Он лежал спокойно. Выжидая.

— Элизабет, что случилось?

Она поспешно ответила:

— Ничего. А почему ты…

— У тебя такой взгляд, — пояснил он.

Она взялась за простыню и стала укрываться, остановившись лишь тогда, когда он удержал ее руку.

— Просто… так много случилось за столь короткое время. И я несколько обеспокоена.

— Чем?

— Вероятно, ты оплакиваешь… — начала она. — Ну, пусть не сожалеешь, но ты изменил свой образ жизни, женившись на мне. Все полагали…

Его губы прервали ее фразу. Он целовал ее неистово, тем самым показывая, что вопреки ее словам у него нет ни сожалений, ни сомнений. Его руки гладили ее тело. И делали это нежно и уважительно. Наконец он взглянул ей в лицо.

— Mhuirnin, никогда не сомневайся во мне. Ты, как никто другой, знаешь, что я ничего не делаю, если не хочу этого. Ты можешь не считать меня джентльменом, но я не тот, кто пасует перед трудностями. И я никогда не меняю решений. Ты оставила след в моей душе, и я никогда не позволю тебе уйти.

Она проглотила комок в горле.

— В таком случае иди ко мне.

Они довольно долго смотрели в глаза друг другу, прежде чем она заставила его лечь. Он опустился между ее бедер, и она широко раздвинула их.

— Погоди, Элизабет… Я должен…

— Я хочу тебя. И не желаю ждать. Я ждала целую вечность.

Без дальнейших предварительных ласк он обнял ее за бедра. Она приподняла голову, чтобы провести губами по его щеке, и он толкнулся вперед, откинув голову.

Она ахнула, почувствовав силу его вторжения. Казалось, он хочет заменить все владевшие им ранее страхи торжеством достигнутого счастья.

Что-то в его лице говорило, что он не остановится до тех пор, пока не прогонит все беспокойные мысли, которые владели ею последние недели и месяцы. Это должно стать чем-то таким, чего ни один из них никогда не забудет.

Это продолжалось до тех пор, пока долгий день не сменился вечером, стало темно, и Роуленд вынужден был зажечь единственную свечу. Элизабет лежала опустошенная, на смятых простынях. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой, такой защищенной и такой любимой. Пытаясь найти прохладное место, она повернулась на живот и услышала удивленный возглас.

Она повернула голову.

— Что это такое? — шепотом спросил Роуленд, на его лице было потрясение. — Что ты сделала?

Внезапно она пожалела о своем безрассудстве. Возможно, это станет страшным напоминанием, хотя она имела в виду совершенно другое.

— Прости, — сказала она, пряча лицо в подушку. — Просто я думала…

— Ты не ответила на мой вопрос. — Голос его звучал холодно, отрешенно. Она почувствовала, что он нагнулся, чтобы рассмотреть внимательнее.

— Семейное гербовое украшение, шепотом ответила она.

— Что?

Он положил свою широкую теплую ладонь ей на талию и провел вниз, чтобы лучше рассмотреть крохотную черную буковку «Б» на ее ягодицах.

— Я требую назвать имя, — хрипло проговорил он.

— Имя? — еле слышно переспросила она.

— Имя того идиота, который сделал это клеймо.

Она явно услышала угрозу в его голосе. Сейчас она искренне сожалела о своем поступке. Она плотно сомкнула глаза, стараясь игнорировать исходящий от него аромат.

— Лучше спросить, зачем я это сделала.

Он молчал, ожидая ее ответа.

— Мы должны были стать лордом и леди Балреал. И я… не хотела, чтобы ты всегда ощущал себя отличным от меня… — она проглотила комок в горле, — и от других людей, как, по моему мнению, ты иногда себя ощущаешь.

Он не произнес ни слова, лишь кончиком пальца коснулся чувствительной кожи.

— Ты сказал, что клеймо было поставлено, чтобы ты не забывал, кто ты. — Она заговорила быстро, спеша объяснить. — Теперь ты не одинок. Это мое напоминание об имени, которое мы будем носить. И мне будет очень приятно, если оно будет напоминать тебе, как сильно я…

Она замолчала, поскольку почувствовала горячее дыхание над крохотной буквой, выколотой на чувствительной коже.

— Да? — хрипло спросил он.

— Как я никогда не хотела с тобой расставаться. — Она вздрогнула, когда его губы прикоснулись к ее новой отметине.

— А ты имеешь понятие, — сдавленно проговорил он, — как я скучал по тебе всю прошлую неделю? Или как тосковал по тебе все дни с момента нашей встречи?

От его слов ей захотелось разрыдаться. Она закрыла глаза, ощутив нежные, легкие поглаживания его ладони.

— Давай поспим, — мягко сказал он. — Я переутомил тебя.

— Я скоро засну, — устало сказала она. — Но, наверное, не сию минуту. — Она не хотела рассказывать ему о ночных кошмарах, один из которых она видела несколько раз в течение последней недели. Это всегда был Пимм в Карлтон-Хаусе. Он протягивал к ней руку в белой перчатке, и на перчатке появлялась капля крови, которая становилась все больше, и Элизабет просыпалась, дрожа от ужаса. Сон был чрезвычайно ярким.

Словно чувствуя ее тревогу и утомление, Роуленд притянул ее к себе.

— Ну ладно, тогда я полежу вместе с тобой, — шепотом сказал он.

Никаких возражений. Никаких поддразниваний. Просто заверение в том, что все будет хорошо.

Он лежал, молча обнимая ее, но по его дыханию она понимала, что он не спит. Она так и заснула в его надежных, оберегающих руках. Как давно она не позволяла себе положиться на кого-нибудь, кто мог облегчить бремя ее жизни!

Воспоминание, подобное этому, она сохранит для тех ночных часов, когда у человека нет иного выхода, кроме как погрузиться в пучину собственных мыслей.

И кошмаров.

Глава 19

Он ненавидел, когда она долго находилась вне поля зрения. Он чувствовал себя, последним дураком, беспомощным, хнычущим младенцем, сидя за старым письменным столом в главном здании впервые за последнюю неделю один.

Даже сознание того, что он ведет себя по-идиотски, не остановило его от попыток найти ее.

При таком положении он скоро станет толстым, как принц-регент, потому что еще не пропустил ни одной трапезы, даже послеобеденной чашки чая. И все это делалось с единственной целью — увидеть ее.

Но он был умным человеком. За тот короткий период, когда он был отлучен от нее из-за махинаций этой легкомысленной вдовствующей герцогини, Роуленд усвоил, что должен смириться с очевидным: он будет всегда жить под страхом потерять ее, потерять счастье, обретенное лишь однажды за тридцать восемь лет жизни. Конечно, со временем он перестанет быть таким идиотом. Ничто не вечно под луной. Нужно уметь защищаться от непредвиденных обстоятельств.

Что ж, по крайней мере, в фокусе его внимании появилось множество новых вещей, которые между раундами сытной еды с женой действовали благотворно и отвлекающе. Дополнительный круг обязанностей королевского шталмейстера основательно загрузил его дневное расписание. Множество слуг принца-регента каждый день являлись с докладом к Роуленду.

Сейчас, после невероятных событий в Карлтон-Хаусе, Роуленд постепенно осознал, что ему удалось совершить немыслимое. Он каким-то образом поменялся местами с генералом Пиммом в непостоянном общественном мнении лондонцев. В самом деле, усадьба Мэннинга вдруг стала считаться единственным местом, где можно увидеть лошадей. И что еще важнее, она стала местом, где можно покупать лошадей; Лефрой долго и громко смеялся, когда спортивный журнал для джентльменов провозгласил Роуленда «Лошадиным принцем» и призвал всех патриотов Англии покупать его натренированных кавалерийских лошадей.

Погруженный в мысли, Роуленд рассеянно провел ладонью по гладкой поверхности письменного стола — его первое приобретение и собственность. Вырезанные на краю стола советы матери вызвали поток воспоминаний.

«Не забывай — не желай».

Однако он хотел забыть. Не было никаких причин вспоминать беды юности.

Он больше ничего не желал. И никогда не пожелает, потому что сейчас у него все есть.

Однако его мозг, словно магнит, притягивал те слова, которые вырезала Маура Мэннинг. Она написала их для того, чтобы они служили каждодневным напоминанием о голоде и нужде и о том, как найти выход из нищеты, — упорно работать.

Но это напомнило ему и о Мэри, и о том, что он не смог спасти свою любимую сестру. И сестра, и мать были отняты у него потому, что он оказался недостаточно силен, чтобы защитить их от тисков нищеты.

Он вдруг схватил с подноса нож, который принесла ему Элизабет, и начал удалять вырезанные буквы. За очень короткий промежуток времени он уничтожил все следы.

Он был так поглощен своим занятием, что не услышал, как вошла его жена и остановилась, глядя на беспорядок, который он учинил.

Подойдя сзади, она обняла его за плечи.

— Мне тоже никогда не нравился этот письменный стол.

Он наклонил голову.

— Я хочу, чтобы ты знала: я всегда буду защищать тебя, заботиться о тебе. Я не хочу, чтобы ты снова чего-то боялась.

— Я знаю, Роуленд, — мягко сказала она. — Ты уже спас меня из пропасти несчастья. Никто, кроме тебя, не смог бы этого сделать.

Он задумался, рассеянно поглаживая ее руки.

— Нас ожидает ландо. Вещи для пикника погружены. Мы ведь едем? Другие уже наверняка там и…

Он посадил ее к себе на колени и поцеловал в шею, наслаждаясь тем, что мог обнимать ее и дотрагиваться до нее тогда, когда она меньше всего этого ожидала. Она его жена… его жизнь.

— Я поухаживала за твоей любимицей. Пожалуй, нам нужно торопиться, потому что продукты на такой жаре могут испортиться и к тому же…

— М-м-м… — перебил он ее. — Земляничное пюре? — Он смотрел в вырез ее лифа, видимо, что-то припоминая.

— Нет, имбирный пряник.

— Я предпочитаю земляничное пюре, — пробормотал он и подумал о том, что хорошо бы сделать нечто неслыханно нескромное кончиком языка. Это позволит ему забыть обо всех тех словах, которые были вырезаны на столе.