— В нашей семье не принято демонстрировать свои чувства. Не все семьи такие, как ваша. Не во всех семьях любовь и привязанность обязательно выражают словами и прикосновениями… — Она вдруг умолкла, услышав в своем голосе нотки панического оправдания. Что она защищает? — устало думала Сибилл. Кого? — Нет, родители никогда не говорили мне таких слов. И Глории тоже, насколько мне известно. Из чего любой приличный психотерапевт заключил бы, что дети в ответ на бездушную атмосферу чопорности и строгих запретов ударились в противоположные крайности. Глория пыталась добиться внимания вызывающим поведением, я — послушанием и похвальными достижениями. В представлении Глории секс ассоциировался с привязанностью и властью, и потому она воображала, будто ее желают и силой склоняют к близости авторитетные мужчины, включая ее приемного отца, а также отца родного. Я избегала сексуальной близости из страха быть отвергнутой и предпочла заняться изучением разных типов поведения, наблюдая за людьми со стороны, без риска для собственного душевного спокойствия. Я ясно выражаюсь?
— Вполне. Я бы сказал, что в данном случае ключевое слово «предпочтение». Она предпочла причинять людям страдания. А ты предпочла оградиться от страданий.
— Абсолютно верно.
— Но ты не сумела сохранить верность своему выбору. Рисковала душевным спокойствием, когда впустила в свою жизнь Сета. Рискуешь и сейчас, со мной. — Он коснулся ее щеки. — Я не хочу причинять тебе боль, Сибилл.
Этого уже не предотвратить, подумала она, но спорить не стала. Просто положила голову ему на плечо. И он обнял ее, не дожидаясь ее просьбы.
— Поживем — увидим, решила Сибилл.
ГЛАВА 20
«Страх, — писала Сибилл, — чувство, присущее всем людям. И мне, человеку, анализировать его так же сложно и трудно, как любое другое чувство, будь то любовь, ненависть, жадность или страсть. Эмоции, их причины и следствия, лежат вне моей компетенции. Я исследую модели поведения — узнаваемые формы человеческого подсознания, которые зачастую не имеют эмоциональных корней. Поведение столь же существенная категория, как и чувство, но оно легче поддается осмыслению.
Мне страшно.
Я одна в этой гостинице, взрослая женщина, умная, образованная, рассудительная, состоятельная. Тем не менее я боюсь снять трубку телефона на моем рабочем столе и позвонить матери.
Несколько дней назад я отказалась бы признать, что боюсь. Сочла бы, что мне просто не хочется. Возможно, решила бы, что я сознательно уклоняюсь от неприятного разговора. Несколько дней назад я стала бы убеждать себя, и убеждать настойчиво, что разговор с матерью по поводу Сета только внесет разлад в наши отношения и не даст никаких положительных результатов. А следовательно, звонить ей незачем.
Еще несколько дней назад я объяснила бы свои чувства к Сету стремлением исполнить свои моральный и семейный долг.
Несколько дней назад я отказалась бы признать и не признала бы, что завидую Куиннам, завидую непринужденности взаимоотношений, царящих в их шумной семье, где игнорируются порядок и дисциплина. Я согласилась бы, что стиль их поведения и оригинальная манера общения интересны, но никогда не признала бы, что тоже хочу вести себя подобным образом.
Разумеется, такая форма поведения мне недоступна. И я принимаю это как должное.
Еще несколько дней назад я пыталась отрицать, что испытываю к Филиппу глубокое сильное чувство. Любовь, говорила я себе, не зарождается так быстро, не развивается столь интенсивно. Это обычная симпатия, влечение, пусть даже похоть, но никак не любовь. Неприятный факт легче опровергнуть, чем честно признать. Я боюсь любви, боюсь того, что она требует взамен, отнимает. И еще больше я боюсь безответной любви.
И все же я вынуждена смириться с существующим положением вещей. Я в полной мере отдаю себе отчет в том, что моя связь с Филиппом не будет длиться вечно. Мы оба взрослые люди. Каждый сделал свой выбор, каждый нашел свой путь. У него своя жизнь, свои потребности, у меня — свои. Я могу только благодарить судьбу за то, что наши пути однажды пересеклись. Я узнала очень многое за время нашего непродолжительного знакомства. Прежде всего, я многое узнала о самой себе.
Такой, как раньше, я теперь уже никогда не буду. И не желаю быть.
Но чтобы закрепить в себе произошедшие изменения, утвердиться в собственных глазах, необходимо предпринять определенные действия.
Хорошо, что свои размышления я излагаю в письменном виде. Это помогает лучше разобраться в себе, даже если в моих рассуждениях нет логики и здравого смысла.
Только что из Балтимора позвонил Филипп. Голос у него был усталый, но взволнованный. Он встречался со своим адвокатом по вопросу выплаты страховки в связи со смертью его отца. Страховая компания на протяжении многих месяцев отказывалась удовлетворить их требования, проведя собственное расследование по факту гибели профессора Куинна и заявив, что тот покончил жизнь самоубийством. Братья Куинны упорно добивались справедливости, хотя сопряженные с этим материальные издержки не лучшим образом отразились на их финансовом положении, учитывая, что им теперь приходится обеспечивать Сета и развивать собственный бизнес.
Пожалуй, до сегодняшнего дня я не сознавала, сколь важна для них победа в борьбе со страховой компанией. И вовсе не из-за денег, как я первоначально предполагала. Они стремились смыть всякую тень позора с имени своего отца. Я не считаю, что самоубийство — это всегда проявление трусости. Некогда я тоже подумывала о самоубийстве. Написала прощальное письмо, приобрела необходимые таблетки. Но тогда мне едва исполнилось шестнадцать, я была юна и глупа. Естественно, я разорвала письмо, выбросила таблетки и рассталась с мыслью о самоубийстве.
Своим неблаговидным поступком я оскорбила бы родителей, поставила бы их в неудобное положение.
Горько звучит, правда? Я и не подозревала, что во мне скопилось столько злобы.
Однако, по мнению Куиннов, самоубийство — это акт малодушия. Они изначально даже мысли не допускали и другим запрещали думать, будто человек, которого они так сильно любили, способен на такой непростительно эгоистичный шаг. Теперь, похоже, они выиграли это сражение.
Страховая компания согласилась выплатить им денежную компенсацию. Филипп полагает, что решающую роль в этом сыграло мое заявление. Возможно, он прав. Куинны не приемлют компромиссов. Вероятно, они так запрограммированы генетически. Все или ничего, как выражается Филипп. Он и его адвокат убеждены, что в скором времени они получат «все». И я искренне рада за них.
Я не имела чести знать Реймонда и Стеллу Куиннов, но мне кажется, что, пообщавшись с их семьей, я теперь хорошо представляю, какие это были честные, благородные и великодушные люди. Профессор Куинн заслуживает покоя после смерти. Равно как и Сет заслуживает носить фамилию Куиннов и жить в семье, где его любят и о нем заботятся.
И в моих силах помочь ему. Я должна позвонить маме. Я должна настоять на своем. О да, у меня трясутся руки. Я ужасная трусиха. Нет, Сет назвал бы меня тряпкой. А это еще хуже.
Она вселяет в меня страх. И я открыто признаю это. Моя собственная мать пугает меня до смерти. И ведь она ни разу не подняла на меня руки, почти никогда не повышала голос, но всегда лепила из меня, что хотела. А я почти не сопротивлялась.
Мой отец? Он был слишком занят собственным престижем, чтобы заниматься дочерью.
О да, во мне скопилось много злости.
Я могу позвонить ей, могу использовать свой высокий статус, которого достигла по ее настоянию, чтобы добиться от нее желаемого. Я уважаемый ученый, в некотором смысле общественный деятель. Если я скажу матери, что воспользуюсь своим авторитетом и публично выступлю против нее в случае ее отказа направить письменное заявление адвокату Куиннов с подробным изложением обстоятельств рождения Глории и признанием того факта, что профессор Куинн несколько раз пытался связаться с ней, требуя подтвердить, что Глория его дочь, она возненавидит меня. Но подчинится.
Мне только нужно снять телефонную трубку. Ради Сета я сделаю то, в чем отказала ему много лет назад. Я могу сделать так, что у него будут дом и семья. Я могу навсегда избавить его от страха».
— Сукин сын. — Тыльной стороной ладони Филипп отер со лба пот. Из неглубокой, но безобразной царапины на его руке сочилась кровь. С идиотской улыбкой на лице он переводил взгляд с братьев на корпус судна, который они только что перевернули. — Здоровый ублюдок.
— Красавец. — Кэм повел ноющими плечами. Готовый корпус свидетельствовал не только о скором завершении работы над парусником. Готовый корпус символизировал успех. Судостроительная компания Куиннов вновь оказалась на высоте.
— Отличная фактура. — Этан провел мозолистой ладонью по обшивке. — Отличный силуэт.
— Как только я замечу в линиях корпуса намек на сексуальность, немедленно отправлюсь к своей жене, — решил Кэм. — Ладно, давайте отметим ватерлинию и снова за работу. Но, если хотите, можем немного полюбоваться.
— Вы проводите ватерлинию, — предложил Филипп, — а я пойду займусь бумагами. Пора потрясти немного твоего старого приятеля. Пусть раскошеливается. Его аванс был бы как нельзя кстати.
— Зарплату выписал? — осведомился Этан.
— Да.
— А себе?
— Мне не…
— Нужно, — закончил за него Кэм. — Хоть раз выпиши себе чек, черт побери. Купи своей сексуальной даме какую-нибудь безделушку. Или потрать на дорогое вино. Или в казино спусти, в конце концов. Но только выпиши себе зарплату за эту неделю. — Он вновь обратил взгляд на корпус. — Эта неделя особая.
"Семейные тайны" отзывы
Отзывы читателей о книге "Семейные тайны". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Семейные тайны" друзьям в соцсетях.