К счастью, бракоразводные процессы долго не длятся. Впрочем, для того чтобы вырвать зуб, тоже времени много не требуется, но разве боль от этого становится слабее?.. И все-таки странно все это. Странно находиться в зале суда в качестве клиента, а не адвоката; странно сознавать, что мужчина, еще вчера клявшийся тебе в любви, сегодня помолвлен с другой. Можно ли хоть на что-то рассчитывать в этой жизни? Разве что на неминуемую перебранку между Натали и Энтони по дороге домой.

Во время посадки в самолет Энджи, не выдержав, обер­нулась к родителям. Те никак не могли поделить дочь, пре­пираясь по поводу того, с кем она сядет. Сами они сидеть рядом, понятно, не желали.

– Нашли о чем спорить! – процедила Энджи. – Я вас вмиг примирю. Большое спасибо за поддержку, вы мне очень помогли, а сейчас я хотела бы побыть одна. Пора привыкать.

На борт самолета все три члена бывшей семьи Ромаззано ступили в полном молчании.

ГЛАВА 46

Джада выехала в аэропорт заранее, но попала в пробку на Уайтстоунском мосту и все-таки умудрилась опоздать. Выскочив из машины, она бросилась бегом в зону выдачи багажа – и поняла, что опоздала сильнее, чем думала. Гул­кое помещение было абсолютно пусто, если не считать пары забытых или потерянных кем-то сумок и ее собствен­ных родителей, с не менее потерянным видом топчущихся рядом со своими потрепанными чемоданами. Не сделав и десяти шагов в их сторону, Джада уже расстроилась. Мама стала совсем седая, а папа такой сухонький и сгорблен­ный…

Большие труженики, они прожили нелегкую жизнь, были хорошими родителями и добрыми прихожанами, лю­били и почитали друг друга. И вот теперь дочь вознаградит их за все добродетели, позволив полюбоваться на осколки своей разбитой жизни! Наверное, она совершила ужасную ошибку. Нельзя было соглашаться на их приезд, нельзя было вообще посвящать их в свою трагедию.

Припозднилась ты с угрызениями совести, дорогая.

– Мамочка! – окликнула издалека Джада и, вмиг пре­одолев разделявшее их расстояние, бросилась в объятия матери. Ей пришлось нагнуться, чтобы мама смогла дотянуться губами до ее щеки.

– Дорогая моя! Ты просто жаром пышешь, прямо как печка в зимнюю ночь. – Мать любовно пригладила воло­сы Джады. – А мы уж, грешным делом, решили, что ты про нас забыла.

Отец, как всегда, терпеливо дожидался своей очереди. Джада обняла его, поцеловала; он просиял, довольный, а потом заглянул ей в глаза:

– Нам очень жаль, доченька, что у тебя неприятности. Джада едва сдержала слезы. Боже, боже, как хорошо быть рядом с людьми, которые растили ее, заботились о ней, знали ее и в четыре года, и в девять, и в одиннадцать, и во время строптивой юности!

– Простите, что опоздала. На дороге авария, я застряла.

– Никто не пострадал? – всполошилась мама, и на этот раз Джаде пришлось сдерживать улыбку. Островитяне так не похожи на жителей громадной Америки.

– Честно говоря, не знаю, мамочка, – извиняющимся тоном ответила она.

– На всякий случай помолимся, чтобы все обошлось. Так они и сделали, после чего взялись за чемоданы.

– Полет прошел хорошо?

– Нормально. – Мама кивнула. – Хотя что тут может быть хорошего – тридцать тысяч футов по воздуху!

– Мне пришлось остановиться на другом конце пло­щади, так что до машины…

– Ничего, доченька, – поспешил заверить ее отец. – Мы привыкли ходить пешком.

Зато к такой погоде они явно не привыкли. И день-то выдался не особенно холодный, а ее бедные родители съе­живались буквально на глазах. Когда добрались до «Воль­во», маму колотила дрожь, а отец (не отдавший ни один из двух чемоданов) совсем посерел от холода. Джада тут же повернула ручку обогревателя до максимальной отметки. Какое счастье, что эта деталь машины – единственная – работает без перебоев! Они еще и на шоссе не выехали, а родители расцвели будто тропические растения в парнике.

– Давай, доченька, расскажи нам по порядку всю свою грустную историю, – подал голос отец. – Благо за между­народные переговоры платить не нужно.

Собираясь с духом, Джада не отводила глаз от дороги.

Какими словами описать весь ужас ситуации? Страшно представить, что с ними будет… Но они ведь для того и прилетели, разве нет? Она начала свой рассказ, не щадя теперь уж ни себя, ни родителей. Папа задал несколько во­просов, а мама все это время молчала, лишь изредка ахая и качая головой. К тому времени как добрались до границы Уэстчестера, в салоне наступило молчание.

– Да-а… – наконец протянула мама. – Я только одно­го не могу понять: почему твоя свекровь позволила своему сыну так себя вести? Послушай, Бенджамин, ты должен пойти туда и надрать Клинтону уши! Мужчина не может так поступать!

– Отца у парня не было, – пробормотал Бенджамин, и Джада поймала в зеркальце заднего вида его озадаченный, грустный взгляд. – Откуда ж ему и знать, как должен поступать мужчина?

– По-твоему, это оправдание? А мозги человеку на что? Учиться никогда не поздно. Как он мог?! Как мог за­брать деток у родной мамочки?

– А какой пример он подает сыну? – поддержал ее муж.

Мама повернулась к Джаде:

– Мы ведь увидим внучат, да, доченька?

Джаде недостало смелости признаться, что ответ ей пока неизвестен, хотя она и миссис Пэтель просила, и к своему адвокату – случайно оказавшемуся соседкой по квартире – обращалась с просьбой устроить эту встречу. Мало того, родителям еще предстояло услышать о пробле­ме с жильем.

– Боюсь, вам придется жить в гостинице.

– Почему это? Неужели Клинтон не пустит нас в дом?

– Клинтон прежде всего не пустит в дом меня. – И Джада поведала последнюю часть своей трагической саги – о том, как она лишилась дома, затем работы, об алиментах, содержании и оплате услуг адвоката Клинтона.

Родители надолго замолчали. Первой заговорила мама:

– Но… но это же сущее безумие! И где ты теперь жи­вешь?

Дочь рассказала об Энджи и Мишель, об их печальных историях.

– Да что ж это такое?! Неужто здесь все с ума сошли? – возмутился отец. – Клинтон забрал у тебя дом, детей и хочет, чтобы ты на него работала? Кто же он после этого? Похоже, мужчинам в Америке неизвестно, что зна­чит быть мужчиной!

– Похоже на то, – мрачно согласилась Джада.


Родители Джады поселились в недорогой гостинице и с позволения судьи – слава богу! – повидались с внуками, после чего Джада с мамой устроили для Энджи и Мишель с ее ребятами традиционный ужин в национальном духе. Трудно даже вообразить, как в крохотную квартирку Энд­жи втиснулись еще два человека, однако вечер прошел прекрасно. И Энджи, и Мишель очень понравились роди­телям Джады.

– Хорошие девочки, – одобрительно заметил Бенджа­мин, когда они остались одни.

– Очень милые девочки, – подтвердила мама, – и по­други хорошие. – По поводу цвета их кожи она не обмол­вилась ни словом. – Меня вот что удивляет: куда прихо­жанки твоей церкви смотрят? Неужели ни одна из них не предложила тебе помощь?

Джада пожала плечами:

– Видишь ли, Тоня Грин – тоже прихожанка нашей церкви. Раньше мне это не приходило в голову, но теперь я думаю, что она обо мне немало гадостей наговорила. А я сама… В последнее время я была так занята, что нечасто бывала в церкви.

В первый раз с момента их встречи мама позволила себе упрек в адрес Джады:

– Вот в чем твоя ошибка, дочка. Большая ошибка. Церковь тебя никогда не оставит, девочка. Помни об этом. Церковь тебе поможет.

«Поможет ли? – думала Джада, везя родителей обратно в отель. – Каким образом, хотелось бы знать?»

– Завтра я работаю, – напомнила она матери перед расставанием. – Справитесь без меня?

– Справимся. Будет время подумать. Вечером увидим­ся? – Джада кивнула, и мама еще раз крепко обняла дочь. – Вот и хорошо. До завтра.

Джада подавила вздох. Век бы не покидала эти теплые объятия!


– Ты должна забрать детей домой, – сказал папа ше­потом, словно каждый столик в «Оливковой роще» был ос­нащен устройством для подслушивания планов отчаяв­шихся бабушек и дедушек.

– Дети-то как раз дома, – мягко возразила Джада. Мама покачала головой:

– Барбадос – вот их дом! Там они будут среди своих.

– Ну-у… На летние каникулы мне, может быть, удаст­ся привезти их на недельку-другую, а сейчас это вряд ли получи…

– Мы не о каникулах говорим, дочка, а о переезде. На­всегда.

– Мы тебе поможем, – добавил Бенджамин. – Пона­чалу у нас поживете, если захочешь. А не захочешь – най­дем тебе и дом, и работу. Мама сможет приглядывать за детишками…

– Как вы не понимаете?! Мне нужно разрешение суда даже для того, чтобы лишний раз повидаться с детьми! А уж о том, чтобы куда-то их везти, и речи быть не может!

– Значит, увезешь без разрешения, – заявил отец. – Им нужен дом и семья, а здесь… Очень не хочется так го­ворить, но Клинтон Джексон и был, и остался олухом. Он же калечит собственных детей! Сумасшедший – вот кто он такой! Если суд этого не понял, то мы понимаем, и ты по­нимаешь, и, клянусь, господь тоже понимает.

– Мы молились, Джада, – объяснила мама. – Моли­ли всевышнего о том, чтобы подсказал выход. Кесарю – кесарево, как известно, но это не тот случай. Дети не долж­ны страдать. Мы решили, что ты должна забрать детей и лететь на острова с нами.

Две пары черных глаз были устремлены на Джаду, а она не верила собственным ушам. Неужто родители предлагают ей то же, о чем она сама не так давно думала? Понима­ют ли они, что толкают дочь на преступление? Вряд ли. Кроме тюрьмы, ей еще и экстрадиция светит. Детей отбе­рут, а их мама окажется за решеткой. Хорошенькая пер­спектива!

– Я не знаю всех законов, мамочка, но я точно знаю, что моя родина – Америка и на Барбадосе я чужая. А дети? Когда они еще освоятся! Там даже школы совсем другие.

– Мигом освоитесь, – перебила ее мама. – Это ведь Барбадос!

Вечное лето, маленькое уютное бунгало, папа с мамой всегда рядом… Соблазн был велик, но Джада поддалась ему лишь на мгновение. Ее дети, рожденные в Америке, могут и вовсе не привыкнуть к жизни островитян, а для нее самой на Барбадосе не найдется работы. Нет, родитель­ский план никуда не годится. Они, конечно, хотят ей добра, но не представляют всех сложностей подобного ре­шения.