Вплоть до того страшного дня, когда Саймону исполнилось десять лет. В тот день ему сказали, что его отец мертв. Но правду о его смерти он узнал только несколько лет спустя. Правду о том, что его отец любил жену графа Равенспира. Что любовники были захвачены на месте преступления. Что граф Равенспир хладнокровно убил свою жену и ее возлюбленного на заснеженной лондонской улице.

Джеффри Хоуксмур любил Маргарет Равенспир. А теперь сын Джеффри Хоуксмура, как по мановению волшебной палочки, соединился законным браком с дочерью Маргарет Равенспир.

Саймон оторвался от своих невеселых дум и понял, что его друзья смотрят на него со смешанным выражением интереса и тревоги на лицах.

— Тебя что-нибудь тревожит, Саймон? — спросил Питер.

Саймон усмехнулся, но по его улыбке нельзя было сказать, что ему весело.

— Ты хочешь сказать, беспокоит ли меня что-нибудь еще, кроме необходимости из последних сил терпеть гостеприимство отвратительного семейства, жаждущего моей крови?

Саймон покачал головой.

— Ладно, будем догонять остальных.


Было уже далеко за полдень, когда Ариэль услышала, что охота возвращается, — во дворе замка заклацали подковы, раздались выкрики слуги охотников, всадники спешивались, бросали поводья ожидающим их грумам и направлялись в большой зал, где их уже ждали вино и ужин.

Ариэль сидела в кресле-качалке у камина, собаки лежали у ее ног. Дженни давно ушла. Эдгар, сбившийся с ног в безуспешных поисках загадочного мальчишки, принесшего ему снотворное питье, повез ее домой. В комнате было тепло; лампы заливали ее мягким светом; на сковороде тлел пучок ароматных трав. На столике рядом с Ариэль стояли графин вина и чаша вкуснейшего печенья.

Услышав шум, донесшийся со двора, Ариэль оторвалась от своих размышлений и развязала фланелевую повязку, которая согревала ей горло. Лечение дало неплохие результаты: Ариэль уже не так хрипела, горло почти не болело. Но она все еще чувствовала усталость после ночного жара и вялость, которые даже притупили ее раздражение и гнев. Однако Ариэль все же собиралась присутствовать на ужине, так как пришло время стряхнуть с себя последствия простуды.

Она уже решила для себя, что не будет ничего говорить про исчезновение кобылы ни Саймону, ни Рэнальфу. Не надо показывать им, сколь важны для нее ее лошади.

Собаки насторожили уши и подошли к двери незадолго до того, как Саймон, коротко стукнув и не дожидаясь ответа, вошел в ее комнату. На собачий восторг при его появлении он ответил только кратким: «Лежать!» — и когда они огорченно направились к своему месту у камина, Саймон с улыбкой на лице повернулся к жене.

— Ты выглядишь гораздо лучше. А как чувствуешь себя?

— Достаточно хорошо, чтобы поужинать вместе со всеми, — заверила мужа Ариэль. — Хочешь вина?

— С удовольствием! Хочу пить, как верблюд в пустыне.

Саймон легонько провел согнутым пальцем по щеке жены и с удивлением увидел, как она отстранилась при этой ласке. Вспомнив поведение Дженни сегодняшним утром, он нахмурился.

Ариэль повернулась и наполнила вином два кубка, стоявшие на подносе.

— Хочешь сандвич с сыром?

— Благодарю.

Взяв хлеб и сыр, он повернулся спиной к огню и принялся за еду, внимательно глядя на Ариэль.

— Ты хорошо провела день?

— Вполне, — ответила она, не глядя на мужа, и отхлебнула вина из своего кубка. — Эдгар сказал, что с чалой тоже все в порядке. Завтра я хочу сама взглянуть на нее.

— Но разумно ли так скоро выходить на холод?

— Со мной все будет в порядке, — сказала она, стараясь, чтобы голос не выдал ее тревогу. — Кроме того, мне надо кое-чем заняться с моими лошадьми. Тем, что не способен сделать Эдгар. Он прекрасный исполнитель, но сам знает, что ему недостает инициативы.

— Да, по-своему он замечательный человек, — согласился с ней Саймон. — Я знавал таких людей, за которыми было надежно, как за каменной стеной. У меня в армии был один такой капрал. Воплощенная надежность.

Граф отпил еще один глоток вина.

— Джексон вытащил меня с поля боя при Мальплаке и был убит в тот самый момент, когда стоял на коленях рядом со мной, пытаясь остановить кровь голыми руками, без всяких приспособлений.

Лицо Саймона при этих словах погрустнело, но в голосе послышались теплые нотки. Запрокинув голову, он допил вино из своего кубка, и Ариэль не могла оторвать взгляда от его мощной загорелой шеи: несмотря на слабость и подозрения, глубоко внутри разгоралось желание.

Саймон поставил осушенный бокал на стол.

— Мне надо переодеться к ужину. Ты уверена, что тебе стоит спускаться вниз?

— Если я останусь здесь, то сойду с ума.

— Могу я составить тебе компанию за ужином? — спросил он, ругая себя за неуверенность в голосе. Саймон сомневался, примет ли жена его предложение.

Ариэль кивнула головой.

— Вам нет смысла замыкаться в своей комнате, милорд. Мы спустимся вниз вместе.

— Отлично, — ответил он, отвесил полупоклон и вышел из комнаты.

Ариэль поднялась с кресла-качалки и медленным, не совсем уверенным шагом, словно лунатик, направилась к гардеробу. Сейчас на ней было одно из ее старых платьев, удобное, но вышедшее из моды даже на самый снисходительный взгляд. Хотя переодеваться Ариэль совершенно не хотелось, гордость заставила ее решиться надеть один из своих новых нарядов, сшитых к свадьбе.

Ей сейчас надо было появиться в чем-нибудь ярком, чтобы прибавить жизни своему бледному облику и разогнать кровь, решила она. Рэнальф ожидает увидеть ее подавленной, разбитой, но такого удовольствия она ему не доставит. Она будет блистать и царить.

Взглянув на себя в зеркало минут пятнадцать спустя, Ариэль почувствовала прилив своей обычной энергии. В зеркале отражалась женщина, облаченная в ярко-алое платье, богато затканное золотом, слегка приподнимавшееся с боков, открывая взорам расшитую золотом нижнюю юбку. Короткие рукава были схвачены выше локтей золотыми шнурами с кисточками, а с плеч ниспадали каскады белых кружев.

Ариэль укладывала волосы в сложную прическу на макушке, пытаясь завить локоны, которые должны были обрамлять лицо, когда дверь открылась и вошел Саймон. Обычно он, коротко стукнув в дверь, сразу же входил, но сейчас, увидев жену, застыл на месте. Ариэль видела его у себя за спиной, глядя в зеркало. Саймон был одет в парадный костюм из черного бархата с широким воротником, затканным серебром; серебром были отделаны также обшлага его рукавов и карманы камзола.

— Меня удивляет, что тебе не нужны услуги горничной, чтобы одеваться.

— Я всегда одеваюсь сама.

Ариэль туго намотала локон себе на палец, потом отпустила его.

— Но как тебе удается самой зашнуровываться? Ариэль пожала плечами, все еще не поворачиваясь к мужу лицом.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы затягиваться в корсет, как это делают другие, а кринолин не так уж сложно застегнуть самой.

Саймон прислонил свою трость к стене и, подойдя к Ариэль сзади, положил ладони ей на талию. Кончики его пальцев соединились, и он улыбнулся.

— Да, тебе совершенно нечего затягивать.

— Просто у тебя очень большие руки, — ответила она, покраснев.

От его сомкнутых рук по телу растекалось тепло, вздымая жаркую волну желания глубоко внутри. Ее ноги в изысканных атласных туфельках нетерпеливо переступали по натертому паркету. Ариэль попыталась отстраниться от мужа, но его сомкнутые руки не позволяли сделать это. Тогда она положила поверх ладоней Саймона свои собственные и попыталась разомкнуть его пальцы. Но он только рассмеялся и еще крепче обнял ее.

Склонившись, он коснулся губами небольшого бугорка у основания ее шеи. Его дыхание обожгло ей кожу, губы напряглись, и когда зубы Саймона нежно прикусили мягкую розовую кожу Ариэль, а язык скользнул по ее спине до кружев, спускающихся на плечи, она вздрогнула от наслаждения.

— Нам пора спускаться. — Голос Ариэль прозвучал так хрипло, словно все лечение пошло насмарку.

Подняв голову, Саймон встретился с ней взглядом в зеркале.

— Тебя что-то беспокоит, дорогая?

Ариэль всмотрелась в его лицо в зеркале и увидела на нем только искреннюю заботу, а во взгляде его голубых глаз — нетерпеливое желание.

— Нет, — ответила она. — Совершенно ничего… Да и что может меня беспокоить?

— Не знаю, — произнес Саймон, убирая руки с пояса жены. Затем он обнял ее за плечи, легонько сжав их и все еще глядя на Ариэль в зеркало. — Что-то точно тревожит.

— Я просто устала и чувствую себя немного слабой, — сказала она, отводя взгляд в сторону и освобождаясь из его объятий.

— Тогда тебе лучше остаться здесь.

— Нет! — вырвалось у Ариэль намного громче, чем она предполагала. — Прости меня, я не хотела кричать.

— Для этого нет никаких причин, — заметил он. — Ладно, пойдем в зал.

И он протянул ей руку.

Ариэль снова бросила взгляд в зеркало. Они представляли собой потрясающую пару — унылый черный бархат его костюма лишь оттенял живые переливы алого и золотого цветов ее платья; его высокая и мощная фигура подчеркивала хрупкость ее сложения; нежный цвет ее щек и гармоничные черты лица контрастировали с его наружностью: рваным шрамом на щеке и крупным носом с горбинкой.

Да, потрясающая пара — оба так сильно отличались друг от друга и одновременно были похожи. Саймон как-то пренебрежительно обмолвился про «красавицу и чудовище», но пара, которая стояла сейчас перед зеркалом, была необычной, контрастной и все же гармоничной. Так два кусочка головоломки, если глядеть на них в отдельности, невозможно представить себе одним целым.

Почувствовав колебание Ариэль, Саймон перехватил ее взгляд в зеркале. Но похоже, он увидел там нечто неожиданное, совершенно противоположное, потому что его лицо внезапно замкнулось, взор напрягся, и свободной рукой он непроизвольно коснулся своего шрама. Потом он взял жену под руку, сомкнув пальцы на ее запястье, словно боясь, что она ускользнет. Взяв прислоненную к стене трость, Саймон, прихрамывая, вышел вместе с ней из комнаты.