Ольховского он заметил не сразу – пройдя в зал, Сергей остановился у входа и принялся нерешительно оглядываться по сторонам, мучительно раздумывая: что обычно делают в таких случаях? Ждут, когда появится специально обученный человек и отведет к нужному столику? Пристают к официантам с просьбой вычислить своего визави? Бродят по залу в поисках знакомого лица? Праздного клиента уже заметили официанты; сразу двое их направилось к парню. Выручил телефонный звонок – звонил Ольховский; коротко бросил:

– Посмотри налево – я сижу возле окна, рядом с пальмой.

Сергей направился к столику, стараясь не зацепить слишком близко расположенные друг к другу столики (что было, в общем-то, странно для столь дорогого места. Хотя, может, это мода такая?). Хорошо, что посетителей в это время – 11 утра – было немного. Благополучно добравшись к месту назначения – казалось, он шел целую вечность! – Сергей опустился на стул.

– Ты понимаешь, для чего я захотел с тобой встретиться? – отбросив приветствие, как неуместную формальность, начал Анин отец.

– Не совсем, – быстро ответил Серега. Ему не хотелось грубить. Хотя, конечно, было бы справедливым, например, сказать: «…Для того, чтобы поблагодарить за чудесное исцеление дочери». Впрочем, у Ольховского имелось свое мнение на этот счет.

– Тогда я тебе объясню, – угрожающе пообещал Ольховский, но приступить непосредственно к объяснениям не успел: как раз заметил официанта (он маячил возле столика уже минуты две), который все-таки решился подать голос:

– Будете что-то заказывать, господа?

– Ну, принеси чай… Какой там у тебя есть крепкий, – досадливо поморщился Александр Петрович.

– Вот, пожалуйста, – чайная карта… – услужливо протянул официант меню, но Ольховский отмахнулся:

– Неси уже что-нибудь, мне все равно, – и юноша поспешно ретировался, чтобы не услышать окончание фразы – что-нибудь вроде «…только убирайся побыстрее с моих глаз!».

– Так вот… – вдруг вполне миролюбиво продолжил прерванный монолог Ольховский. – Как ты сам знаешь, обстоятельства изменились. Твои услуги больше не нужны, и я готов рассчитаться с тобой полностью хоть сейчас. Естественно, при условии, что ты больше не будешь беспокоить мою дочь.

Сергей замер. Конечно, он понимал, что рано или поздно папочка вмешается. Что будет недоволен. Но чтобы настолько радикально…

– Мавр сделал свое дело… – вдруг улыбнувшись, обобщил услышанное Сергей.

– О, надо же, какие пошли грамотные водители маршруток! Шекспира цитируют! – не упустил случая поглумиться Александр Петрович.

– А вы допускаете, что я действительно люблю Аню, и совершенно не намерен от нее отказываться? – твердо сообщил Сергей, проигнорировав выпад Ольховского.

– Ну, конечно! А как же! Любишь! Ты любишь шанс получить не пятьдесят штук, а гораздо больше: ты хочешь мою жизнь, жизнь, которую я создал!!! – Ольховский нервничал, злился и почти перешел на крик; официант принес чай и заинтересованно слушал крайне интересную беседу. Разъяренный Ольховский посмотрел на него – и тот засуетился, расставил чашки и приборы, чайник и так же поспешно, как и первый раз, удалился.

– Нет, я не хочу вашу жизнь. Я хочу свою. Только с Аней.

– Ладно, – успокаиваясь, легко согласился Александр Петрович. – Вы взрослые люди, и мы живем не в средние века… Встречайтесь на здоровье.

Тут он подался вперед и с нажимом проговорил:

– Только деньги в этом случае ни при чем! Ты понял? Денег не будет! Мало того: ты вернешь мне десять тысяч, машину и еще пять, которые должен был тратить на ухаживания за Аней… – он судорожно сглотнул, называя имя дочери – господи, неужели все это происходит с ним? С его дочерью? И это не эпизод из тупого сериала, на который он иногда натыкается в поисках спортивных программ?!

Сергей изумленно смотрел на Ольховского, и в нем медленно закипала ненависть.

– Я подумаю, – ответил сквозь зубы.

– Подумаешь?! О чем ты подумаешь, тупой щенок?! Ты не можешь выбрать – любимая женщина или деньги?

– Нет, я подумаю, насколько вы правы в этой ситуации. Но одно знаю твердо: от Ани не откажусь. Ни за что.

– Даю тебе ровно неделю, – уже совершенно спокойно пообещал Ольховский. – Позвонишь мне в следующую среду, в двадцать ноль-ноль. Если звонка не последует – значит, ты просто трус и не умеешь принимать решения. Тогда тем более я не желаю для своей дочери такого спутника. И ты не получишь ни денег, ни Ани.

Они вдруг оба замолчали, словно со сказанными словами испарилась вся злость. Потом Ольховский, глядя куда-то в сторону, глухо произнес:

– Тебе, наверное, кажется, что я олицетворяю просто-таки вселенское зло: запрещаю встречаться с любимой девушкой…

Сергей хотел ответить – не то чтобы зло, а так – здравый смысл… Но Ольховский властно остановил его, сделав знак рукой: молчи. А сам продолжил:

– Так вот. Если я – зло, то ты, соответственно, сама добродетель. Но вот что я понял за много лет жизни в этом мире… Нет никакой борьбы добра и зла! Есть только борьба разума и чувств. Когда побеждают чувства, наступает хаос. И лишь когда побеждает разум, наступает порядок. Я – на стороне порядка. Надеюсь, ты тоже.

Он молча положил на стол под пепельницу несколько купюр и, не дожидаясь счета, тяжело поднялся и ушел.

В аккуратно подстриженной голове Александра Петровича Ольховского, человека и бизнесмена, крутилась одна горькая мысль: «…Тогда наступает порядок. Но почему-то хочется пойти и застрелиться…»

Глава 13

Сергей посмотрел на часы: как медленно тянется время! Кажется, он на смене уже полдня, а всего час прошел. В голове, как молот, стучит одна мысль: что он скажет Аниному отцу?

Вчера, выйдя из ресторана, он сел в машину и, задыхаясь от ярости и бессилия – он не мог, просто не мог найти решения! – бессмысленно ездил по городу, пока внезапно не заглох посреди оживленного проспекта – закончился бензин. У него, лучшего водителя автопарка! Сергей сначала даже не понял, почему остановилась машина – он растерянно оглядывался по сторонам, словно только что очнувшийся после долгого, тяжелого сна; со всех сторон его обгоняли машины, сердитые водители сигналили, а некоторые, особенно темпераментные, крутили пальцем у виска или что-то выкрикивали за закрытыми стеклами. Их мало волновало, что виновник нештатной ситуации на дороге ничего не слышит: главным было в сердцах произнести: «Откати, козел, свою тачку на обочину!», и тем самым отвести душу.

Сергей выбрался из машины, тут же остановилась пара автомобилей, и вместе с сочувствующими водителями они сдвинули «шкоду» с места. Когда машина уже была кое-как пристроена возле тротуара, Серега пожал руки помощникам, поблагодарил, но от дальнейшего содействия отказался – сказал, что разберется сам. Кто ж признается, что машина встала по такой глупой причине?!

Позвонил Алексею, и он пообещал немедленно приехать. За тот час, пока друг покупал канистру, заливал в нее бензин, заправлялся сам и добирался к Сереге через городские пробки, Сергей выкурил полпачки сигарет и основательно замерз. Начинавшийся с утра легкий снежок внезапно усилился и превратился в настоящую метель, так что уже в нескольких метрах видимость стала практически нулевой. В холодном салоне сидеть было неуютно, да и не курил он в машине принципиально; и Серега топтался возле автомобиля, прикрывая сигарету рукой от пронизывающего насквозь ветра. Подпрыгивание на одной ноге и мантра «надо-меньше-пить» не помогали. Зато в этой борьбе с холодом и опустошающим ощущением досады из-за нелепой оплошности главная проблема его жизни отодвинулась на задний план, и он смог проявить бурную радость, когда Лешкина «Нива» остановилась в паре метров позади его «Шкоды».

– Ну, брат, ты даешь! – весело сказал Алексей, подходя поближе. – Счастье, что я был свободен – операцию отменил: пациент умудрился вчера грипп подхватить от любящих родственников. Он мне утром сообщил, что у него внезапно ломота во всем теле образовалась вместе с температурой под сорок, но, при этом, как честный человек, готов был ложиться под нож, и даже, прикинь! – на операции настаивал! Ему, видите ли, на работу нужно через две недели выйти и ни днем позже… Наши некоторые люди настолько, блин, суровы, что у них вместо мозгов – чугун! – Алексей балагурил по укоренившейся «врачебной» привычке, открывал багажник, доставал канистру, но при этом в глазах стоял немой вопрос: что случилось?

Когда уже бензин из канистры благополучно перекочевал в бензобак несчастной «шкоды», Сергей, отводя глаза, объяснил:

– Понимаешь… Проблемы у меня некоторые. Задумался, и сам не заметил, как все произошло. Даже с бывалыми водителями такое иногда происходит! – нервно хохотнул.

– Ну, если что нужно, ты звони, ладно? – Алексей вопросительно взглянул на Сергея, прекрасно понимая, что тот явно чего-то не договаривает. – И, кстати, может, снова к нам на дачу с Аней приедете? Наташке моей она очень понравилась.

– Да, конечно, – фальшиво обрадовался Сергей, обнял Лешку и заторопился: – Спасибо еще раз. Мне ехать надо, а на днях созвонимся.

– Ну, давай, – согласился Алексей. И после того, как Сергей отъехал, еще постоял несколько минут, задумчиво глядя ему вслед.

* * *

Все это было вчера. А сегодня он вел свой микроавтобус по маршруту номер двести двадцать пять, и отстраненно думал, что несмотря на тянущееся, как резина, бесконечное время, он все равно четко укладывается в график – ну просто секунда в секунду, – ай да Никольский, ай да молодец! Через четыре остановки у него будет по графику конечная остановка и пятнадцать минут законного отдыха. То есть, ровно через девять минут он должен принять решение: так себе постановил. Но на самом деле он уже знал, какое решение примет.

– Я отказываюсь от денег. Мало того, буду настаивать, чтобы мы с Аней строили жизнь самостоятельно, без вашей помощи. Если у вас возникают еще вопросы, отвечу заранее: я собираюсь сделать ей предложение. И уверен, что она согласится. А если по-прежнему считаете, что мне нужны только деньги, то знайте: вы ошибаетесь. Очень, очень ошибаетесь!