Хосе Антонио Бальтазар - Счастливые слезы Марианны

Наконец были открыты лица, среди них — строгое и прекрасное, с ироничным очерком губ лицо Виктории, которое было единогласно признано наилучшим, к деланному разочарованию других лиц, среди которых больше всего «убивалось» лицо прекрасной светлой мулатки с острова Тринидад — Лулу.

Один из членов жюри сунулся было с непристойным фломастером к лицу Виктории, но подскочивший к нему почитатель танцовщицы схватил его за лацканы пиджака.

Обстановку разрядило флегматичное появление верзилы Диди, вышибалы: один его вид быстро развел ссорящихся по их столикам.

Так были отобраны все элементы для «идеальной модели». Напряжение достигло апогея. Вся пятерка красавиц вышла из-за ширмы.

К шумной радости разгоряченных посетителей, обнаружилось, что большинство помеченных фломастером «этажей», кроме полосатых бедер, владелицей которых действительно была Вивиан, принадлежали Виктории.

Разочарованный Кики начал скандировать:

— Ви-ви-ан! Ви-ви-ан!

— Рехнулся?! Блас смотрит на тебя!

Кики моментально притих, повернув голову туда, где в дверях, ведущих во внутренний коридор, дымил трубкой лысый Блас. Кики незаметно помахал ему рукой на уровне груди. Блас резко повернулся и скрылся за дверью.

— Дождался, кретин! Он нас теперь на порог «Габриэлы» не пустит!

— Здесь кабаре! Уж и повеселиться нельзя, — обиженно и в то же время пугливо пробормотал Кики.

Склонившись к самому его уху и дав ему еще одного пинка под столом, Себастьян сказал:

— Веселиться можно. Нельзя махать ручкой Бласу. Пошли!

Ведя Кики к выходу, Себастьян столкнулся в проходе с Лили и Бето.

— Себас, Кики!

— Лили! — поцеловал ее в щеку Себастьян, холодно покосившись на Бето. Лили понимала смысл его колючего взгляда: Себастьян никак не может забыть их стычку у нее на вечеринке из-за Марисабель в начале года. Она шутливо топнула ногой.

— Прошу вас, кабальеро, протянуть друг другу руки!

Бето, добродушно улыбнувшись, обнял Себастьяна, а Кики ринулся обнимать Лили, чему оба кабальеро решительно воспрепятствовали.

— Не держит удары, — извинился за пьяного приятеля Себастьян.

— Приходите ко мне, буду рад.

— Это куда же? — спросил Себастьян, хотя был наслышан от той же Лили о завидном повороте событий в жизни «сироты».

— В дом моих родителей, — Бето широко улыбнулся. — В дом Сальватьерра.

— Непременно! — буркнул Себастьян. — И передай привет Марисабель.

— Непременно! — в тон ему буркнул Бето.

— Прошу тебя, Себас, позвони мне завтра, мне надо кое о чем с тобой переговорить. — Лили незаметно подмигнула Себастьяну.

— О'кей! — ответил он, продолжив буксировать Кики к выходу.

На улице вместе с первым глотком прохладного, но изрядно загазованного столичного воздуха Кики получил сильный удар по лицу.

— От хозяина! — сказал, криво ухмыляясь, вышибала Диди. — Приходите снова, всегда будем рады!

— Ну, спасибо хозяину! — заныл Кики, размазывая кровь.

Официант усадил Лили и Бето почти у самой сцены. Они пришли как раз к началу второй части вечернего шоу.

— А теперь, — объявил конферансье, — мы попросим на сцену победительницу конкурса, нашу несравненную «идеальную модель» Неукротимую Викторию!

Последние его слова были покрыты шумными аплодисментами и одобрительными возгласами: к этому часу атмосфера в кабаре пришла в свою наилучшую норму, когда счета посетителей, которые нетерпеливо подзывают сбившихся с ног официантов, начинают стремительно расти пропорционально выпитым дамами ликерам и унциям крепких мужских напитков.

Когда свет погас и сцену высветили разноцветные лучи направленных проекторов, глазам зрителей предстало огромное ослепительно белое шелковое полотно.

— Это что еще за фокус? — громко спросил один из простаков-посетителей. — Парашют, что ли?

— А Виктория, где Виктория? — послышался в тишине другой недоумевающий голос. На любопытствующих зашикали: разве не понятно, что она там, под покрывалом!

Тем временем под ним возникло еле уловимое движение, не то копошение, не то дрожь во сне. Загадочность происходящего утихомирила зрителей.

Движения под покрывалом стали более резкими, теперь можно было догадаться, что под ним два существа, и одно из них хочет обладать другим. Этот незримый танец вповалку двух тел возбуждал больше любого открытого эротического действия. Каждый мог домыслить свое, и это «свое» воздействовало сильнее самого откровенного стриптиза.

Из динамиков донеслись странные звуки, одновременно напоминающие стоны и звероподобное рычание. Совершенно явно шелковое полотно скрывало акт насилия. Борьба под ним становилась все яростнее.

Неожиданно по полотну стало расползаться ярко-красное пятно!

В прорехе покрывала, почти на уровне пола, показалась голова Виктории, ее глаза были закрыты, рот обезобразила гримаса боли и отвращения.

«Да ей цены нет! — подумал Блас Кесада, наблюдавший за выступлением Виктории из кабины осветителя, и тут же мысленно поправил себя, усмехнувшись: — Есть ей цена, если только покупатель не поскупится…»

— Блас, — ревниво дернула его за рукав стоявшая рядом Вивиан. — Нравится она тебе?

— Кто ей придумал этот номер?

— Она сама и придумала. Выдумщица она у нас.

Медленно поднимаясь и увлекая за собой белое покрывало, которое на ее плечах стало напоминать огромное окровавленное пончо, Виктория стянула его с распростертого на полу насильника и закружилась в нервном, все убыстряющемся танце под влажное ритмичное «бульканье» ксилофонов-маримб. Этот танец, вобравший боль унижения, радость мести и все напряжение неизбытого девического чувства, был неожидан для подобного места, в особенности после откровенно «соленого» первого акта. Затаив дыхание, следил зал за бессловесным чувственным рассказом Виктории.

— Так ты говоришь, что этот Луис Альберто и Виктория дружат?

— Дружили. Если она тогда за кого и вышла бы замуж без оглядки, так это за него.

Маримбы заклекотали громче. Окровавленное покрывало соскользнуло с тела танцовщицы, словно она навсегда освобождалась от кошмарного видения. В ее наготе явилась протрезвевшим посетителям ресторана-кабаре незапятнанная чистота любви…

Посвечивая карманным фонариком, официант подвел к столику, за которым сидели Лили с Бето, припоздавших Марисабель и Умберто…

Сверху на танцующую Викторию медленно опускалось новое, на этот раз розовое полотно: вот оно покрыло ее и распростертое тело убитого насильника, и танцовщица под этим покровом, как тающее снежное изваяние, стала оплывать, уменьшаться в размерах, пока совсем не «растеклась» по полу…

Приблизившийся к покрывалу конферансье резко сдернул его! Под ним не оказалось ни Виктории, ни насильника, под ним извивалась большая змея, с которой вспорхнула и улетела за кулисы белая горлица!

Когда утих шквал аплодисментов, Марисабель, нарочито прижимаясь к Умберто и заботливо снимая с его пиджака тополиные пушинки, качала рассказывать Лили про выставку мексиканских древностей, словно Бето и не было за столиком.

Вышедшая кланяться Виктория увидела компанию. От ее внимания не ускользнуло то, как резко встал и, не попрощавшись, направился к выходу Бето, за которым помчалась миловидная, коротко стриженная девушка. В оставшейся за столиком блондинке Виктория узнала сводную сестру Бето — Марисабель…

Чуть свет Бето уехал на занятия.

В школе художественного мастерства, куда он поступил без особых затруднений (помогла добросовестная учеба с домашними педагогами), он занимался на подготовительном отделении.

Мир искусства, этот, казалось бы, нереальный мир, окружающий человека, но организованный и прекрасный, не в пример реальному, целиком и полностью поглотил воображение Бето.

Марианна испытывала радость и гордость за сына.

Она радовалась, что Бето соприкасается с тем, чего была лишена она сама, и гордилась тем, что его влечет к прекрасному.

Марианна с огромным уважением относилась к литературным занятиям Луиса Альберто, который в последнее время все чаще засиживался по воскресеньям за литературной работой.

Когда она заглядывала в его кабинет и подходила к столу, за которым он работал, сдвинув на кончик носа очки (уже и очки носит, думала с грустью Марианна, любуясь им), он всякий раз переключал маленький портативный компьютер на табло с обычными коммерческими выкладками своей строительной фирмы, приговаривая: «Еще не время знакомиться с шедевром».

Марианна догадывалась, что он описывает жизнь их дома и, стало быть, историю их любви.

Она целовала мужа и на цыпочках выходила из кабинета.

Впрочем, если дело было к ночи, то и он шел за нею до самой их спальни: его желание обладать любимой пересиливало творческие привязанности.

— Луис Альберто, — строго говорила Марианна, — а роман?

— Я же объяснял тебе, что необходимо углубить некоторые линии произведения, — со значением заявлял муж, обнимая Марианну и подмигивая ей. — Хочу быть ближе к жизни.

Марианна краснела, как маленькая, и прыскала. А сердце начинало трепыхаться, как в тот день, когда она впервые ощутила жаркую и жадную близость Луиса Альберто.

Должно быть, Бето в отца. Его увлеченность занятиями в школе художественного мастерства была очевидна.

Впрочем, она догадывалась, что если его выбор и был как-то связан с наследственностью, то, помимо этого, была и другая причина.

Марианна помнила исповедь Бето, его удручение по поводу того, что Марисабель — девушка не его круга.