— Сомневаюсь, чтобы они здесь спали.

Затем они прошлись по пристройкам. В ткацкой со станков не были убраны ткани, работу бросили на середине. В кухне над остывающими очагами стояли котлы. Цыплята собрались вокруг кучи зерна в углу двора и с удовольствием лакомились. За частоколом и у дверей часовни бродили два вола. Внутри церкви алтарь стоял непокрытый и реликвии пропали.

Аделина прогнала любопытную корову с церковного крыльца, и Симон закрыл дверь.

— Они отпустили животных самим искать себе пропитание, а с собой взяли лишь лошадей да то, что могли унести на себе, — сказала Аделина. — И все это они проделали лишь после наступления темноты, после того, как мы с тобой ушли из дома.

Симон обнял жену.

— Похоже, у них был план и достаточно времени чтобы подготовить упорядоченное отступление.

— Надеюсь, они целы и невредимы, как бы там ни было.

— Куда они могли пойти, пятьдесят человек, большей частью верхом, не взяв с собой ни скота, ни вещей, и это когда зима вот-вот наступит?

— Двоюродный брат моего отца живет в сутках езды отсюда. Райс старый друг, он всех их примет.

Симон посмотрел на небо. Черные, отороченные серебром тучи плыли высоко над долиной.

— Если ветер не сменит направления, снег выпадет еще до заката. Кардоку и его людям заметет путь. — Он старался говорить спокойно, как ни в чем не бывало. Он надеялся, что Аделина не поймет по его тону, что на самом деле испытывал Симон при одной мысли о том, что старый бандит мог уйти, оставив дочь на произвол судьбы, даже не попрощавшись.

— Он умеет хранить свои секреты, — сказала Аделина. Боль сдавила Симону горло.

— Он, должно быть, оставил тебе записку или условный знак. Мы бы нашли его, если бы у нас было время, но нам надо торопиться, пока погода не испортилась.

Аделина покачала головой:

— Мы не найдем никакого сообщения. Мой отец… — Она посмотрела на небо и продолжила: — Мой отец знает, что с тобой я в безопасности. Ему не надо сообщать мне о том, что он тебе доверяет. — Аделина положила голову Симону на плечо. — Ты знаешь, что это значит? Мой отец сделал нам одолжение, устранив вторую угрозу Лонгчемпа. Если в долине некого убивать, как он может наказать тебя или меня за ослушание?

Симон грустно улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

— Действительно.

Аделина закрыла глаза, испытав огромное облегчение.

— Симон, за всю свою жизнь я не испытала ничего, что могло бы сравниться с этим мгновением.

— Ничего? А прошлой ночью? По-моему, был такой момент или даже два…

— Нет, Симон, не фиглярствуй. Мы — одно целое, и нас ничто не разлучит.

Возвращение бродячей коровы прервало обмен нежностями.

— Пошли, — сказал он, увлекая Аделину за собой. — Пусть животное приобщится к высокому, не надо мешать ей на этом пути. Мне надо поговорить с солдатами и попросить некоторых остаться до той поры, пока Маршалл не решит, что делать с фортом. Нас послали сюда, чтобы мы присматривали за твоим добрым папашей, а теперь, когда его нет, нет нужды и в часовых на вышке.

— Твоя новая башня в любом случае оказалась бесполезной. Сомневаюсь, чтобы люди моего отца ночью шли через ущелье.

— Столько людей, шагающих мимо крепости, могли поднять на ноги самого ленивого из моих часовых. — Симон поднял голову и посмотрел в сторону форта. — Вчера вечером на часах стоял Люк. В полночь Гарольд послал человека ему на смену. Тот сказал, что ничего не слышал. Луна светила ярко, но на дороге он тоже никого не увидел.

— Выходит, сказки не лгут — мой отец нашел тайный ход из долины, такой, что можно проехать верхом. — Аде-лина окинула взглядом южный склон. — Ты помнишь вчера, в пещере…

Он прижал ее теснее к себе.

— Я помню, Аделина. Как ты можешь в этом сомневаться?

Она отстранилась и прижала палец к его губам.

— И не заставляй меня об этом забыть. Слушай, Симон, вчера в пещере я почувствовала запах дыма.

— Когда?

— После…

— После того, как мы любили друг друга? Она кивнула.

— Я поспала немного и, когда проснулась, помнила свой сон, а снилось мне, что мы с тобой в замке возле огня. Но запах дыма я ощущала еще долго после пробуждения. Ты спустился к ручью, и я вышла посмотреть, где ты. К тому времени как я вернулась, запах исчез, и я про него забыла. Симон взглянул на склон.

— Дым от костра пастухов ветер мог донести до нашей пещеры.

— Но ведь он чувствовался внутри, а не снаружи, а когда я вернулась, его уже не было. Этот склон имеет множество маленьких пещер.

— Я знаю, — пробормотал Симон. — Вот уже месяц, как я только по ним и лазаю. Они все маленькие — все до одной.

— Но за ними может быть проход.

— Проход, который годится для лис и для дыма. Или для человека, ползущего на брюхе, но не для пятидесяти человек, пропавших разом.

— Но дым шел откуда-то позади пещеры, со стороны пастушьей хижины.

Аделину одолевали сомнения.

Симон закрыл глаза и словно воочию увидел запомнившуюся ему сцену. Старые мятежники, собравшиеся возле грубой, наспех сколоченной двери хижины, едва закрывавшей широкий зев, их видавшее виды оружие. Люди, живущее милостью Кардока…

И тут он начал хохотать.

Конечно, дым шел со стороны хижины! А как же иначе! Дверь сделали такой высокой, чтобы лошади могли пройти.

Симон сел на крыльцо часовни и усадил жену рядом.

— Старый лис сам себя превзошел! Акт его доброй воли, записанный в договоре о мире — о том, что он выедет из крепости и поселится внизу, не был ему в тягость, наоборот, он и согласился на это лишь потому, что это отвечало его планам: жить поближе к тайному ходу на случай опасности. Вчера ночью, чтобы исчезнуть, им надо было всего лишь подняться на холм.

Беседу их прервал грозный окрик и бешеный стук копыт. Симон вскочил, вытащив меч, и заслонил собой Аделину.

— Тэлброк, я нашел его! — воскликнул запыхавшийся Гарольд. Конь его тяжело дышал от быстрого бега. — Пойдем со мной, и ты увидишь. Ты не поверишь! Пастушья хижина…

— Вовсе не хижина?

— Черт, Тэлброк, послушай! Это не хижина, не настоящая. Она всего лишь маскирует вход в пещеру. Большой. Старые мятежники пропали, загоны пусты. Они не бьши пастухами, Симон, то были стражники, охранявшие вход в пещеру.

Он мог бы и раньше догадаться — слишком большой вход, вооруженные люди, сидящие возле двери, само расположение хижины у подножия утеса.

Симон толкнул грубо сколоченную дверь и вошел внутрь. Две низкие лавки вдоль стен — лежаки, задняя стена завешена двумя коровьими шкурами, чтобы закрыть от чужого глаза вход в пещеру. За шкурами прямой коридор, достаточно просторный, чтобы человек мог провести лошадь с переметными сумками на спине. Далее пещера расширялась. Симон коснулся каменной стены у входа.

— Они долбили камень, чтобы расширить проем. До того как над ней поработали, эта пещера, быть может, ничем не отличалась от других на склоне.

Аделина подошла ближе и заглянула за шкуры.

— Должно быть, все было сделано после того, как меня увезли в Нормандию. — Она взяла факел из рук мужа и осветила свод. — Найти дорогу будет нетрудно, своды почернели от копоти их факелов.

Из ответвления, отмеченного следами копоти, пахнуло холодом. Симон улыбнулся:

— Скорее всего гора пробита насквозь, так что твой родственник Райc живет ближе, чем ты думаешь.

— Мы пойдем за ними?

Симон взял факел из ее рук и немного прошел по каменному коридору.

— Мы вернемся и возьмем еды на дорогу, и еще я поговорю с солдатами. И тогда, если хочешь, мы последуем маршрутом Кардока сквозь скалу. Но когда мы выйдем на свет, придется маршрут изменить. Я предпочел бы поехать на юг, в Стриквил. Прежде чем что-то предпринимать, я должен отчитаться перед Маршаллом. Может быть, — после некоторого колебания прибавил Симон, — нам не удастся покинуть Стриквил до весны. Ты не против?

Аделина глубоко вздохнула:

— Как я уже говорила, мой отец знает, что с тобой я в безопасности. Если мы дадим ему еще пять лет, кто знает, что мы обнаружим тогда.

— Теперь меня уже ничто не удивит. Я начинаю подозревать, что его настоящее имя — Мерлин и я женился на дочери колдуна.

Аделина смотрела вдаль, в черноту тоннеля.

— Будем молиться о том, что он не оставил дракона охранять выход.

Глава 27

Симон бросил последний взгляд на замок.

— Жалко мне покидать это место, — сказал он. — Я прибыл сюда глубоко несчастным, потом понемногу стал обретать покой, затем нашел жену и… любовь. — Он взвалил седельные сумки себе на плечи. — Однажды мы сюда вернемся.

Аделина улыбнулась и коснулась его плеча.

— Лонгчемп не вечен. Даже в Нормандии его ненавидят, хоть он и канцлер. Люди не станут его долго терпеть.

— Молюсь, чтобы он не затеял войну между вассалами короля.

— Я думаю, он трус. Страх сильнее его. Он убежит, не дожидаясь, пока угроза станет реальной, и то золото, что он хранит в подземелье аббатства, — верное тому подтверждение. Он стал планировать побег, как только прибыл в Англию. Симон улыбнулся:

— Если бы Ричард видел в нем то, что видишь ты, нам всем было бы гораздо легче жить. — Симон кивнул на небольшую седельную сумку, что была в руках у Аделины: — Что это? Ты все время носишь ее с собой.

— А ты не заглядывал?

— Еще нет.

— Ты сказал, что я отравлю тебя этой штукой.

— Я говорил много глупостей.

Аделина развязала потрескавшийся кожаный шнур, стягивавший переметную суму, и открыла ее.

— Там всего лишь плащ — в точности как я говорила.

— Не очень большой.

— Небольшой. — Аделина посмотрела вверх, туда, где сквозь отверстие для дыма проглядывало серое небо — Когда-то он был новый. Моя мать дала мне его и велела беречь и надевать, когда холодно.

— Это случилось… перед тем, как вы взошли на борт?

— Да, мама просила меня держать его при себе, чтобы надеть его, как только потребуется.