– А Дженна тебе поможет. – Джада готова была уду­шить собственную дочь. От горшка два вершка – и туда же! С отца пример берет. – Только по лестнице с малыш­кой не поднимайтесь. Поиграйте с ней в гостиной.

Дженна нехотя шагнула вслед за Шавонной из кухни. Джада замыкала строй. «Будь с ней поласковее!– про себя умоляла она дочь. – Не обижай Дженну. Ей сейчас не до твоих шпилек».

Малышка звонко засмеялась и вдруг срыгнула прямо на плечо Шавонне.

– Ой, фу! – вырвалось у Дженны, истой дочери чис­тюли Мишель.

– Это еще что! – со знанием дела отозвалась Шавонна. – Вот вчера она перепачкала мой джемпер, я из-за этого даже в школу опоздала. Ужас!

Так, отлично. У девчонок дела на лад пошли; этой увле­кательной темы им надолго хватит. Джада вздохнула с об­легчением и закрыла за собой дверь. Из гостиной она вернулась на кухню, но на мужа даже не взглянула. Поскольку от пиццы Дженна отказалась, Джада вынула из морозилки два пакета картофеля фри, достала противень, сбрызнула маслом, высыпала замороженные картофельные ломтики и сунула в духовку. Потом налила в кастрюлю воды. Хоро­шо хоть приличные сосиски купила, из индейки, а не ту дешевую гадость, которой обычно питается вся семья. Джада обшарила холодильник в поисках какой-нибудь зе­лени к ужину, скорчила виноватую гримасу: пусто. Дети заслуживают лучшего, да и она тоже, если на то пошло, но сейчас, как говорится, не до жиру. Тысяча проблем сразу навалилась.

Одна из этих проблем не заставила себя ждать. Клин­тон наконец поднялся из кресла, где сидел, развалившись, все это время, и шагнул к жене. С ужином решил помочь? Черта с два! Оторвав пальцы Джады от ручки холодильни­ка, он хлопнул дверцей и придавил ее спиной, будто запе­чатал.

– И что это ты делаешь, хотел бы я знать? – проры­чал он.

– Твою работу. Готовлю ужин. – «Кретин, тупица без­душная!» – добавила она про себя.

– Скажи лучше, какого черта ты притащила сюда этих детей?

Джада угрожающе сузила глаза:

– Этих детей, говоришь? Дженну с Фрэнки не узнал? Они всегда у нас, если только наши не у них.

– Теперь этим детям здесь не место!

– Да что ты говоришь? И почему же?

– Потому что я не желаю, чтобы они влияли на моих детей.

– Ах, на твоих – взвилась Джада. – Когда это они стали твоими, скажи на милость? Не были ведь ни вчера вечером, когда Шавонна писала сочинение, ни позавчера, когда у Кевона живот болел. По-твоему, Дженна способна повлиять на Шавонну, которая издевается над ней, как может? По-твоему, малыш Фрэнки способен вообще на кого-нибудь повлиять! – Она метнулась через кухню и принялась яростно швырять тарелки на стол.

– Ты что, и в самом деле ни черта не понимаешь? – рявкнул у нее за спиной Клинтон. – Это дети наркодель­ца – раз. Два: думаешь, копы не шпионят за ними, не сле­дят, куда они…

– Полиция следит за Фрэнки? Вот уж работенка не бей лежачего! Держу пари, даже ты справился бы. Малыш-то весь на виду; по чужим постелям не кувыркается.

– Прикуси язык, говорю! Чернокожему из Уэстчестера нечего путаться с наркобароном!

– Наркобароном?! Черт бы тебя побрал, Клинтон! Я знаю, Фрэнка ты терпеть не можешь – просто исходишь завистью. Но сделай же над собой усилие и представь хоть на минутку – на минутку!!! – что Руссо невиновен. – Она швырнула на стол салфетки. – Всякий раз, когда на кого-нибудь из твоих дружков-шалопаев наезжает полиция, ты ночь напролет вопишь о провокации. А в этом случае, вы­ходит, копы честны и справедливы? Наркотиков в доме Руссо не нашли, Клинтон, и мне кажется, что этот парень с отравой не связан. Взятки, возможно, и давал; контракты окольными путями выуживал – скорее всего. Но наркоти­ки? Не верю.

Джада подошла поближе к мужу, чтобы не повышать голос: ей вовсе не хотелось, чтобы этот идиотский спор ус­лышали дети.

– Ты знаешь Мишель, – продолжала она, отбросив предательские мысли, что рискует своим браком и семьей ради дружбы с белой женщиной. – И детей Руссо знаешь. Тебе отлично известно, как Фрэнк их всех любит. Так что будь любезен, Клинтон, остановись. Прояви сострадание, если на большее не способен. Представь, что такое случи­лось с тобой. Хотелось бы тебе, чтобы твои дети увидели твой дом после разгула полицейских вандалов? Мишель сейчас там убирает, наверняка обливаясь слезами, и я пойду помогать, как только накормлю детей.

– Никуда ты не пойдешь! – заявил Клинтон, схватив жену за руку, но Джада резко выдернула руку.

– А о правосудии ты когда-нибудь слышал? О христи­анских заповедях? Не суди да не судим будешь, Клинтон! Для тебя-то самого храм божий – всего лишь место свида­ния с любовницей.

– Не дури, Джада! Фрэнк Руссо – из тех белых, кото­рые…

– Белый, черный, какая разница? Не знаю, в чем там Фрэнк Руссо виновен, а в чем нет. Но одно я знаю точно – это не он трахается с кем попало, забывая о собственной семье. И не он превратил церковь в «Бар знакомств». – Подстегиваемые ее яростью, слова сами собой рвались с языка: – Время вышло, Клинтон! Я достаточно ждала тво­его выбора, черт побери! Ждала и надеялась, что ты все-таки на чем-нибудь остановишься. Ты не смог, так что те­перь моя очередь принимать решения. Еще хоть раз отпра­вишься к Тоне – домой не возвращайся! Я серьезно, Клинтон. Играм конец.

– Ты еще грозишься? Так запомни: не видать тебе моих детей! Малышку ты вообще не хотела!

Джада отшатнулась, как от пощечины.

– В атаку пошел? Не поможет! Не я отнимаю у тебя семью. Это твой выбор – либо Тоня, либо мы.

Клинтон медленно двинулся вперед, навис над Джадой, и на какой-то миг его мощь и злоба напугали ее. Она не позволила себе отступить, но внутри все похолодело от страха. Главное – не показать, что ты его боишься.

– Не смей ходить к Руссо! – с угрозой протянул Клин­тон.

– А ты не смей мне приказывать! – парировала Джада. – Лучше детей накорми. Займись наконец делом, а свои дурацкие угрозы оставь при себе. Мишель – моя по­друга. Случись беда со мной, она сделала бы то же самое. – С этими словами Джада резко повернулась к двери и вылетела из кухни.

ГЛАВА 12

В первый раз за неделю с лишним Энджи оделась по-человечески, в костюм, по ее собственному выражению, начинающего юриста – стандартную темно-синюю двойку из тонкой шерсти с приличной добавкой вискозы. Ни одна дама из ее бывшей фирмы не позволила бы себе нацепить подобную дешевку, но у Энджи просто не было сил объ­ехать магазины. Призвав на помощь всю силу воли, она вчера еле оторвала себя от дивана, выползла из дома и до­тащилась до ближайшего супермаркета. В конце концов, кому здесь нужна ее элегантность?

Столь срочно костюм понадобился потому, что ее жда­ли в Уайт-Плейнз, в Женском кризисном центре. Ната­ли – исходя, разумеется, из интересов дочери – настояла, чтобы Энджи объявилась именно сегодня. Энджи не хоте­лось ни ехать в Центр, ни вообще что-либо делать, но ва­ляться на диване и пялить глаза в потолок тоже осточертело. За последние четыре-пять дней она даже по телевизору не посмотрела ничего стоящего. Ее по-прежнему грызла тоска, к которой, справедливости ради надо признать, до­бавилась и скука.

– Нужно что-то делать, – твердила ей по телефону мама. – Приезжай к нам.

В конце концов Энджи согласилась. Пусть будет Кри­зисный центр; выбор-то у нее невелик.

Энджи вырулила к нужному зданию на Пост-роуд и за­глушила мотор. Разница между стоянкой Кризисного цен­тра и той, где парковали машины служащие и клиенты ее фирмы, била в глаза. Там, в Бостоне, роскошные «Вольво» если чем и разбавлялись в длинных рядах автомобилей, то исключительно новехонькими «Мерседесами», «Ягуара­ми» и «БМВ». Здешняя стоянка походила скорее на вы­ставку вышедших из употребления транспортных средств, куда ее «Додж», предоставленный отцом, вписывался как нельзя лучше. Хлопнув дверцей четырехколесного раритета, Энджи прошла ко входу мимо таких же консервных банок: «Шевроле» с помятыми боками, одной из первых моделей «Бьюика» и ржавого «Форда Эскорта».

В вестибюле никаких вывесок не оказалось, поэтому Энджи справилась у дежурного, где найти юридическую консультацию, и пешком поднялась на третий этаж. К чер­ту лифт. Пусть это будет ее первой зарядкой в новой жиз­ни. К концу нужного пролета она задыхалась, будто пробе­жала марафонскую дистанцию. А ведь в прошлой жизни по три четверти часа без устали штурмовала «лестницу-трена­жер»! Дни напролет в горизонтальном положении даром не проходят.

Однако предстать перед Натали нужно было в наилуч­шем (по возможности) виде. Энджи дождалась, пока дыха­ние выровняется. После развода мама развила бурную деятельность: поступила в юридическую школу, получила диплом и с тех пор помогала только попавшим в беду жен­щинам. Все это, конечно, замечательно; Энджи мамой гордилась и даже профессию выбрала не без влияния при­мера Натали. Вот только соответствовать почти агрессив­ной в своей целеустремленности матери ей порой было невмоготу.

Нерешительно и смущенно, как практикантка, впер­вые переступившая порог храма правосудия, Энджи вошла в офис Кризисного центра и была встречена улыбкой Ло­ры Хэмптон.

– Привет, дорогая! – Лора поднялась из-за стола, за­валенного бумагами, и поцеловала Энджи в щеку. – Рада тебя видеть.

Энджи нравилась Лора Хэмптон – та самая Лора, ко­торая сначала взялась за развод Натали, а потом… потом взяла под крылышко саму Натали. Они сняли вместе квар­тиру и прожили вдвоем почти пять лет, до прошлого Рож­дества. О причине их разрыва Энджи так и не осмелилась спросить.

Лора взяла руку Энджи в свою и накрыла другой ладо­нью.

– Твоя мама рассказала о Рэйде. Мне очень жаль, до­рогая.

Кивнув, Энджи украдкой огляделась. На обшарпанном диване сидели две грузные дамы средних лет, похожие, как обложки двухтомника, а на одном из выстроившихся вдоль стены стульев – изможденная индианка в сари. Выпрямив спину, она застыла словно по команде «смирно», и лишь многочисленные браслеты нервно позвякивали на трясу­щихся худых руках. Сердце Энджи ухнуло куда-то в желу­док. Здешняя атмосфера превзошла ее самые худшие ожи­дания. Отрешенные от всего мира, посетительницы были погружены в бездну своих страданий. Энджи оставалось лишь поздравить себя с тем, что она не числится в клиент­ках кризисного центра, а значит, ей не придется изливать здесь душу.