Охотники уже садились на лошадей и выезжали со двора, когда он вышел во двор замка. Ариэль уже гарцевала на той же самой чалой кобыле, которая была под ней накануне. Кобыла едва могла устоять на месте, запрокидывала голову и рыла землю копытами. Ариэль, похоже, совсем не обращала на это внимания, целиком занятая разговором с Джеком Чанси, который, как с сочувствием заметил Саймон, с трудом сдерживал своего жеребца.

Саймон сел в седло своего пегого коня и сразу же испытал облегчение, став столь же свободным в движениях, как и все остальные. Верхом его хромота была незаметна, а рана ничуть не мешала ему в седле. Он догнал группу всадников, в этот момент проезжавших по подъемному мосту, и направил своего коня к Ариэль и Джеку.

— У вас очень резвая кобыла, дорогая.

— Я и сам хотел сказать про это, — подхватил Джек. — Вы не находите, что для женщины она чересчур резва?

Ариэль звонко расхохоталась, а кобыла взбрыкнула, как будто разделяя ее веселье.

— Неужели вы считаете, что женщинам можно садиться только на старых одров, лорд Чанси?

Джек не мог скрыть смущения:

— Но ведь женщины не так сильны, как мужчины, мадам. Я бы не решился позволить какой-нибудь из своих родственниц сесть на такую резвую лошадь, как ваша чалая.

— А как считаете вы, милорд? — Ариэль озорно взглянула на своего мужа, уже забыв недавнюю размолвку. — Вы станете запрещать вашей жене выезжать на таком непослушном создании, как моя Диана?

— Сомневаюсь, что стал бы это делать, как бы мне этого ни хотелось, — уклончиво ответил Саймон. — Но так как вы, похоже, прекрасно управляетесь с ней, то этот вопрос можно считать закрытым.

Ответ явно польстил Ариэль. Улыбнувшись, она послала кобылу шенкелями, и Диана рванулась вперед, радостно заржав; собаки во всю прыть неслись перед ней.

Оливер Беккет с восторженным криком пришпорил своего коня и пустился галопом в погоню. Ариэль бросила на него взгляд через плечо и тоже пришпорила чалую кобылу.

Саймон, сам не зная почему, в свою очередь, послал пегого вдогонку за Оливером Беккетом. Пускаться наперегонки было поступком, достойным подростка, но он не мог сдержать себя. Он чувствовал необходимость помериться силами с этим молодым человеком, хотел испытать свои силы. Оливер скакал с напряженным лицом, плотно сжав губы; его конь понемногу догонял чалую кобылу.

Хотя Ариэль больше не оглядывалась, Саймон понимал, что она слышит стук подков своих преследователей. Он ощущал запал, охвативший его и Оливера, почти осязаемо чувствовал незримую нить, связывавшую их. От напряжения он тоже стиснул зубы, вспомнив сцену, свидетелем которой стал накануне вечером. Они снова бросали вызов друг другу. И Саймон не знал, хочет ли Ариэль, чтобы ее догнали, или нет. Но он был совершенно уверен, что не позволит Оливеру Беккету опередить его в этой сумасшедшей гонке.

Он пришпорил своего пегого, и тот, непривычный к такому жестокому обхождению, подался вперед широкой грудью и догнал соперника. Теперь они шли с Оливером Беккетом плечо в плечо. Молодой человек взглянул на графа. Зубы Оливера были оскалены, глаза сверкали, на лице была написана мрачная решимость.

Пегий снова рванулся вперед. Оливер принялся нахлестывать своего коня плетью по бокам, но тот уже сдавал. Когда Саймон поравнялся с чалой кобылой, Ариэль бросила на мужа удивленный взгляд: она ожидала увидеть Оливера. Саймон улыбнулся жене в ответ, не в силах скрыть свое торжество.

— А теперь придержите-ка свою Диану, — велел он. — Гонки окончены, а конь Беккета совсем выдохся.

Ариэль оглянулась назад и увидела, что Оливер все еще немилосердно нахлестывает своего коня. Она тут же натянула поводья: глаза ее сверкали гневом, губы сжались.

— Ради Бога, Оливер, оставьте бедное животное в покое! Он не способен на большее!

— Эта кляча годится только сено возить! — бросил в ярости Оливер, натягивая поводья.

Шея коня была взмылена, животное отчаянно вращало глазами, по исхлестанным бокам его стекала пена, смешанная с кровью — от изорванной шпорами кожи.

— Вы жестоки, — звенящим от гнева голосом заявила Оливеру Ариэль. — Он же весь в мыле.

— Что ж, это была ваша идея — устроить гонки, — пробормотал Оливер тоном проштрафившегося школьника.

— Я не устраивала никаких гонок. Просто дала Диане свободу. И не предлагала никому догнать меня!

— С каких это пор вы стали так скромны? — с усмешкой спросил Оливер. — Раньше вы не были столь сдержанны.

Он скосил глаза на Саймона, который спокойно сидел на стоящем к ним боком коне, и направил своего коня к всадникам, еще только приближавшимся к ним.

— Довольно неприятный молодой человек, — спокойно заметил Саймон. — Хотя, может, и имеет привлекательные качества? — И он вопросительно приподнял бровь.

Ариэль почувствовала, что снова краснеет.

— Я была бы чрезвычайно обязана вам, милорд, если бы вы больше не упоминали имени Оливера Беккета.

— Не так-то просто сделать это, принимая во внимание сложившееся положение, — ответил Саймон. — Хотя, если бы вы держались подальше от него, было бы проще не обращать на него внимания.

— Вы хотите сказать, что я его поощряю? — спросила Ариэль, и ее серые миндалевидные глаза сердито сверкнули.

— Я хочу сказать только, что вам следует быть весьма осторожной, чтобы не поставить себя в смешное положение: ведь ваши поступки могут быть неверно истолкованы, — объяснил Саймон. — Как, например, сейчас, когда ваш поступок был воспринят как приглашение последовать за вами.

— Как я понимаю, вы его восприняли именно так, — заметила она, поджав губы. — Если вам не понравился мой галоп, сэр, то почему же вы последовали за мной?

— Более прилично последовать за вами вашему мужу, дорогая моя девочка, чем вашему вероятному любовнику.

С этими словами Саймон Хоуксмур развернул коня навстречу приближающимся всадникам.

— Поехали. Присоединимся к остальным и продемонстрируем им, что между нами все в порядке.

Ариэль пробурчала себе под нос нечто гораздо менее любезное, но все же направила чалую кобылу вслед за конем мужа. Он был совершенно прав в том, что, охваченная восторгом скачки, она на несколько мгновений забыла про все на свете. В ее отношениях с Оливером всегда была одна особенная грань — оттенок вызова, который придавал им особую остроту. И когда она услышала у себя за спиной топот копыт коня Оливера, она почувствовала захлестнувшее ее веселье, совсем как накануне вечером во время танца с ним. Но за этим проблеском веселья наступило неизбежное отвращение к самой себе. Ариэль задалась вопросом, почему сегодня она смогла даже накричать на Оливера. И не была ли эта несдержанность подстроена ее братьями? Ариэль провели за нос, пусть даже она и думала, что следует только велениям своих чувств.

Но больше братьям не удастся обмануть ее. Это данное самой себе обещание немного улучшило ее настроение. Она не станет пособником в их играх с лордом Хоуксмуром. По крайней мере не будет впредь, поправила она себя. Она позволила манипулировать собой, потому что была слишком погружена в собственные заботы и не обращала достаточного внимания на происходящее вокруг. Но с этих пор ни одна мелочь не ускользнет от ее внимания, и как только сложатся воедино все кусочки головоломки, она начнет устраивать собственный побег из этой ужасной трясины.

— Это была сумасшедшая скачка, сестричка. Ты только посмотри, в каком состоянии конь Оливера! — крикнул Ральф, поравнявшись с Ариэль.

Глаза его, полуприкрытые словно от лучей бледного солнца, цепко следили за ней. «Снова напился, — отметила про себя Ариэль, — или скорее всего просто не протрезвел после вчерашнего».

— Мне безразлично, в каком состоянии конь Оливера. Ведь не я ехала на нем, — ответила она, с отвращением бросив взгляд в сторону Оливера, который все еще продолжал стегать своего окончательно выдохшегося коня. — К тому же я никогда даже представить себе не могла, что какая-нибудь лошадь из конюшни Оливера обгонит Диану.

— В таком случае было бы только по-соседски подарить мне одного из ваших великолепных аргамаков, — бросил ей Оливер. — Как вы думаете, Равенспир?

Рэнальф улыбнулся:

— Что ты скажешь на это, сестричка? Пусть это будут не те гонки, к которым он привык, но хотя бы утешительный приз?

Группа самых близких приятелей Рэнальфа громко расхохотались, услышав эту грубую сальность. Кое-кто из них не удержался и взглянул в сторону графа Хоуксмура, который сделал вид, что целиком захвачен беседой с лордом Стэнтоном и не слышит разговоров вокруг него.

Все же эти слова должны были донестись до него, и Ариэль мило произнесла:

— Я доверяю своих лошадей только самым умелым наездникам. Боюсь, что искусство Оливера никогда не производило на меня впечатления. Ему, с моей точки зрения, не хватает мастерства.

Молодая женщина с откровенным удовольствием наблюдала, какой эффект произвело ее намеренное оскорбление. Оливер побледнел и сжал губы так, что они побелели. По выражению лица Рэнальфа было видно, что он с наслаждением убил бы свою сестру, однако ее слова вызвали у слушателей несколько довольных смешков, поэтому никто из оскорбленных не осмелился возразить ей, чтобы не предстать в еще более смешном виде.

Саймон продолжал притворяться глухим, но когда Ариэль, придержав коня, поравнялась с ним, окинул ее мрачным взором. С лица Ариэль еще не сошла довольная улыбка. Вспоминая о своем удачном выпаде, она думала, что ее муж сможет по достоинству оценить быстроту и ловкость, с которыми она осадила своих противников и защитила его честь. Вместо этого граф взглянул на жену так, словно она была какой-то докучливой мушкой. Даже лорд Стэнтон выглядел мрачным и не ответил на ее улыбку.

Ариэль, не в состоянии понять их молчаливого упрека, лишь стиснула зубы и вздернула подбородок, держась в гордом отчуждении от своих спутников, пока они не добрались до большого озера, где обществу предстояло охотиться.