И вот теперь треволнения из-за взаимоотношений Марисабель и Бето.

Эти взаимоотношения за последнее время претерпели столь стремительные изменения, столько раз переворачивались «с орла на решку», что Марианне стала казаться спасительной перспектива переезда Марисабель к ее родителям.

То, что сама девушка намекнула на это, было простым средством раззадорить Бето.

Тут же Марианна поймала себя на мысли, что размышляет «в пользу Бето».

А разве Марисабель не права? Кто бы терпел приставания к парню, который тебе нравится? Разве сама Марианна не провела столько бессонных ночей, ревнуя Луиса Альберто к его жене Эстерсите, к их служанке-француженке Саре, к его давней пассии Коллет, к Виктории? Одни подозрения были напрасны, иные его связи она простила, о третьих не хотела и вспоминать.

Матушка Чоле, ангел-хранитель, вспоившая и вскормившая потерянного Марианной сына, словно прочитала ее мысли.

— Бето нынче и не позавтракал. Никогда не видела его таким мрачным.

— Мальчик вырос, выросли его мысли и чувства, теперь у него больше забот, — попыталась уйти от разговора Марианна.

— А все, я думаю, из-за Марисабель. После того как она поехала с Умберто на выставку…

— Чоле, какое право мы имеем указывать Марисабель, с кем и куда ей поехать?

— Ежели бы это не отражалось на мальчике, я бы и слова не сказала…

Разговор происходил на кухне, в присутствии кухарки Белинды, которая не преминула вставить словцо:

— Тут у нас одна вертихвостка до того парня довела, что он с горя на «голубом» женился! — выпалила она свою очередную несусветицу. Так как «вертихвостка» косвенным, если не прямым, образом относилась к дочери, Марианна вспылила:

— Белинда, сколько раз я просила не вмешиваться в дела семьи! Вы вынуждаете нас не разговаривать в вашем присутствии!

— Что ж я, пирамида бесчувственная! Жалко ведь глядеть на молодого господина! — жалобно запричитала кухарка.

Чоле не стала выбирать выражения, а припекла тараторку присказкой:

— Колокола и языки звонить мастаки!

Оставив залившуюся слезами Белинду, обе женщины перешли в гостиную, где в это время находилась Рамона.

Глава 21

— Думаю, — сказала Чоле, — не обидится девочка, если прямо спросить у нее, по душе ли ей наш Бето?

Рамона, которая редко в последнее время принимала участие в разговоре, еле заметно улыбнулась, что не ускользнуло от внимания Марианны.

— Рамона, ты думаешь, что она действительно увлечена Умберто?

— Чужая душа темней колодца, — ответила печальная Рамона. — Я бы могла погадать… Но только ведь ты, Марианна, запрещаешь мне это делать…

— Рамона, милая! Я не запрещаю. Просто мне кажется, что это отнимает у тебя много душевных сил и… напоминает тебе о том, что осталось в прошлом.

— Ты права, Марианна… Но и без гадания видно, что они никак не могут отлепиться душой друг от друга. Бывает, что люди и через много лет находят друг друга… Иногда люди лишь через много лет сходятся… Сама ведь знаешь… Только бывает это после того, как они исстрадаются в разлуке… Видать, не время им еще… Не настрадались еще вволю…

— Что такое ты говоришь, Рамона! — воскликнула Чоле, замахав на нее руками. — Зачем им страдать-то? Разве нельзя без страданий, если любишь?

Но Рамоны уже не было в комнате.


Она всегда говорила странно и исчезала внезапно, как будто ее и не было, — тень да и только.

На улице на нее мало кто обращал внимания. Но едва возникал ее низкий прерывистый голос, многие оборачивались, словно слышали, наконец, то, что очень хотели услышать и о чем только догадывались. Ее голос был голосом мексиканской вечности. Такой голос, должно быть, был у индианок в доколумбовой древности Американского континента; пусть эти женщины и говорили на индейских языках Мексики — науатле, майя и других наречиях, а она — на современном испанском.

Глава 22

После занятий Бето остался в школе художественного мастерства поработать в читальном зале.

Он взял с полки несколько журналов и стал нехотя их перелистывать.

Из головы не шла размолвка с Марисабель. Несомненно, он сделал промашку, поехав с Лили в парк Чапультепек, это не вызывало у него сомнений.


Они славно провели время, гуляя по парку, среди множества детей и взрослых, кормили птиц. Катались на разных каруселях. Любовались на экспонаты из раскопок.

Потом перекусили у стойки маленького кафе.

Лили брезгливо жевала сандвич с сыром, запивая его кока-колой, это была единственная не мексиканская пища среди разного рода переперченных национальных кушаний.

— Неужели тебе не нравятся наши маисовые лепешки с перцем? — удивился Бето.

Рот его был набит, он поднес к самому носу Лили сложенную вдвое надкушенную лепешку, остро пахнущую чесноком, перцем и другими специями, внутри которой находилось мерзкое крошево из Бог весть каких растений, а может быть, и насекомых.

Лили взвизгнула и почувствовала тошноту. Бето не знал, что она не переносит национальную кухню. Возможно, она унаследовала это отвращение от матери-немки.

— Бето! Живи сам и давай жить другим! — строго произнесла она один из лозунгов свободного мира.

То ли не поняв всю серьезность ее декларации прав человека, то ли решив ее подразнить, Бето предался воспоминаниям:

— В квартале, где я вырос, много всяких лакомств продавали. И большие личинки, которые водятся на деревьях-магэй, и рачков-акосилес, их вареными и жареными едят, и грызунов-тепескуинтлес, и мясо броненосцев, — мечтательно закрыв глаза, декламировал Бето свои детские воспоминания простолюдина.

— Бето, побойся Бога! — взмолилась Лили.

— Матушка Чоле до сих пор печет их, — не унимался Бето. — И начинку сама готовит. Мы с мамой Марианной иногда на кухне по три-четыре съедаем!

Помирились на кофе и сладком пироге.

А потом гуляли.

Она шла, обняв его за талию, он ощущал, как ее тело гибко передвигается рядом с его телом, чувствовал, как ей приходится припрыгивать, чтобы идти в ногу (в его большом шаге укладывалось два ее шажка), и нарочно путал ее своими внезапными припрыжками, за что получал резкий толчок бедром, и это ему в общем-то нравилось.

Лили словно подменили, куда пропала ее смешливость, задиристость?

Скосив глаза, Бето поглядывал на ее мальчишескую стрижку с хохолком на макушке, и, словно чувствуя этот взгляд, Лили вышагивала еще «сексуальнее», еще теснее прижималась к нему.

Они стояли под огромной раскидистой сейбой.

Лили притиснула его к стволу, встала на цыпочки и уверенно поцеловала.

По всему было видно, что целоваться ей нравится и что она хорошо знает, где у парней находятся рты…

Закрыв глаза, Бето ответил ей неумелым поцелуем.

Почему-то тут же он увидел лицо Марисабель, и на миг ему почудилось, что он целует ее. Он почувствовал стыд, словно она явилась не в воображении, а наяву, и стала свидетелем его измены.

— Бето, — томно прошептала Лили. — Ты такой вкусный… Поцелуй меня еще…

Будто целоваться начал он, а не она.

Слово «вкусный» вызвало у Бето не то раздражение, не то смех, и он, переведя дух, сказал, благоразумно отойдя от ствола огромного дерева:

— А запах перца «ахи» не мешает?..

— С твоим ртом я готова съесть все что угодно…


— Ты чему ухмыляешься? — голос Кики вывел его из задумчивости. — Увидел тебя в окно и решил спросить, как вчерашнее представление закончилось? Надрался я, ничего не помню…

Кики, поморщившись, потрогал пластырь на носу, распухшем от общения с кулаком вышибалы Диди, и объяснил:

— Зацепился ногой за корневище…

— Нам понравилось представление, — нехотя ответил Бето. — Особенно Неукротимая Виктория.

— А Вивиан? — осклабился Кики. — В трусиках полосатых? Фигуристая такая… Больше не плясала?

— Нет, такую не видел, — сказал Бето, поднявшись из-за стола и ставя журналы на стеллаж.

Он направился к выходу из читального зала, Кики последовал за ним.

Бето изредка встречал его в школе художественного мастерства, он знал, что Кики работает в фотолаборатории.

От двух-трех общений с ним и его другом Себастьяном, который был в этом содружестве за старшего, Бето не вынес положительных воспоминаний: стычка с Себастьяном на вечеринке у Лили из-за Марисабель чуть не закончилась тогда потасовкой. Бето, выросший в почти трущобном квартале, не раз вынужден был вступать в драки. Но задирой не был и пристрастия к выяснению отношений при помощи кулаков не имел.

— Ты пригласил к себе, — сказал Кики. — Так мы с Себастьяном заглянем?

У Бето мелькнула мысль: надрался и ничего не помнит, а то, что из чистой вежливости он пригласил их зайти, не забыл… Эта вполне резонная мысль тут же улетучилась.

— Конечно, только предупредите часа за два…

Откуда ему было знать, что Кики появился рядом с Бето по указке Себастьяна, это он не забыл о приглашении, а было оно как нельзя кстати.

Гораздо больше занимало Бето другое: какой такой «мужской совет» ожидала получить от него Лили? Забыла спросить? И если это даже был только повод, чтобы вытащить его на свидание, то что он ответит Марисабель, когда та спросит его о характере «женского вопроса» и смысле «мужского ответа»?

В отличие от отца, Бето, испытывая чувство досады, пользовался другим жестом — кусал большой палец правой руки, при этом выражение лица у него было, как у человека, по ошибке съевшего вместо ложки конфитюра из киви ложку касторки.

Глава 23