Можно было еще попробовать уговорить шефа, заручившись поддержкой сотрудников, если они согласятся ее подменить.

Но общая позиция оказалась такова: «Ты собираешься гулять по фестивалям, а мы тут должны за тебя пахать!» А Ленка даже перестала разговаривать, хотя от нее-то как раз толку и не было.

Короче, выхода не оставалось – даже в случае увольнения Ира обязана была отработать две недели и в Софию не успевала. Но увольнения она боялась как огня, а по болезни больше, чем на три дня, у них не отпускали. Да и использовать эту версию стало уже невозможно, раз заикнулась об отпуске.

Брюсов, конечно, расстроился, но все равно летал, как на крыльях. Ладно, решила Ира, если Саша снова начнет сниматься, разлуки станут регулярными, так что надо привыкать…


***


Прощание далось ей тяжело. В аэропорт Саша ее не взял – вылетали рано утром, а ехать обратно одной он ей не разрешал. И только смеялся, глядя на Ирины слезы:

– Ну, что ты, как маленькая просто! Я не буду там торчать все десять дней, что мне там делать без тебя? Наш фильм – в день открытия, ну, самое большее, пробуду до понедельника. Билеты поменяю на месте. Обещай вести себя хорошо, ладно?

В день прилета он звонил несколько раз, сообщил, что долетел нормально, устроился замечательно. Вечером рассказал, что встретил приятеля – Владимира, с которым вместе снимались в фильме по Чехову. Теперь тот постоянно работает в Штатах. Собираются перед сном зайти в ресторан. Сказал, что позвонит, как только будет возможность, и чтобы не переживала, если он молчит – программа на завтра очень плотная.

Настроение у него было превосходным, и оно передалось Ирине – значит, все хорошо, отношение к нему нормальное. Люди увидят, что Сашка в прекрасной форме, и все сплетни и домыслы рассеются, как дым.

Утром в субботу Брюсов все-таки звякнул, сказав буквально пару коротких слов, что у него все нормально, и что он ее любит. Вечером Ира уселась перед телевизором – может, покажут церемонию открытия? Действительно, в новостях культуры начали рассказывать про начавшийся днем фестиваль. Ира прильнула к экрану. Обычная картинка: по ковровой дорожке вышагивают знаменитости. Вот камера оператора сосредоточилась на группе актеров. Ирина узнает их лица. Голос за кадром комментирует происходящее, называя имена.

– Фестиваль открывается показом российской ленты по мотивам чеховских рассказов. Сейчас мы как раз встречаем популярного киноактера Александра Брюсова с его очаровательной спутницей. Вопреки слухам, он прекрасно выглядит и снова появляется в свете со своей постоянной девушкой, дочерью человека, широко известного в кругу кинематографистов, – Елизаветой Сухомлиной.

Несколько корреспондентов сразу рванули к парочке, орудуя микрофонами, но Сашка, кажется, не собирался позировать перед телекамерами. На лице у него была вымученная улыбка. Зато Лиза прекрасно смотрелось в длинном, до пят, темно-синем платье. Они промелькнули и скрылись в распахнутых дверях, а на экране показались следующие гости.

Ирина нажала на кнопку пульта, и квартира погрузилась в тишину.

«Ну, вот, кажется, и все. Ты этого и боялась, и не ждала», – мозг констатировал факт, а душа отказывалась принимать. Только сегодня они разговаривали по телефону. Как можно так врать? «Как, как… Дурочка, он же артист – забыла? Талантливейший артист!». Интересно, они увиделись с Лизой только в Софии, или договорились заранее?

Ира поднялась и отправилась на кухню, на автомате поставила чайник. Все полетело в пропасть, все кончилось, ничего больше не будет. Нормально, в принципе. Ждать этого было намного страшнее. Даже какое-то не совсем здоровое облегчение – чем хуже, тем лучше.

Только – минуточку… Что-то еще очень важное зафиксировалось в голове и пропало. Надо вспомнить. Что там сказали – Лиза Сухомлина? Сухомлина?!

И как же она сразу… так вот в чем дело! Как она могла быть такой слепой – не вычислить, откуда исходят все Сашины неприятности!

Ира даже вздрогнула от звука мобильного. Взяла в руки трубку и увидела: «Брюсов» – Саша до сих пор остался записан в ее телефоне под фамилией. Некоторое время она в недоумении смотрела на аппарат. Но Брюсов все звонил и звонил. Зачем? Это ведь совершенно необязательно…

Наконец она не выдержала и нажала «ответ». Слышно было плохо, кажется, вокруг стояла шумиха. Голос у него звучал взволнованно:

– Ириш… ты смотрела церемонию? Не важно, тебе все равно расскажут. Короче, мне пришлось пройтись по ковру с Лизаветой. Так попросили. Звоню тебе специально, чтобы ты не грузилась. Это просто пиар, ясно?

«Даже если так, – подумала Ира, – это совершенно не ясно. Твоей официальной девушкой называют другую. Для чего и кому это надо, и в чем тут пиар?»

Ирина не отвечала, и Саша продолжал, уже заметно нервничая:

– Такая вышла фишка – ну, пришлось, попросили это сделать. Тебя со мной не было, а иначе – и речи бы не шло… Ты только близко к сердцу не принимай, ладно? Ведь это все равно, кого как назвать. Это не должно тебя заботить совершенно.

Брюсов все оправдывался, голос его периодически прерывался, видимо, антенна плохо ловила в том месте, а Ира молчала. Наконец, Саша несколько раз позвал ее по имени, и тогда она произнесла запекшимися губами:

– Так когда ты собирался рассказать мне?

– Что… что рассказать?

– Что Лиза – дочка Сухомлина. И что это я виновата во всех твоих бедах.

– Ни в чем ты не виновата! – она почувствовала беспокойство в его голосе. – Послушай… Да, я не рассказал. Именно потому, что ты сразу начала бы – все из-за меня и так далее… Пойми – дело не в тебе. На твоем месте могла быть любая другая.

– Саша… Я ведь только сейчас поняла, какая это огромная жертва с твоей стороны. Ты правильно поступил сегодня. Дальше я этот груз все равно нести не в состоянии. И ты не в состоянии больше жертвовать. Значит, все, как и должно быть.

Может, он и не слышал половину – трубка гудела. Хорошо, что не мог видеть…

– Успокойся, пожалуйста! Я так и знал, что ты сразу начнешь! Я приеду, и мы обо всем поговорим. Помни: я жить без тебя не могу и не собираюсь.

Она не отвечала.

– Ириша! Ира…

Наступила тишина в трубке, и она сразу поняла – кто-то подошел к нему.

– Послушай, меня могут вырубить из роуминга, я сегодня много разговаривал. Я завтра приеду, слышишь?

– Куда спешить? – ответила она. – Занимайся спокойно своими делами. Не думай обо мне. Приедешь – разберемся.

Ира нажала отбой. Она очень устала за этот короткий разговор, как будто таскала кирпичи. Непонятно, откуда взялась эта тяжесть. Если все так, как он говорит, может, и правда, ничего страшного, он приедет, и они все обсудят. Но что-то было еще, что-то еще, что давило – на нее или на него? Ей и хотелось не замечать разных «но»… Но не получалось.

С кухни потянуло гарью – выкипевший чайник начал трещать. Ира бросила его в раковину. Она решила ни о чем не думать и лечь спать. Этот номер у нее не прошел. Зазвонил телефон – обычный, не мобильный. Она удивилась, услышав голос Оленьки – они почти не общались вне Старкова и их компании.

– Ирочка, привет. Ты видела церемонию?

– Да, видела.

В трубке помолчали.

– Слушай, мне Петька звонил. Не велел говорить, к тому же, возможно, это просто сплетни. Но ему звякнул однокурсник бывший – он снимался вместе с Сашкой. Ну, Брюсова в Болгарии встретил, про Петьку вспомнил – соскучился. Даже не специально, между делом, рассказал – он ведь думал, что Сашка до сих пор с Лизой… Вовка давно в России не живет, наших сплетен не знает…

– Короче, Оль… – Ира уже поняла, что сейчас услышит.

Ноги отказывались ее держать, и она села на пол вместе с телефоном.

– Короче, говорю тебе только из бабской солидарности. Смотри, не выдавай. Они все живут в одной гостинице. Брюсов снял одноместный номер. Так вот, Лиза в эту ночь ночевала у него. Тот парень заходил к ним и попал в… пикантный момент. Рассказал Петьке, как курьез, как глянула на него Лиза…

Никаких сил выносить эти подробности у нее не было, но Ольга продолжала тараторить в трубку:

– Ну, ты только не переживай очень… Они все козлы, что с ними делать? Петька тоже мне изменял, я знаю. Но Брюсов тебя любит, это точно. Петька считает, что он просто сдался Сухомлину. Дожали его, понимаешь? Там, на фестивале, все было подстроено… Ты не знаешь, Сашка запретил нам тебе говорить, а на него очень сильно давили, но он все ради тебя терпел. Не повезло ему, конечно, что попался этой сучке в ручки с самого начала, а теперь очень сложно вылезти. Но я уверена – ты победишь. И Петька тоже говорит – Брюсов полностью Иркин! Вот вляпался опять, дурак! А что ему делать? Он же не может не работать… Но ты тоже не сдавайся!

Ира, не выдержав, прервала ее излияния:

– Оленька, извини, мне надо лечь…

– Тебе что, плохо? Ир, только ты не выдавай меня, ладно?

– Ладно, прощай, дорогая.

– Почему прощай? Эй, ты что собираешься делать?

Как ей ни было плохо, Ирина даже рассмеялась:

– Да нет. Просто мы вряд ли еще увидимся в одной компании.

– Ты все-таки думаешь, он к тебе не вернется? – сочувственно проговорила Ольга.

Ира положила трубку. Не станет она ничего объяснять этой милой девушке.


***


В Ириной квартирке не оказалось ни одного уголка, в который она могла зарыться, спрятаться, чтобы избавиться от боли. Боль стучала ей в голову, разрывала изнутри, жгла, пилила, делала с ней, что хотела. Может, получится убежать? Ира оделась и вышла на темную улицу. Направилась в сторону метро, затем обратно, не обращая внимания на подвыпившие компании. Потом села на лавочке у подъезда. Вернуться в квартиру, в которой они были вместе, казалось невозможно. Ира не могла смотреть на свой диван, кухонный стол, на кресло, в котором он любил держать ее у себя на коленях.

Кто-то прошелся грязными ногами по ее душе. В доме ее любви хозяйничали посторонние, грубые нелюди. Топали, не разуваясь, по чистым коврам, срывали занавески, небрежно отбрасывали дорогие ей вещи, нещадно обдирали обои и выкидывали в мусорку плюшевые игрушки. Все предано, все испорчено, все загажено… Скорее бы уж все это кончилось, и в душе наступила тупая пустота… Чтобы ни о чем не думать, ни о чем… Отключить воображение.