София взглянула на него из-под длинных ресниц.

— А я принцесса. Наконец-то мы встречаемся в равном звании.

Поль наклонился вперед и схватил ее руку.

— О дорогая, удивительная женщина! Неужто у вас не вызывает отвращения, что я занят торговлей рыбой?

— Я знаю, почему вы это делаете, и не хотела бы, чтобы вы поступали иначе. Вы — это вы, Поль. Мне нужно видеть вас за вашим делом.

София рассмеялась восхитительным смехом. Вдруг она остановилась и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, с улыбкой на устах.

— Мне пришла в голову мысль. Замечательная мысль. Почему бы и мне не стать королевой рыбных консервов? Выпустите новые акции. Я скуплю их все. Мы устроим отделения «Fish Palaces» по всему свету. Почему бы нет? Ведь я уже участвую в промышленности. Еще вчера только мой поверенный прислал мне для подписи грязный лист синей бумаги, весь исписанный и с красными печатями, и когда я подписалась, то оказалось, что я участвую в акционерном обществе «Jarrods Limited» и, таким образом, заинтересована в торговле ветчиной, тканями, бумагой, мебелью, маслом и заметьте это, — рыбой. Но сырой рыбой. Я не знаю, какая разница между торговлей сырой рыбой и консервированной. Так вот, я теперь торгую рыбой.

Она снова рассмеялась, и Поль рассмеялся с ней. Они отложили на неопределенное время обсуждение ее делового предложения.

Как Поль и предвидел, свет не проявлял никакой охоты принимать его. Приглашения уже не обрушивались на него водопадами, как бывало прежде. И сам он не делал никаких попыток проходить в ставшие ему привычными двери. Во-первых, он был слишком горд, во-вторых — слишком занят. Когда наступил рождественский перерыв парламентской сессии, он взял отпуск и один уехал в Алжир. Он вернулся загоревший и окрепший, к радости Софии.

— Моя дорогая, — сказала в один прекрасный день мисс Уинвуд бесконечно терпеливой принцессе, — что же выйдет из всего этого? Ведь так не может продолжаться всегда.

— Мы и не собираемся, — улыбнулась принцесса. — Поль рожден для великих дел. Он не может отказаться от этого. Это его судьба. А я верю в Поля.

— И я верю, — возразила Урсула. — Но ясно, что потребуется немало лет, пока он совершит их. Не собираетесь же вы ждать, пока он станет министром!

Принцесса откинулась на подушки и рассмеялась.

— Все это придет во благовремении. Предоставьте это мне. Он скоро начнет верить в себя.

Наконец наступил удобный случай для Поля. Лидеры дали ему возможность выступить. Ему повезло: палата была переполнена. Хотя он говорил не о жизненно важном вопросе, он тщательно подготовил свою речь. В первый раз стоял он перед этим волнующим нервы собранием, которое приняло его с такой холодностью и в котором у него до сих пор не было друзей. Поль видел, как начинается привычный отлив в кулуары. Внезапная волна гнева охватила его, и он разорвал заметки, приготовленные для речи. Он начал речь, забыв о том, что написал, со страстностью, не соразмерной теме. При захватывающих звуках его голоса многие из депутатов, уже направляющихся к выходу, остановились и стали слушать, потом, пока он продолжал, понемногу стали возвращаться на свои места. Любопытство сменилось интересом.

Поль снова обрел свой дар, и вскоре гнев его растворился в радости художника. Палата всегда великодушна к проявлениям таланта. Было что-то новое для искушенных слушателей в этом молодом человеке, стоявшем перед ними, как бесстрашный Гермес, — в звуке его прекрасного голоса, в инстинктивной живописности фразы, в подкупающем обаянии его личности. То, о чем ему пришлось говорить, было лишь незначительным пунктом в правительственном законопроекте, и оратор говорил кратко. Но он коснулся темы в неожиданной манере, эмоциональной и выразительной, и сел на свое место среди аплодисментов, сочувственных улыбок и кивков.

Член правительства, вставший для ответа, высказал ему несколько любезных комплиментов, после чего принялся, конечно, рвать в клочья его аргументы. Потом встал депутат-социалист и повел личную атаку против Поля. Поднялись крики: — Стыдитесь! Позор! Сядьте! Спикер призвал его к порядку, а симпатии палаты обратились на Счастливого Отрока, так что когда он позднее — был час обеда — вышел в кулуары, то оказался окруженным поощряющими его друзьями. Поль недолго оставался среди них, ибо наверху, в местах для дам, сидела его принцесса. Он взлетел по ступеням и встретился с ней. Лицо Софии было бледно от гнева.

— Негодяй! — прошептала она. — Низкий негодяй!

Он щелкнул пальцами.

— Он ничего не значит. Но теперь я завладел ими! — воскликнул он возбужденно, сжимая кулаки. — Клянусь вам, дорогая, я завладел ими! Теперь они будут слушать меня!

Она взглянула на него, и слезы выступили на ее глазах.

— Слава Богу, — сказала она, — что я наконец слышу от вас такие слова.

Поль проводил принцессу вниз по каменной лестнице и через кулуары до ее автомобиля, и многие взоры обращались на них с восхищением. Подойдя к машине, она спросила его со смеющимися глазами:

— Veux tu m’epouser maintenent?[49]

— Подождите, подождите! — сказал он. — Это еще только фейерверк. Скоро мы перейдем к настоящему делу.

— О, да, обещаю вам, — ответила она загадочно, и автомобиль тронулся.

Однажды утром, две недели спустя, София позвонила ему.

— Вы придете обедать со мной в пятницу, как обычно. Не так ли?

— Конечно. Почему вы спрашиваете?

— Чтобы быть уверенной. И также чтобы попросить вас не приходить раньше половины девятого.

Она дала отбой. Поль больше не думал об этом. С тех пор как он занял свое кресло в парламенте, он каждую пятницу обедал у нее. Это был их неприкосновенный час, час близости и радости среди деловой недели. Вне его они редко встречались, потому что Поль был парией в ее обществе.

В эту пятницу, когда он подъехал к дому на Берклей-сквер, дом имел необычный вид: над входной дверью был натянут балдахин, и через тротуар постлан ковер. При шуме подъехавшего автомобиля дверь открылась, и Поль увидел знакомые фигуры лакеев принцессы в парадной ливрее. Он вошел несколько озадаченный.

— У ее высочества гости? — спросил он.

— Да, сэр, большой обед.

Поль провел рукой по лбу. Что это значит?

— Ведь сегодня пятница, не так ли?

— Так точно, сэр.

Поль рассердился. Это уловка женщины, чтобы заставить его быть в обществе! Одно мгновение он боролся с искушением уйти, сказав слуге, что произошла ошибка, и он не был приглашен. Но потом понял, что это было бы оскорблением. Он отдал шляпу и пальто и попросил доложить о себе. Шум многих голосов донесся до его слуха, когда он входил в большую гостиную. Он увидел блеск бриллиантов, обнаженные руки и плечи дам и черные с белым костюмы мужчин. Посреди комнаты, сияющая, стояла его принцесса, в бриллиантовой диадеме, а рядом с ней стоял молодой человек, лицо которого казалось до странности знакомым. Поль подошел, поцеловал ее руку.

Она весело рассмеялась.

— Вы поздно, Поль.

— Вы сказали в половине девятого, принцесса. Я здесь минута в минуту.

— Je te dirai après[50],— сказала она, и от смелости этого интимного обращения на «ты» у него захватило дух.

— Ваше королевское высочество, — обратилась она к стоявшему рядом молодому человеку, и Поль сразу узнал в нем принца английского королевского двора, — разрешите представить вам мистера Савелли.

— Мне очень приятно встретиться с вами, — любезно отозвался принц. — Ваша Лига молодой Англии очень меня заинтересовала. Мы должны с вами потолковать о ней на днях, если у вас найдется время. Я должен также поздравить вас по поводу вчерашней речи.

— Вы слишком добры, сэр, — сказал Поль.

Они говорили несколько минут. После этого принцесса сказала Полю:

— Вы поведете к столу графиню Дэнсборо. Не думаю, что вы встречались с ней, но вы найдете в ней старого друга.

— Старого друга? — повторил, как эхо Поль.

Принцесса улыбнулась и повернулась к красивой стройной даме лет сорока.

— Моя дорогая леди Дэнсборо, вот мистер Савелли, которого вы так желали видеть.

Поль вежливо склонился. Голова его была слишком занята принцессой, и он лишь мельком подумал о том, почему графиня Дэнсборо могла желать познакомиться с ним.

— Вы не помните меня? — спросила графиня.

Он в первый раз посмотрел на нее внимательно, потом отступил на шаг с невольным восклицанием:

— Боже милосердный! Боже! Всю мою жизнь я жаждал найти вас! Правда, я никогда не знал вашего имени. Но вот доказательство!

И он вынул агатовое сердечко из кармана жилета. Она взяла его в руки, рассмотрела и вернула ему с улыбкой, нежной и женственной, и выражение растроганности промелькнуло в ее глазах.

— Я знаю. Принцесса сказала мне.

— Но как же она узнала, что это вы — моя первая покровительница?

— Она написала викарию мистеру Мируезеру — он все еще в Блэдстоне, — чтобы узнать, кто был у него в гостях в то лето и что сталось с его гостьей. Так она узнала, что это была я. Я же знакома с принцессой со времени моего замужества.

— Вы были так добры ко мне, — сказал Поль. — А я был ужасным оборвышем.

— Вы далеко ушли с тех пор.

— Вы дали мне первый толчок.

Доложили об обеде, и на время прервались все разговоры. Поль осмотрелся и увидел, что комната заполнена самым изысканным обществом. Здесь были лидеры его партии и другие знаменитости. Здесь был лорд Френсис Айрес. Здесь были Уинвуды. Пары составились.

— Я часто вспоминала вас, — говорила леди Дэнсборо, когда они спускались по широкой лестнице. — Тот день был отмечен разными событиями. Между прочим, я пролила на платье флакон ужаснейших духов и была каким-то ароматическим бедствием.

Поль рассмеялся по-мальчишески.