– Жизнь в принципе опасная штука – от этого умирают… – ответила Елена.

– Хамка… – подвела итоги мать и положила трубку.

«Почему хамка? – машинально подумала Елена. – Она, видимо, думает, что я должна сказать: „Хорошо, мама, сейчас пойду и выброшу компьютер в окно!“ Наверное, я не умею обращаться с дочерью, потому что в этом возрасте между мной и матерью уже стояла стена! Однако Зябликову уже пора быть…»

– Кать, я вот тут смотрю по Штатам, военные базы бегут по планете, как метастазы. И никакой управы, – пожаловалась Елена.

– А потому что утопическая культура. Они искренне считают, что построили город солнца, и поэтому могут быть в мире полицией нравов. Национальная идея у них такая… – Катя говорила так, словно перед этим не было разговора о ее кризисе, просто птица Феникс. – Смотри, в Америку съехались харизматики для построения новой жизни. Начали ее с уничтожения коренного населения. Потом добавился еще всякий сброд. Объединить эту бодягу можно было только сверхидеей. В СССР, говорят, была идеология? Дык по сравнению со Штатами это детский лепет на лужайке. Американы же совсем зомбированы, на всю голову… Мир делится у них на Америку и не-Америку…

– Утопическая культура? Как первая Французская республика? – улыбнулась Елена.

– Скорее как секта Виссариона…

– Слушай, этот козел опаздывает уже на двадцать минут!

– Езжай без него. Был бы туз козырной, можно было бы подождать…

Зябликова не было уже тридцать минут. Мобильный отвечал, что он вне зоны приема. Было совершенно непонятно, что делать… В конце концов Елена подкрасилась, пошла к выходу, но его не было и на улице. Поймала такси, почти подъехала к «Киевской», и тут телефон соединился, и Зябликов совершенно спокойно сказал:

– А чего ты истеришь? Я же помню, что это в «Рэдиссон». Буду через пять минут.

– Но ведь мы с тобой договорились о чем-то!

– Пойми, я встретил очень нужного человека… Кино – это такая работа, в которую входит общение с нужными людьми. Иначе его не на что снимать.

– Вот что, твой билет будет у охраны. Захочешь, найдешь меня в зале, – объявила она и положила трубку.

Мероприятие было жутко представительное. Ньюсмейкеры бродили по фойе с женами и содержанками, потягивали шампанское и коньяк, улыбались оставшимися зубами и дорогими имплантатами в фотообъективы и телекамеры. Смокинги и коктейльные платья оттенялись джинсовыми куртками фотографов и операторов. Елена подошла к крупному военному чиновнику и начала мягко обсуждать с ним тему будущей командировки. Он мгновенно включился – Елена ему нравилась – и стал вспоминать, к кому из коллег в Бишкеке может ее отправить за содействием. Все складывалось на удивление удачно, чиновник достал карманный компьютер и начал искать телефоны. Елена натянула на лицо самую многообещающую улыбку, на какую только была способна, и подумала, как трудно, наверное, работать журналисту-мужчине, когда все чиновники мужики… и тут кто-то сзади закрыл ее глаза руками.

Елена вздрогнула. Это была студенческая стилистика, совершенно не подходящая к мероприятию. Она обернулась и увидела сияющего Зябликова в красном свитере крупной вязки и желтых вельветовых джинсах.

– Здравствуй, моя шоколадная! – радостно сказал он и потянулся с поцелуем.

Военный чиновник чуть не выронил мини-компьютер.

– Я занята, поговорим позже, – ответила Елена, холодно отстранившись.

– Интересно, чем это ты тут занята? Мужиков клеишь? – спросил Зябликов, презрительно рассматривая военного чиновника, сильно уступавшего ему и в росте, и в фактуре.

– Не буду вам мешать. Позвоните мне и дообсудим это, – сказал чиновник, сочувственно взглянув на Елену, спрятал компьютер в карман пиджака, вежливо кивнул и отошел.

– Ну ты! Придурок! – зашипела Елена на Зябликова. – Видимо, ты не понял, что я на работе! И твой вид, и твои убогие ужимки меня дискредитируют!

– Дискредитируют? Да это же сборище криминалитета! У каждого на лбу статья уголовного кодекса! Кто тут кого может дискредитировать?

– Так ты ведь сюда попросился не для того, чтобы им это сообщить, а для того, чтобы проползти перед ними на животе с розой в зубах и отломить себе денег на кино!

– И не стыжусь этого!

– А я не стыжусь своей работы, но требую, чтобы мои знакомые вели себя в рамках, принятых в обществе.

– Тебе мой свитер не нравится? Да я его купил в самом дорогом магазине Амстердама!

– Зябликов, как бы ни был дорог тот магазин, на протокольном мероприятии ты выглядишь, как городской сумасшедший. Кроме того, в этой тусовке мне не хотелось афишировать наши отношения…

– То есть в этой тусовке ты меня стесняешься? – Он поднял брови, потому что полагал, что любая женщина на любой планете в любых обстоятельствах будет счастлива рекламировать отношения с ним.

– В этой тусовке я стесняюсь любого, кто закрывает мне глаза руками, приходит в таком виде и бросается ко мне с воплем: «Здравствуй, моя шоколадная!» Даже если это премьер-министр…

– Договорились. Считай, что ты исключена из шоколадных, – обиженно объявил Зябликов.

– Я этого не переживу, пойду брошусь с моста, – хихикнула Елена.

– Все! Больше я к тебе не подойду! – пообещал Зябликов.

«А куда ты денешься?» – подумала она раздраженно и двинулась на поиски военного чиновника.

– Привет! – окликнула знакомая журналистка в очень изысканном костюме.

– Привет! – радостно расцеловались. – Как твои дела?

– Все отлично. Трублю там же. Перешла в отдел светской хроники. Глаза подтянула. Шесть килограммов сбросила. Бабкой стала.

– И кто у тебя?

– Мальчик! Прохором назвали!

– Поздравляю! Откуда дровишки? – Елена потрогала ее костюмчик.

– Да писала о них. Борзыми щенками взяла. Это ты у нас целка-невредимка, джинсу не строгаешь. А я – человек не амбициозный. Говорят, ты с Каравановым развелась и живешь с Зябликовым?

– Про второе врут!

– Да я ж ща своими глазами видела!

– Что ты видела? Ты видела, как он одет? Если б я с ним жила, я бы его так сюда пустила? Он же, как Олег Попов! – возмутилась Елена.

– Прошу пардону. Не подумала. Ну, у них в кино так принято. Чем придурковатей одет, тем больше считает себя гением. Так что уже фильмы снимать не обязательно! Хочу тебя предупредить. Зябликов – это комическая фигура нашего кинематографа… В кино работают лошади. А он не лошадь, он наездник. И все время пристраивается к лошади и пытается на ней хоть чуть-чуть проехать. Где денег отщипнуть, где связей, где матерьяльчик о себе оторвать. Помнишь Таньку из «АиФа»? Так вот, он с ней в одно купе попал из Москвы в Питер, трахнул ее и интервью с собой выцыганил. Правда, говорит, трахается на совесть, интервью за такое не жалко.

– Да я в курсе, – улыбнулась Елена. – Но для интервью со мной качественного траханья недостаточно!

– Вот за это я тебя уважаю! Давай выпьем за то, чтобы не пища выбирала нас, а мы выбирали пищу!

Журналистка была когда-то модной обличительницей нравов в перестройку, а теперь скатилась на то, что ходила на четыре светские тусовки в день, толстела от халявных деликатесов и писала о том, кто с кем пришел, кто во что одет, кто с кем развелся. Да и осуждать было трудно, потому что она кормила всю семью во главе с мужем-профессором, а теперь еще и с внуком Прохором.

Елена настигла наконец военного чиновника:

– Извините, это был мой приятель-кинорежиссер. Богема, сами понимаете: в оперу – в шортах.

– Фактурный господин. Понимаю, – кивнул чиновник уже без всякого энтузиазма. – Так позвоните мне. Впрочем, я улетаю завтра и надолго. Извините.

И направился пожимать кому-то руку. Это означало точку в затеянном сюжете. Елене захотелось немедленно найти и задушить Зябликова. Пробежалась глазами по залу и увидела, что он что-то бурно рассказывает известному шоколадному королю. Она легко представила себе всю эту галиматью: «В начале фильма она получает от него коробку ваших конфет. Потом он назначает ей встречу в своем огромном доме. Ее привозит водитель, она открывает входную дверь, не знает, куда идти. И видит, что на полу, как стрелочки, выложены конфеты. И она идет к нему, по пунктиру ваших конфет, и находит его в спальне. А он сидит в халате… и играет на рояле! Впрочем, рояль в спальне – это громоздко. Лучше на… ну, мы придумаем, на чем он играет! А к концу она должна умереть. Разборки или передоз. Да, передоз, это хорошо, можно будет взять денег у наркологов. Она лежит в гробу. Он – обезумел от горя и сыплет ей прямо в гроб ваши конфеты… К тому же любой откат через фильм!»

И увидела лицо шоколадного магната в более сладостной гримасе, чем при поедании собственных конфет.

Народ уже переходил в зрительный зал, там вручались награды. Выяснять, какие и кому, было пустой тратой времени. Елена пошла туда, чтобы увидеть еще кого-нибудь полезного для командировки. Церемония уже началась, когда рядом с ней плюхнулся Зябликов.

– Поздравь меня! Почти уболтал шоколадника! Я нашел у него эрогенные зоны. Ему понравятся мои фильмы, да и как они ему могут не понравиться? К тому же он хочет снять в кино дочку!

– Поздравляю!

– Я все-таки выдающийся психолог! Я открыл его с первой отмычки! Начал ему жаловаться на свои отношения с ребенком, налепил внутренней сложности, понял, что у него где болит!

– Так работают не психологи, а мошенники!

– Лена, я не въезжаю! Почему сразу наотмашь? Ты ведь сама клеила чиновника для командировки. Я ж сначала посмотрел, как ты к этому хмырю всем телом подалась, а потом уже тебе глазки закрыл… Мужичонка совсем никакой. Хлипкий и липкий.

– Разницы не чувствуешь? Я собираю информацию, чтобы сделать материал по геополитике. А ты торгуешь временем своих фильмов, сдаешь их под скрытую рекламу. Художник, блин!

– Я не виноват, что вы все не платите налоги, и мне из-за этого Госкино не дает денег на фильмы! У меня куча творческих планов. У меня десять сценариев лежит в портфеле. Я, по-моему, слишком много коньяка сейчас принял…