— Куда прешь, козззел! — рявкнул я на переходившего дорогу мужика. Тот вздрогнул от этого рыка, оглянулся на знак пешеходного перехода, приподнял для верности ноги, чтобы убедиться, что идет он строго по зебре, и покрутил пальцем у виска.

«Блин, напиться, что ли? — подумалось со злостью и одновременно тоской. — Хотя нет, если я напьюсь, то точно поймаю ее и… Как минимум не выпущу в этот раз из кровати, пока не заделаю ей ребенка. Чтобы уж иметь конкретный крючок для этой ледышки — не сделает же она аборт, в самом деле? И не будет иметь права отказать мне в свиданиях, как отцу ребенка. А уж я подключу все мыслимые и немыслимые связи, чтобы добиться максимально возможной опеки над малышом».

— Седенький, ты в порядке? — с тревогой спросила Рыж, потянувшись к плечу с заднего сидения.

— Нет! Вашу мать! В каком порядке я могу быть, если я везу рожающую девицу не в роддом, а хер знает куда, — я вдруг взбеленился, яростно давя на кнопку шлагбаума и выворачивая руль.

— Седенький, миленький, ну что ты, в самом деле. Все хорошо будет. Я тебе обещаю, клянусь даже, я не подведу ни тебя, ни Анюту. Мы с Егоркой не подведем, — неожиданно спокойно и серьезно сказала Рыж. Она положила руку мне на плечо и слегка погладила по шее, вызывая непроизвольно поползшие мурашки. — Ты только тоже успокойся и, пожалуйста, просто думай только о хорошем. Это ведь вторые роды, УЗИ я делала дважды, я совершенно здорова, ребеночек лежит правильно, поверь нам, противопоказаний нет. Я же не настолько полоумная, и я не враг ни своему ребенку, ни себе, ни всей своей семье. Я просто точно знаю, что все будет как надо. Кому, как не мне, знать? Арс, пожалуйста.

Я поднял глаза и встретился с ее взглядом в зеркале заднего вида, отражавшем молодую, одухотворенную женщину — прекрасную в своем материнстве и уверенную в том, что говорит.

— Рыж, ты же понимаешь, что если что-нибудь… — хрипло начал было я.

— Тс-с-с-с, ничего не говори. Я тебя хоть раз обманула? Хоть когда-нибудь подвела? Хоть на сколько-нибудь схитрила? Вот видишь, правильно качаешь головой. Ты сам все время говоришь — каждый должен заниматься своим делом. Так вот, рожать — мое, женское дело, отшлифованное Природой на миллиардах меня. А твое, мужское дело — обеспечить мне для этого все условия. Вот увидишь, если, вернее, когда мы с Митей будем рожать третьего, он все это будет делать сам, а тебя пригласим почетным гостем. А сейчас он пока в голове своей этого сложить не может, и боится он, веришь, больше тебя. И страхом своим мог нарушить естественный ход событий. Поэтому-то Егорка и решил родиться на месяц почти раньше, но без паникующего рядом папашки, тогда и так, как надо ему, Егорке. А не так, как хотел бы это организовать его отец. Знаешь, как у меня сегодня день начался? Димка уехал часов в шесть, а в восемь утра я проснулась от того, что меня кто-то по плечу гладит. Я даже испугаться не успела, а потом глаза открываю — а у меня рядом с кроватью шарик воздушный висит, один из тех, что Настюхе на день рождения две недели назад подарили. Желтенький такой, с тортиком и свечками. И с надписью: «С Днем Рождения!» Но даже не в этом самый цимус, Седенький. Этот шарик, типа, сквозняками все утро за мной по квартире носило. Я в гардеробную — он за мной, я на кухню — он тут как тут. А потом Анюта позвонила, что на водопады ехать пора. И вот мы заходим с ней в Гипермаркет, чтобы водичку и печеньку с собой купить, а там распродажа надувных бассейнов — огромный бассейн за смешные деньги. А пока мы были в Гипере, Анюта позвонила знакомой, которая в горбольнице работает, а та ей и пожаловалась, что устала, как собака, потому что в родильном отделении вчера ремонт начался, и они всех рожениц перетаскивали на другие этажи. А потом мне Митя с каталки звонил, сказал, что краснодарцы ехали в Благу часов семь — пробки из-за зерновозов нереальные, еще радовался, что основной поток схлынет к тому моменту, как он собирается меня туда в роддом везти. А мы здорово полазили по водопадам, помолились, и тут… — она замолчала, а потом как-то странно улыбнулась и уже шепотом закончила: — Я услышала, как меня позвал Егорка. Прям вот услышала и все тут. И Ане сказала. И она тут же поволокла меня вниз, к трассе. И мы приехали домой, она посмотрела меня, и начали отходить воды — совсем немного, пузырь еще не прорвался. И я позвонила тебе. Потому что я тебе доверяю. Потому что из всех окружающих меня мужчин кроме своего мужа я доверяю только тебе. А ты доверься мне. Лады?

— Ребята, вылазьте уже и открывайте мне ваш склеп, чи шо у вас там. Мне же еще кучу всего подготовить надо, а вы там лясы точите, — прервал наш контакт через зеркало громкий голос Анны, стоявшей возле навеса с кучей баулов и сумок в руках.

— Арсений, кстати, у вас там удобства есть?

— Это вы вовремя спрашиваете, — все еще хмуро, но уже без психоза в голосе и взгляде ответил я. — Есть, конечно. И очень даже приличные по меркам общественных заведений. Я же только для своих все оборудовал.

— Вот и замечательно. Тогда ты займись пока, пожалуйста, бассейном. Его надо поставить на ровное место, желательно под дно подложить что-то мягкое и теплое, и воду набирай погорячее — Леська будет много времени в море проводить, ей надо будет иногда заходить и греться. А я пошла кружку Эсмарха готовить.

— Черт возьми, избавь меня от этих медицинских деталей, если хочешь получить в моем лице адекватного помощника, — опять огрызнулся я.

— Все, все, иди уже, нежный наш, — хохотнула акушерка и нырнула в глубины одного из баулов.

На мое счастье, в одной из оборудованных почти как крохотный гостиничный номер подсобок, у меня была кое-какая запасная одежда. Так что я благополучно сменил офисный строгий костюм на шорты и растянутую майку и пошел выполнять указания временных командиров. К тому времени как я надул насосом бассейн, оказавшийся, и правду, здоровенным, и набрал в него горячей, парящей воды, Рыж уже плескалась на мелководье, поддерживаемая Анной, отдававшей команды зычным голосом, раздававшемся далеко над водой:

— Перевернись, ныряй, задержи дыхание. Давай, давай, не халявить. Сама знаешь, кому сейчас труднее, чем тебе. Ты сейчас в первую очередь о Егорке думай, а уж потом о себе.

— Ой-ёй-ёй, А-а-ань, петь пора.

— Значит, будем петь. Давай, моя хорошая. Ааа-ооо-ммм.

Слушая мантры в исполнении Рыж и Анны, я в определенный момент как-то вдруг расслабился и даже взвеселился, почувствовав себя героем картины Сальвадора Дали как минимум. Не, ну а че, это же сюр полный — сижу я в собственном кафе, обеспечиваю комфорт жене друга, рожающей, на минуточку, без мужа, без врачей, без капельниц, и, что самое интересное, без тех душераздирающих криков, которые так любят включать в слезливые мелодрамки про «совет да любовь». Эта… ненормальная вот-вот дважды мамашка, в тонкой хлопковой рубашенции по колено, плещется в море, фыркая и плюхаясь, как большой тюлень, с такой же грациозностью переползает временами из моря в теплый бассейн погреться и посмотреть телевизор, где я по ее просьбе нашел музыкальный канал, и с явным удовольствием переключается с мантр и горланит любимых Muse и Imagine Dragons. А то заставляет меня включать какие-то дурацкие фильмы про дурацкие кораллы, попивая из высокого стакана…

— Эй, Рыж, а что это, скажи на милость, ты хлещешь?

— А мне Аня глоточек разрешила.

— Что разрешила?

— Шампанское.

— Что?!

— Ну, Сеня, не будь занудой! Я ма-а-ахонький глоточек — смотри, только на языке покатать.

— Я. Сейчас. Звоню. Шону.

— Арсений, давай ты нам еще костерок разведешь поблизости. Чтобы у нас уже тут все четыре стихии для полного комплекта были. А то уже и вечер не за горами, нам огонь не помешает после захода солнца. А потом можно и помощницу нашу сюда вызванивать. Схватки уже частые. Через пару часов точно потуги начнутся, рожать начнем, — встряла в зарождающуюся бурю Анна.

— Я чего-то не понимаю, а чем это вы занимались все это время?

— То схватки были — матка сокращалась…

— Я, кажется, уже два раза просил, — снова засипел я, не желая вдаваться в эти леденящие мою мужскую душу медицинские подробности.

— Тю на тебя — то объясни, то замолчи, — рассердилась на меня акушерка. — Схватки — подготовка к родам, пОтуги — сами роды, когда ребенок проходит по родовым путям. А это и есть самое сложное. Так что давай — разводи костер, нам уже огонь нужен будет, а я пока девочке нашей звякну, надо ее попросить по дороге в аптеку заскочить.

Я вытащил из кладовки под навесом двухсотлитровую бочку, приспособленную мною когда-то именно для таких развлечений — больших костров на пляже, не оставлявших после себя пепелища и расколотого от жара камня. Установил ее туда, где показали эти чертовки, натаскал плавника, сбрызнул жидкостью для розжига и, дождавшись, пока пламя полыхнет столбом, решил уточнить:

— Так что за девочка? Она хоть знает, куда и как добираться? Может, смотаться за ней?

— Да не, она сама сюда прискачет. Местная же, все тропки знает, — махнула рукой женщина, спеша на зов с трудом ворочающейся у кромки воды Леси.

Рыж встала, поддерживая облепленный цветастой сорочкой большой живот со смешно оттопырившимся пупком, и, тяжело опираясь на руку акушерки, подползла к разведенному огню.

— Ох, как же хорошо. Как же божественно, нереально, фантастически хорошо-о-о, — с тихим стоном выдохнула моя сумасшедшая приятельница, протягивая слегка дрожащие руки к огню.

— Лесенька, у тебя руки трясутся. Это нормально?

— Сенечка, я, честно, не знаю, нормально ли то, что прямо сейчас у меня дрожат руки, но ты, главное, не бойся ничего. У нас все идет по плану. Сейчас наша рыбка золотая прискачет, надеюсь, она купальник не забыла. Я немного согреюсь, передо… — не договорив слово до конца, Леся ойкнула и схватилась за меня, неожиданно навалившись всем весом.