— Изгнание, — кратко бросил Роланд. — Мы отправим его в колонии искать счастья там. Одно из наших судов в конце недели отправляется из Харвича в Виргинию. Пусть он с ним и уедет.

Ральф начал багроветь лицом, но оба брата так посмотрели на него, что он сразу же обмяк, почти повиснув на руках державших его людей.

— Могу ли я верить вашим словам? — скептически приподнял бровь Саймон.

Рэнальф сделал было шаг вперед, но Роланд остановил его движением руки.

— Спокойно, Рэнальф. Наш гость достаточно натерпелся от нас и имеет право быть недоверчивым.

— Мы присмотрим за тем, чтобы это было сделано, — произнес Джек. — Разумеется, если ты согласен, Саймон.

Граф Хоуксмур опустил взгляд вниз, где на булыжниках двора еще алела свежая кровь Сары. Он поднял шпагу.

— Послушайте меня, господа. Поклянитесь в присутствии этих свидетелей, на своих шпагах, над кровью убитой вашим братом женщины, что между нашими семьями не будет больше крови. Мы не можем остаться друзьями, но мы можем жить в мире. Принесите клятву на своих клинках, и пусть дети вашей сестры станут гарантией мира между нашими семьями.

Рэнальф взглянул на Роланда. Ответный кивок брата был едва заметен, но он стал тем холодным голосом мудрости, которому старший брат привык повиноваться беспрекословно. Рэнальф сделал шаг вперед. Лицо его было сумрачно, глаза горели мрачным огнем. Подняв шпагу, он слово в слово повторил произносимую для него Саймоном Хоуксмуром формулу клятвы. Каждое слово этой клятвы терзало его словно раскаленным железом, но даже Рэнальф, граф Равенспир, не смог бы нарушить этот обет, данный в присутствии столь многих свидетелей.

Когда все разошлись, Саймон остался стоять посреди двора, будучи не в силах покинуть этот маленький клочок земли, где Сара пожертвовала своей жизнью ради того, чтобы он остался в живых. Опираясь на шпагу, он смотрел на эти ставшие для него святыми камни, ощущая, как неземной покой нисходит в его душу. Несмотря на кровь и жестокость недавних событий, он чувствовал, будто все случившееся каким-то непостижимым образом очистило его. Улыбка Сары, прикосновение ее пальцев, благословивших его, преобразили его, наполнили любовью, вселили в душу тепло и мир, придали ему новых сил.

И еще ему пришло в голову, что она умерла не напрасно. Что с ее смертью пробились первые ростки мира.

Едва слышные шаги Ариэль заставили его оторваться от этих мыслей. Он раскрыл навстречу жене объятия, и она упала в них, прижавшись заплаканным лицом к его плечу.

— Мне почему-то кажется, что Сара искала смерти… была готова умереть, — приглушенно прозвучал ее голос. — Нехорошо так думать, но я ничего не могу с этим поделать.

Саймон погладил Ариэль по голове, убрал с ее лба прилипшие к нему смоченные слезами пряди волос.

— А я думал о том, что она умерла не напрасно, — сказал он.

— Она пожертвовала своей жизнью ради тебя.

— Это так, но за этим стоит и гораздо более глубокий смысл.

И Саймон рассказал ей, какие последствия для их семей повлекла за собой смерть Сары.

— Может быть, я просто фантазирую, но мне порой кажется, что она сама вызвала все эти события.

Саймон улыбнулся, поднимая и целуя лицо жены.

— Нет, я так не думаю, — ответила Ариэль. — Никто из окружающих не знал как следует Сару, не знала даже Дженни, но все знали, что она никогда не поступает так или иначе без причины или не думая о последствиях.

— А ты, дорогая? Ты теперь обдумала как следует последствия своего брака с Хоуксмуром?

По лицу Ариэль скользнула печальная виноватая улыбка.

— Я много передумала за это время, — ответила она. — И больше не хочу иметь своих лошадей. Меня даже пугает, что столь важные для меня раньше вещи теперь представляются столь незначительными.

— А если я скажу, что ты обязательно должна иметь их? — сурово спросил он. — Своих лошадей и свою независимость. Что сказала бы ты в этом случае, любовь моя?

Ариэль взглянула на Саймона, в глазах ее мелькнуло удивление. Потом она произнесла задумчиво:

— Мне нужна была независимость, чтобы ощущать себя полноценным человеком, но не для того, чтобы жить без тебя.

— Ага, — кивнул он головой. — Разумеется. Различие небольшое, но весьма существенное.

Они вдвоем медленно двинулись к замку и вошли в кухню, где, греясь у огня очага, сидела Дженни, бессильно уронив руки на колени.

— Дженни, ты должна уехать вместе с нами в Хоуксмур, — сказала Ариэль, опускаясь на колени рядом с подругой и заключая ее пальцы в свои ладони. — Переезжай и живи с нами.

Дженни печально улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Ты будешь нужна в Хоуксмуре, Ариэль, но ведь кто-то должен быть и здесь, чтобы лечить людей в этих краях. Но у меня есть идея. Она пришла мне в голову всего несколько минут назад… когда я прощалась с мамой.

Она подняла лицо к графу, возвышающемуся рядом с Ариэль.

— Я так надеюсь на вашу помощь, милорд, потому что моя мама… испытывала к вам некие чувства, которых я не могла понять. Но…

— Моя дорогая Дженни, вам надо только сказать…

— Знаете, я думала о том, что мы, возможно, могли бы учить людей, как помогать страждущим… так, как мама учила меня и Ариэль. Нам, возможно, пришлось бы платить этим людям за то, что мы отрываем их от повседневных трудов, но тогда мама могла бы жить в руках других людей.

— О да! — воскликнула Ариэль. — Как это чудесно, Дженни! Я обязательно помогу тебе. С помощью средств, добытых от разведения лошадей, мы сможем открыть школу повитух и травниц.

Саймон немного рассеянно провел рукой по волосам. Возможно, иногда — среди хлопот по разведению лошадей и преподаванием в школе повитух и травниц — его жена сможет уделить толику времени и ему.

Он неуверенно кашлянул, и Ариэль тут же подняла на него горящий воодушевлением взгляд.

— О да, — сказала она, сразу же поняв его сомнения. — Конечно, я не забуду и свои обязанности жены.

— Я буду вечно признателен вам за это, дражайшая супруга. — Саймон отвесил Ариэль церемонный поклон и протянул руку. — Возможно, именно сейчас самый подходящий момент для этого?