего не увидишь. Но Хэмишу нравится приглушенный свет. Ну, конечно же! Это Дженис! Дженис, которая выглядит просто потрясающе, так что ее можно спутать с дочерью. Однако ты немного поправилась, Дженис. Рада за тебя. Ты всегда была такой худенькой, что, казалось, тебя гложет нечто. А теперь все позади?

Дженис — это жена Виктора. Дженис смуглая, темноволосая, весит всего тридцать девять килограммов. Дженис считала мужа виноватым в неудачах Уэнди.

— Это и не Дженис, — смеется Виктор. — Это Эльза. Ты же сама просила привезти ее как-нибудь. И ты прекрасно помнишь это. Виктор позднее скажет Эльзе:

— Если бы я приехал с Дженис, она спросила бы, сколько знаков в минуту та делает на машинке. Ну хватит плакать! Джемма только забавляется. Играет. Богатые часто играют в других людей. Им больше нечем заняться.

— Все со мной забавляются, разыгрывают меня, — с тоской отвечает Эльза. Ее настроение улучшается при виде предоставленной ей комнаты. Здесь белоснежные ворсистые обои и даже потолок ворсистый, только другого цвета. На полу алый ковер (синтетический, правда, а не шерстяной, о чем говорит неприятное покалывание между пальцами ног). И шторы в тон — алые цветы по белому полю. Мебель черная, лакированная, кровать круглая, с пышной лилово-серой кисеей с оборками. Виктор опрокидывает Эльзу на кровать, собираясь завершить начатое в машине, но совокупление откладывается, ибо появляется вьетнамка-горничная Энни в сопровождении супруга своего, Джонни. Джонни носит очки и смотрит на Эльзу как педагог-наставник в колледже.

— Пожалуйста, извините, — говорит Джонни, — но произошла ошибка. Эта комната для мистера и миссис Доулиш. А комната мисс Секретарши в другом месте.

И вот Эльза, огорченная до слез (как водится, у нее все через край — слезы, эмоции, чувства, физиология; она вечно краснеет, ревет, заикается, у нее вечно тошнота, рвота, понос, цистит — на выбор, она то чихает, то кашляет, и если бы можно было еще что-то исторгать из себя, она бы исторгала), — так вот, уже всхлипывая, Эльза вынуждена тащиться за Энни и Джонни по бесконечным лестницам и коридорам в маленькую комнатенку окнами на хозяйственный двор. Отсюда прекрасно видна кухня, помойка, угольные кучи, компостная яма. Комнатенка эта так же скромна и убога, как роскошна и вычурна была предыдущая. Стены тускло-серые, рамы и дверь зеленые, кровать узкая, простыни целомудренно-белые, одеяло бурое. Тумбочка под умывальником, рядом тонкое белое полотенце на крючке, на полочке желтоватый кусок мыла. Даже зеркала нет, зато у окна стоит старомодный письменный стол. А на нем — пишущая машинка — простая механическая, а вовсе не электрическая. На столе лежат аккуратные стопки бумаги: вот для первого экземпляра — плотная, белая, вот копирка, вот для второго экземпляра — тонкая, папиросная. А вот ящик с пустыми папками — чем они должны заполниться? И корзина для мусора.