Она хлопнула дверью в спальню и пошла осмотреть комнату Саманты. Теперь здесь все было так необычно: вещи убраны, шкаф пустой, на ночном столике — пусто. Только большой плакат Свинга давал понять, что здесь жила его поклонница.

Дэнни погасила верхний свет и легла на постель Саманты. Тишина давила на психику. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой. Одна как перст. Она лежала, вздыхая и всхлипывая. Все потеряла…

Да, она потеряла все, что было таким близким. И вдобавок — постоянную толкотню у ванной, стук "Оливетти", ночные разговоры, даже нет этой чертовой рок-музыки в комнате Саманты. Она и Саманту потеряла.

— О, детка, зачем я тебе теперь нужна! — слезы полились из глаз обильным потоком.

Дэнни зажгла ночник, встала и взяла из кармана оставленного Самантой халатика смятый носовой платок, утерла глаза.

Как же все ужасно несправедливо!

А по поводу халата она сказала Саманте, когда они собирали ее в дорогу;

— Я надеюсь, ты не возьмешь с собой все это старье в Оберлин.

Сэм рассмеялась.

— Все это теперь твое, мам, можешь использовать на тряпки.

Дэнни прижала к себе халат дочери и снова разрыдалась. Ткань впитала любимый запах туалетной воды "Чарли" — аромат Саманты.

Она снова легла на кровать и заснула, прикрывшись халатом, в ногах у Стинга.

11

Первое, что бросалось в глаза, когда гость впервые попадал в квартиру Фельдманов у Центрального парка, было парикмахерское кресло — своеобразная домашняя шутка, прелесть американского поп-арта, ценный антиквариат.

— Какая замечательная вещь! — воскликнул дизайнер, обставлявший квартиру. Он нежно погладил красную кожаную обивку сиденья. — Люблю подобные штучки. Скажите, ради Бога, где вы достали это кресло?

— Оно принадлежало моему отцу, — ответил Барни.

— Ну!.. Он был коллекционером?

— Нет, парикмахером на Тремонт-авеню. Я привез его сюда, как напоминание о том, что я могу вести честную жизнь.

Проделав трудный путь, прежде чем попасть в "Марсден инкорпорейтед", Барни считал себя творческой личностью. Так, он провел удачную кампанию рекламы дамского нижнего белья, которое можно назвать "классическим". На одном из рекламных плакатов красовалась полноватая добродушная мамаша в ярких красных сатиновых панталонах со скрещенными руками. Она говорит: "Вот так! Я сделала это и очень довольна!" На другом плакате женщина-водитель демонстрирует комбинацию цвета спелого персика со словами: "Настоящее белье для настоящих людей".

Как и их автор, рекламные плакаты были полны теплоты, юмора и легкой иронии. "В общем — ерунда!" — добавлял Барни Фельдман. Он сомневался, что сможет заниматься серьезно рекламным бизнесом.

— Это совсем не то, что расписывать Сикстинскую капеллу!

Отнюдь не Барни сказал, что король ходит с голой задницей, но он был честный и прямой человек. Одни его за это ценили и любили, другие — ненавидели.

Ко второй категории относились и две его жены, с которыми он развелся.

Первый раз Барни пошел к алтарю еще совсем мальчишкой, когда учился в университете. Он женился на своей подружке и прожил вместе с Адой двадцать лет, они вырастили троих детей. Младший уже учился на начальном курсе колледжа Амхерст.

Если бы кто-то спросил Барни, что у них не так пошло, Барни отделался бы джентльменской вежливой отговоркой. Но Кейси расценила ситуацию, как классический пример брака, когда "он вырос, а она — нет". Развод был тяжелым и горьким.

Вторая миссис Фельдман была манекенщицей высокого класса. "С лицом ангела и умишком комара". Оба эти атрибута украшала густая волна золотистых волос, неизбежно привлекавших к ней внимание мужчин. Глубину самовосхищения Ровены Рэнс можно было занести в Книгу рекордов Гиннеса.

— Зато какие роскошные волосы! — смеялся Барни, вспоминая вторую жену. — Вся ее жизнь была борьбой со спутавшимися локонами.

Их двухлетний брак не был омрачен никакими разговорами.

— Я и свой-то голос не мог расслышать за шумом сушилки для волос. Вы не поверите, но меня уже не было дома недели три, когда она наконец заметила мое отсутствие.

Барни считал, что в качестве компенсации Всевышний послал к нему Кейси. "Вот это женщина, — сказал себе Барни, — с которой я хочу состариться".

Ему нравилась легкость Кейси, страсть к приключениям, та непринужденность, с какой она преодолевала невзгоды своей жизни, не раздражаясь и не зацикливаясь на неприятностях.

Барни обожал эту симпатичную мордашку, ее взрывную страстность, ее отношение к нему (Кейси считала Барни самым замечательным мужчиной, появившимся на распутье ее жизни).

В третьем браке Барни чувствовал себя помолодевшим. Он решил полностью изменить свои планы. Они осядут в Нью-Йорке на несколько лет он будет много работать, подкопит денег (два развода и счета за обучение в трех колледжах значительно поуменьшили его банковский счет), после этого пошлют прощальный поцелуй Мэдисон-авеню, заберут свои сбережения и…

— Мы отправимся путешествовать. Будем плавать от острова к острову, играть в гольф и заниматься в полдень любовью, свободные, как птички, благослови их, Боже. С нетерпением жду этого дня.

Единственное условие, которое он поставил Кейси перед заключением брака, был отказ от детей.

— Я уже прошел этот путь, — доказывал он Кейси. — Пеленки, памперсы, трехколесные велосипеды, потом — карманные деньги, оплата колледжа. Всевышний знает, как я люблю своих детей, но с меня хватит, хватит…

Кейси не соглашалась: ей уже почти сорок, и шанс стать матерью вызывал все больше сомнений. Она не стала спорить с Барни, чтобы не портить им обоим безоблачный период жизни, решив: пусть все будет, как получится.


Как-то на второй неделе "каникул" Дэнни решила уйти из конторы и разыскать Барни.

— У меня есть приказ привести тебя к нам на ужин, — объявил Барни, схватив ее за руку. — Кейси ждет тебя. Поедем прямо сейчас.

— Тебе лучше сначала перезвонить домой, — засомневалась Дэнни.

— Уже звонил сотню раз. И тебе бы следовало поднимать трубку дома.

Дэнни насторожилась:

— Если это Тед договорился с тобой… — Она замялась, не зная, чем закончить фразу.

Барни отрицательно замотал головой.

— Никого у нас больше не будет, только мы втроем. Ничего особенного. Кейси приготовила мясное жаркое, — Барни почти подталкивал ее из своего офиса к такси.

Да она, собственно, и не сопротивлялась. Почему не пойти! На ужин у нее ничего не было, кроме новой видеокассеты. И потом, ей еще, судя по всему, несколько дней придется скучать одной. Теда она потеряла. И приглашение Барни было как раз кстати. Дел никаких, разве что посмотреть, что за концерты состоятся в ближайшие дни, и зайти в книжный магазин или видеопрокат.

К их приходу жаркое было уже готово. Мясо было вкусное, и они умяли горячее за милую душу под пару бутылок "Божоле". Во время ужина разговор шел вяло, и Дэнни была настороже.

На десерт Барни предложил кофе и бренди.

— Бренди — уже лишнее, а кофе с удовольствием выпью, — сказала Дэнни; она села на кушетку, подогнув под себя ноги. — Такое впечатление, что я попала в комфортабельную тюрьму.

Со стены на нее смотрела улыбающаяся мамаша в красном неглиже.

Хозяин уселся в парикмахерское кресло, добродушно поглядывая на Дэнни. Кейси внесла в гостиную поднос с кофе. Супруги обменялись многозначительным взглядом, Барни кивнул, прочистил горло и приступил "к делу":

— Как Римский сказал Корсакову: "Я думаю, ты хотел бы знать, почему сегодня ты здесь…"

Его попытка юморить была встречена молчанием гостьи. Тогда Барни предпринял второй заход.

— Вот что я хотел сказать, Дэнни… Мы с Кейси были очень обеспокоены, когда ты нырнула в неизвестность, стала ото всех прятаться… Это неправильно. Мы сами переживали подобные ситуации и…

— Мы просто хотим тебе помочь, — сказала Кейси.

— Это Тед просил вас со мной поговорить?

Барни, казалось, был смущен.

Дэнни поджала губы.

— Спасибо. Пожалуй, я все-таки выпью бренди. И еще кофе, пожалуйста, — Дэнни старалась собраться с мыслями.

Все остальные чувства подавляла обида. За что разрушили ее жизнь? Да, она готова была принять Теда обратно, забыть все, но не простить. Она так одинока. Без компании Теда было очень плохо. Не спросишь же телевизионного ведущего Тома Брокау, как он провел день в офисе, во время трансляции семичасовых новостей.

Кроме того, она старалась вообще не думать о Теде, а это потребовало за прошедшие две недели большого запаса энергии. Она по-прежнему любила мужа. Дэнни хотела, чтобы Тед вернулся. Такие вот дела…

Чего хотят от нее Барни и Кейси? Что она — ребенок? Идиотка? Это же просто смех! Конечно, они друзья с Фельдманами, но это не дает им права вмешиваться в сугубо личное дело, в интимные отношения между Слоунами.

Они ожидают, что она будет плакаться им в жилетку? К чему Барни решил разыграть роль папочки-утешителя? Что касается Кейси, идея пригласить Дэнни на ужин принадлежит скорее всего не ей. Это Дэнни ей всю жизнь давала мудрые советы. Она не может ничем помочь Дэнни, это бесполезно.

— Я ценю ваше участие, — сказала Дэнни спокойно, — но не нуждаюсь ни в чьем плече, чтобы поплакать. И в принципе не хочу ни с кем обсуждать эту ситуацию. То, что случилось, касается только меня одной…

Дэнни грустно улыбнулась, давая им понять, что у Слоунов простая ссора, временная размолвка, просто они решили отдохнуть друг от друга.

Барни с Кейси молчали, ожидая, что она еще скажет.

— Кроме того, когда Тед будет в состоянии со мной говорить, я буду готова его выслушать. Ему не нужно просить своих друзей быть при этом переводчиками. Все, что ему нужно, это дозвониться до меня. Лично, — она заметила, как напряглись лица Барни и Кейси; они ведь знали, что она не подходит дома к телефону. — …Или написать записку. Или прийти домой, когда я там. У него есть ноги, есть ключи. Это нетрудно. А теперь, к сожалению, мне уже пора домой. Спасибо за ужин, все было отлично.