– Так, давай проясним. Ты хочешь сказать, что отказалась от любимого мужчины и жизни, полной роскошных балов, всего лишь для того, чтобы помешать «Национальному дознавателю» найти твою сестру и опозорить твою маму?

– Да. – Я помолчала. – Ну и еще чтобы избавиться от постоянного зуда в ушах, причиняемого Софией, которая все сокрушается, что трон унаследует Лео, а не она. И чтобы не пришлось оставлять бизнес, который я здесь построила. И до конца своих дней придерживаться той проклятой диеты.

Джо снова подтолкнула ко мне конфеты, и я взяла три, потому что впервые за долгие месяцы у меня не было причины отказываться.

– А если мы сможем первыми найти Келли? – спросила она. – Что ты тогда будешь делать?

Я задумалась, сидя с полным ртом розового крема.

– Наверное, – медленно сказала я, – я заставлю ее поехать домой и попросить прощения у родителей. Тогда, возможно, и случится что-то хорошее.

– А потом, после этого? Ты решишься снова сойтись с Лео?

Джо была полна надежд, но я нет.

Я не хотела ей отвечать.

Она долго ждала, но потом серьезно сказала:

– Моя жуткая семейка научила меня одному: никогда не игнорировать свое сердце. В долгосрочной перспективе оно оказывается умнее головы.

Иногда я думала, что семье Джо стоит открыть свой собственный бутик и продавать подушки с вышитыми на них цитатами.


Джо сделала мне еще чаю и прослушала лихорадочные сообщения от Лео – я не могла заставить себя это сделать, – а затем обобщила их так, чтобы я это выдержала.

Он был совершенно сбит с толку. Все задают вопросы. Что он сделал не так? Он любит меня. Что бы ни случилось, мы сможем это исправить.

Джо стояла надо мной, пока я набирала сообщение о том, что мне нужно время подумать, ведь до бала я не осознавала, как велики будут перемены, и не понимала реального объема работы, которая так много для него значит. И я также не учла влияние этого на мою семью, а мои родители сейчас находятся в состоянии шока.

Через час я получила письмо с рабочего адреса Лео, копия которого была адресована пресс-центру Жизель. К письму крепился пресс-релиз принца Леопольда, где сообщалось, что мисс Эми Уайлд с величайшим сожалением вынуждена отказаться – из-за болезни близких – от присутствия на коронации кронпринца Бориса Ниронского и Светландского, назначенной на субботу. Дальнейшие детали не разглашаются, поскольку они очень личные.

А затем он прислал сообщение: он вернется через неделю и очень надеется на возможность вернуть подарки, которые я оставила.

Мое сердце разбилось, я сдалась и весь остаток дня проплакала, прерываясь только на то, чтобы затолкать в рот очередную шоколадку «Шарбоннель энд Уолкер».

Следующие несколько дней я почти не запомнила, потому что они слились в один сырой комок боли и сожалений. Ощущалось это, как грипп, а не как разбитое сердце.

Я много часов беседовала с родителями по телефону, но не могла выходить из дома, поскольку теперь история о таинственном исчезновении принцессы-садовницы, сбежавшей с коронации, достигла фабрики слухов, и под домом расположилась банда фотографов, повсюду оставляющих стаканчики из «Старбакса». Миссис Мейнверинг завела привычку надевать свои лучшие наряды всякий раз, когда собиралась прогуляться: будучи не в состоянии сделать мое фото, стая акул развлекалась, фотографируя эту даму. Ее бридж-клуб никогда еще не привлекал такого внимания. Создавалось впечатление, что по улицам ходит престарелая версия новой британской топ-модели.

Некоторое время фотографы преследовали и Теда, пока он не пригрозил позвать своих приятелей из регби-клуба и прогнать их из-под нашего дома. Балкон Грейс тоже стал приманкой для прессы, вот только в статье неправильно написали ее имя. К моему ужасу, репортеры поселились и на пороге дома моих родителей, но Джо организовала переезд мамы и папы в отель на Лейк-Дистрикт, пока весь шум не уляжется.

Я хотела повидать их, но не желала давать новых поводов для сплетен, отчего мне становилось еще хуже.

И оставался еще вопрос о пятидесяти тысячах фунтов, возникших на папином банковском счету. Судя по реакции папы, они лишь ухудшили ситуацию.

– Это от газеты, – сказал он. – Что это, взятка? Мы ничего им не продавали. Милая, это не то, что ты думаешь. Я не хотел тебя тревожить, тебе сейчас и так несладко, но я должен тебе об этом сказать. Мама волнуется до безумия.

– Папа, это компенсация, – объяснила я. – За то фото мамы у свадебного магазина. Адвокаты Лео припугнули газету тем, что подадут иск от твоего имени.

– Мне не нужны их деньги! – Искреннее отвращение папы не могло бы быть очевиднее, даже находись он со мной в одной комнате. – Как будто какая-то сумма сможет перечеркнуть то унижение, которое твоей маме пришлось пережить! Я предпочел бы услышать извинения за то, что они расстроили милую и достойную женщину без всякой на то причины, а это ничего не стоит!

Он был прав. Конечно, он был прав. Испытывая чувство вины, я подумала о дорогом платье мамы, о том, как я потратила деньги на билеты, чтобы сбежать из Нироны. И лучше мне от этого не стало.


Утром во вторник Джо ушла, как обычно, – «обычным» теперь стал путь по пожарной лестнице, затем через стену соседского сада и дальше по их переулку, – а я устроилась коротать очередной день с телевизором, тостами и без заходов на сайт «Молодые-Золотые-Холостые» для проверки текущего анализа «разворачивающейся любовной драмы в Нироне».

Наш телефон все еще включался только тогда, когда нам самим нужно было звонить, своему мобильному я дала разрядиться, поэтому от стука в дверь едва не выпрыгнула из собственной кожи.

И осторожно выглянула в дверной глазок. Это был Дикон. С такого ракурса его нос казался ужасно огромным.

– Я не в настроении, – сказала я. – И Бэджер тоже.

– Нет, у меня для тебя сообщение от Джо.

Я приоткрыла дверь. На мне все еще была усыпанная крошками пижама, и я не хотела подавать ему каких-либо идей.

– Она хочет, чтобы ты через час встретилась с Тедом на служебной парковке за «Питером Джонсом». – Дикон читал поспешно написанные на листочке пометки. – Тебе нужно выбраться через…

– Да, да, я знаю, пожарная лестница, соседский сад.

– И тебе нужно одеться. Не смотри на меня, это она так сказала. – Он сунул мне бумажку с пометками. – Любит она командовать, да?

– Это ее работа.

Я начала закрывать дверь, но Дикон просунул ногу между ней и косяком. Смело, учитывая, что на нем были мягкие бархатные тапки.

– Эми?

– Дикон? – Я приготовилась к допросу.

– Я просто хотел, чтобы ты знала… – Он взглянул на меня, и я впервые поняла, какие красивые у Дикона глаза. Добрые. Налитые кровью, но добрые. – Некоторые щелкунчики просили меня и мисс Мейнверинг поделиться инсайдерской информацией о тебе и Джо. Ну, знаешь, любые рассказы. Фото.

Сердце у меня сжалось.

– Ты же не дал им фото с вечеринки «Рай и Ад»?

Возможно, папа одолжит мне часть той суммы, чтобы выкупить их обратно.

Дикон уставился на меня с ужасом.

– Нет! Нет, мы ничего не дали. Мы их послали. – Он нахмурился. – Мне очень жаль, что с тобой все так вышло. Если с Бэджером нужно гулять, ты просто скажи, хорошо?

Мне неудержимо захотелось расплакаться. Даже Дикон меня жалел.

– Спасибо.

Он погрозил мне пальцем.

– Так, давай мне собаку, одевайся и выметайся. Я не переживу еще одного такого звонка.

Глава тридцать третья

До Слоан-сквер я предпочла добираться на такси, а не пешком, предположив, что таксист всю дорогу будет жаловаться на жуткое движение по правому берегу реки и не заметит даже Мадонну на заднем сиденье. Я оказалась права.

Мой фургон стоял на разгрузочной части парковки, сливаясь с остальными, и я запрыгнула в него, никем не замеченная. Тед тут же завел мотор, словно мы с ним снимались в гангстерском фильме, и помчался по Слоан-авеню. Драматизм ситуации испортило только то, что он большую часть дороги плелся за автобусом на второй передаче.

– Куда мы едем? – спросила я. – И ты не мог бы осторожнее переключать передачи?

– Не могу сказать. И я осторожно.

Я посмотрела на него. На нем были темные очки и водолазка. Тед никогда не носил на работу ничего подобного.

– Ты что, нарядился? – спросила я его.

– Нет, у меня закончилась чистая одежда.

Я не поверила. Это наверняка как-то связано с Джо.

– Мы встречаемся с Джо? – прищурилась я.

Тед пошел пятнами.

– С чего ты взяла?

– Запах лосьона после бритья. – Я обернулась, чтобы рассмотреть содержимое фургона. – И ты все вымыл. Смотри, грязи нет! Как и каталогов семян. Все идеально.

– Ну, я же не мог в последнее время работать, с твоей-то нынешней популярностью. Куда ни пойду, все меня спрашивают о твоей хрустальной туфельке.

Несколько кварталов мы проехали молча, потом я сказала:

– Тед, ты же знаешь, наш бизнес для меня очень важен. Это одна из причин, по которым я решила, что не могу…

– Если ты о вашем кризисе отношений, ничего не хочу слышать, – быстро сказал он, отгораживаясь ладонью. – Я не Джо. Никаких мыльных опер в середине дня, пожалуйста.

– Ладно. – Я откинулась на сиденье.

Через несколько кварталов он сказал:

– Я знаю. В смысле, я знаю, как для тебя важен наш бизнес. Потому что… – Он прокашлялся. – Без тебя его бы не было. Я бы до сих пор стриг газоны, а не получал письма от фондов охраны природы.

– Спасибо. – В моем слишком эмоциональном состоянии я не решилась сказать что-то еще, опасаясь спровоцировать очередной приступ слез.

Он хмыкнул, и мы обогнули Гайд-парк, проехали Парк-лейн и двинулись дальше, через город, пока я не поняла, что Лордс-Крикет-Граунд остался позади, а мы направляемся к М1.

– Не спрашивай, – опередил меня Тед и включил свой диск Роберта Палмера.


Целый час мне пришлось выслушивать, как Тед насвистывает под гитарные соло, а затем мы наконец свернули на автобусную остановку в Тоддингтоне на М1. Тед миновал парковку, пропуская замечательные пустые места, свернул на стоянку для домов-фургонов и только там остановился у новенького «Порше-Кайена» с затененными стеклами.