– Мне проигрывали на блефе мужики покруче тебя. Давай-ка посмотрим, что у тебя в штанах.

Лицо Энни-пятак растянулось в широкой улыбке.

– Я надеялась, что ты так скажешь, цыпленок. – Она поднесла горящую спичку к фитилю, который пыхнул, затрещал и загорелся.

Мик сжал револьвер, наполовину вытащив его из кобуры.

– Ээ, босс...

– Но, вы, проклятые отродья сук и сутенеров! – взревела Энни. Качнувшись, повозка тяжело тронулась и поехала вперед. – Хо! Хо! – Погонщица повернула упряжку влево, направляя ее по широкому кругу и набирая скорость. Левое заднее колесо попало в глубокую яму, колымага резко наклонилась и чуть не перевернулась.

Энни щелкнула хлыстом. Ее проклятия прорезали задымленный воздух. Бочка с динамитом подобно мраморному шарику в ведре с грохотом покатилась по обширному пустому днищу. Повозка качнулась и скрипнула, грязь полетела из-под больших красных колес с железными ободьями. Упряжка помчалась на Одноглазого Джека и его приспешников, в то время как руки Энни крепко сжимали вожжи, а губы отлипли от коричневых зубов, изогнувшись в маниакальной усмешке.

Улыбка растаяла на лице старика быстрее, чем снег под порывами жаркого чинука.

– Вот, черт, Энни... Ладно. Черт тебя подери, остановись!

Рев, похожий на бычий, пронесся через густой зловонный дым. Энни резко натянула поводья, и задние колеса повозки заскользили, вращаясь в грязи.

Ухмыляясь, погонщица мулов пристально смотрела на Одноглазого целую бесконечную секунду, пока фитиль продолжал гореть, после чего метко послала два густых шарика слюны на трещащий шнур. Тот зашипел и потух.

Лицо Джека Маккуина по цвету напоминало красное вино, а грудь заметно приподнялась, когда он втянул в себя воздух. Старик наполовину стоял в своей коляске, словно собирался в ужасе выпрыгнуть из нее. Мик — либо слишком глупый, либо слишком напуганный — с широко открытым ртом и округлившимися глазами неподвижно сидел в седле. Персиваль Кайл находился уже на полпути к Радужным Ключам, пустив лошадь крупным галопом.

Энни-пятак запрокинула голову и разразилась громким смехом, похожим на ослиное ржание.

– Похоже, я здорово тебя напугала. Когда ты начал орать как курица, у тебя в запасе оставались еще целых пять секунд. Настоящий мужик — не хлипкий желторотик– до самого конца считал бы, что я блефую, и рискнул бы встретиться со мной в аду.

Джек Маккуин опустился обратно на сиденье и подхалимски хихикнул.

– Что ж, ты хорошо позабавилась, Энни. А теперь почему бы тебе не отправиться домой? Почему бы вам всем, дамочки, не разойтись по домам и не позволить нам, мужчинам, со всем тут разобраться?

Ханна испугала Клементину резким взрывом хохота.

– Как и у всякого известного мне зарвавшегося прохиндея, Джек Маккуин, – прокричала она, – у тебя настал день, когда все твои делишки покатились к черту из-за того, что ты перегнул палку, злоупотребляя нашим добросердечием и доверчивостью. – Ханна воткнула лопату в землю, надавила ногой и зачерпнула полное лезвие гумбо Монтаны. – Леди, нас ждет работа. – Она обернулась и бросила грязь в чадящую яму.

Клементина уже поворачивалась, когда уловила резкое движение Рафферти. Громкий звук выстрела рассек плотный воздух. Миссис Маккуин успела увидеть, как полетел наземь шотладский берет, когда тело Мика резко дернулось, и он, словно тряпичная кукла, свалился со спины лошади. На его груди расцветало красное пятно, а рука по-прежнему сжимала эбонитовую рукоятку взведенного револьвера.

Мгновение никто не двигался, за исключением Рафферти, который навел дымящееся дуло своего кольта на грудь отца.

– Не заставляй меня убивать тебя, – сказал Зак, но так негромко, что Клементина задалась вопросом, услышал ли старик сына. Да это и не имело значения, поскольку внезапно послышался стрекот дюжины или даже больше взводимых курков, похожий на треск сверчков в июле, когда все вооруженные женщины нацелили стволы на Джека Маккуина.

Одноглазый стонуще испустил сквозь зубы воздух и медленно вытащил из кармана руку с белым вышитым квадратом льняной ткани.

– «Кто другому роет яму, тот сам в нее попадет», – сказал старик и предпринял смелую попытку улыбнуться своей обольстительной улыбкой. – Леди, я лишь хотел достать носовой платок.

Еще мгновение женщины Радужных Ключей стояли, нацелив оружие на владельца шахты. А затем все как одна поняли, что опасность миновала, и подняли стволы вверх. Те, кто пришел с лопатами, начали кидать грязь в горящую яму. Они работали молча, уверенно и сообща, стремясь к общей цели.

Ханна положила ладонь на спину Рафферти.

– Не знаю, кого из нас собирался пристрелить Мик, – произнесла она с дрожащей улыбкой, – может, и меня, но в любом случае, полагаю, следует тебя поблагодарить.

Рафферти ничего не ответил. Его пристальный взгляд был сцеплен с глазами Клементины. В момент опасности Зак двигался очень быстро. Быстро и смертоносно. А сейчас просто стоял и смотрел, в то время как кольт свисал с его руки, будто ее продолжение, а глаза горели огнем, и рот так...

Клементина почувствовала прикосновение к своей ладони и посмотрела вниз на серьезное лицо дочери. Не говоря ни слова, Сара разжала пальцы матери, которые крепко сжимали рукоятку лопаты. Инструмент был почти в рост девочки, и дочери Клементины пришлось с ним повозиться. Лезвие громко заскрежетало, когда она вогнала его в каменистую грязь.

Взгляд Клементины вернулся к глазам Рафферти.

– У тебя найдется и для меня? – спросил он.

Зак не улыбался, а оседланная саврасая лошадь дожидалась в извозчичьем дворе Змеиного Глаза.

– Вы спрашиваете про лопату, мистер Рафферти?

– Да, лопата сгодится... пока что, – произнес он. Зак по-прежнему не улыбался, но воздух между ними, казалось, внезапно зажужжал от чудесного и пугающего обещания.

Дрю Скалли и Док Корбетт подошли к лежащему на земле телу и посмотрели на Мика.

– Ну, бедняга, кажись, смотрит в небо и ни черта не видит, – сказал Дрю, качая головой, будто удивляясь происходящему.

Док глубоко вздохнул.

– Еще один мужик, которого бабы сожрали с потрохами.

Однако доктор все равно удостоверился, что Мик мертв, прежде чем пойти назад к своей молодой новобрачной, которую раньше звали мисс Лули Мэйн, учительница, а теперь — миссис Кит Корбетт, жена доктора. Ничего не сказав, он забрал из ее маленьких рук в кружевных перчатках лопату и принялся бросать в яму грязь. Еще некоторое время остальные мужчины стояли поодаль и наблюдали, как копают их женщины, после чего подошли, один за другим преодолев разделявший их с женами участок красной монтанской грязи. Шепот и бормотание переросли в возбужденную болтовню, сопровождаемую периодическими взрывами смеха. Действо начало походить на пикник на Четвертое июля.

– Почему вы не арестовываете их, маршал?

Дрю поднял глаза на старика, который в одиночестве сидел в своей нарядной коляске. Единственный глаз Джека Маккуина слезился от вырывающегося из кучи для обжига дыма, потное лицо было покрыто пятнами, а голос звучал хрипло и скрипуче.

Дрю громко рассмеялся.

– За что их арестовать, Джек? Если бы существовал закон, запрещающий наполнять дыры, то в первый же субботний вечер мне пришлось бы взять под стражу всех похотливых женолюбов в округе Танец Дождя.  


* * * * *

Потребовались почти три дня, чтобы закопать кучу для обжига меди. И сейчас ветер, который наконец-то поднялся с утра пораньше, дул свежестью. Капли дождя все еще упрямо цеплялись за покрытые сажей облака, но, судя по духоте, надвигался нешуточный ливень.

– Теперь все кончено, – произнесла Клементина. Трудно сказать, имела ли она в виду зарытую яму или безнадежную уверенность в том, что между ними все неправильно, навечно неправильно.

Клементина ощутила, как Рафферти шевельнулся рядом с ней, услышала, как он вдохнул, и ей почудилось, будто их сердца бьются в унисон.

Зак надавил ладонями на луку седла, покрутив суставами запястий и плеч.

– Ты кажешься очень довольной собой. Как курочка на насесте.

Обыденные слова. Пустые слова. А мог бы сказать, что любит ее. Что останется с ней и будет любить ее вечно.

– Яма зарыта. – Клементина всеми силами пыталась держаться за гордость. Если не скажет Зак, то и она будет молчать. – Огонь потушен, а именно этого я и хотела. И я вовсе не довольна собой, а лишь умираю от усталости.

– Что ж, тогда тебе лучше чертовски быстро оживиться, поскольку у преподобного остался еще один наемник и почти наверняка старик, не медля, пошлет его, чтобы затушить огонь в тебе.

Клементина резко повернула голову, чтобы посмотреть на Рафферти. Пусть его слова пустые, но он пристально, волнующе и ждуще глядел на нее – тем темным взглядом, который она научилась любить. И бояться.

– И что, по-вашему, я должна сделать по этому поводу, мистер Рафферти? Вы разобрались с Миком для меня. Возможно, мне следует нанять вас на пару с вашим кольтом, чтобы вы разобрались и с мистером Кайлом.

– Похоже, ты считаешь, будто достаточно хорошо научилась сама о себе заботиться. – Зак демонстративно перевел взгляд от винтовки в чехле позади ее седла к висящему на ее талии револьверу, и его голос прозвучал жестко от сильного гнева. – Но разок промахнись, и ты покойница, и тут уж нет смысла говорить о твоей молниеносной реакции. Дело в том, что существует всего один верный способ отправить человека в ад — нанести удар ему в спину, когда не ждет.

Клементина сглотнула, пытаясь увлажнить внезапно пересохшее горло.

– Так ты предлагаешь мне залечь в засаду и убить твоего отца? Старика, который хоть и хитер, и полон лукавства, и, вероятно, по сути никчемен, но при всем при том является дедом моих детей? «Иземля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее».