А затем Лиза снова заговорила раздраженным тоном:

– Лео, это жизнь, которую ей придется вести рядом с тобой. Она, похоже, этого не понимает. Как сегодня – это должно было стать ограничением ущерба, а не пушечным выстрелом. Ей достаточно было прочитать простую молитву. Если Эми не в состоянии справиться с публичными мероприятиями, она не даст тебе необходимой поддержки и тебя ждут тяжелые времена. Вас обоих.

Я знала, что Лео сейчас запускает руку в свои густые волосы. Я знала, что он хмурится, подыскивая слова.

– Мама, она замечательно общается с людьми в индивидуальном порядке. Но не на людных вечерах. Эми естественна, она житейски умна, и я считаю, что молитва на английском была разумным…

Лиза резко перебила его:

– Так ты откажешься от правительственных обедов в пользу индивидуальных ужинов на кухне? Не смеши меня. Варианты, Лео. Всегда есть варианты. Тебе не нужно бросать ее на глазах у всего мира. Есть способы уладить это дело так, чтобы вы оба с честью вышли из ситуации.

Последовала еще более долгая пауза, и меня затошнило.

«Лео, скажи что-нибудь! – мысленно взмолилась я. – Скажи что-нибудь!»

Я оказалась не готова к смирению в голосе Лео.

– Я не хочу заставлять ее делать то, что ей не нравится…

Я не услышала окончания фразы, потому что за моей спиной открылась дверь и появился Борис, поправляющий медали на своем пиджаке. Его румяное лицо расплылось в широкой улыбке, как только он меня заметил.

– Эми! – сказал он, снова боксируя с воздухом. – Ты убегаешь или прячешься?

Я сглотнула комок в горле и по мере сил постаралась выглядеть нормально.

– Я готовлюсь к церемонии с туфелькой, – сказала я со всем достоинством, которое смогла в себе отыскать. – Я не сбегаю, я просто пришла рано.

Улыбка Бориса стала еще шире, и я поняла, что он а) немного пьян, б) это лучшая ночь в его жизни.

«Уилли отлично знал, как работает монархия», – внезапно поняла я. Очаровательное дружелюбие Бориса было именно тем тайным ингредиентом, который необходим действительно популярному монарху. А такой ингредиент либо есть, либо его нет. У Павлоса его не было, как и у меня. И что случилось с Павлосом?

Я изобразила яркую улыбку, несмотря на свинцовую тяжесть в груди, и сказала:

– Кажется, Лиза и Лео вошли сюда. Возможно, и мы…?

Я протянула руку, Борис галантно предложил мне свой локоть.

И когда Лиза и Лео увидели нас, выходящих из смежной комнаты, на красивом лице Лео отразился лишь слабый намек на неловкость.

Лиза осталась бесстрастной.

Глава тридцатая

Что я могу сказать о церемонии с туфелькой? Я прошла через нее на автопилоте.

Я сумела подать Лизе нужный (обувь Лубутена, а как же) предмет в нужное время, улыбнуться камерам в нужном направлении, когда она притворялась, будто примеряет туфельку; я выждала необходимый отрезок времени, пока Лиза и Борис летали по залу под всеобщие аплодисменты, потом спустилась по нужным ступеням с Лео, который никогда еще не был таким сосредоточенным, и он кружил меня под потрясающими канделябрами и играющим на галерее оркестром.

Все закончилось довольно быстро, затем у меня был один танец с Рольфом, во время которого Рольф рассказывал мне, насколько «необычная» девушка Джо. Фотограф и это заснял, хотя я и не знала, удалось ли мне все время удерживать подходящее выражение лица.

Но я чувствовала, что уже слишком поздно. Если бы я не слышала того разговора Лизы и Лео, я могла бы убедить себя, что справилась, – но я не справилась. Когда Лео сказал мне, какой очаровательной все называли мою английскую молитву, мне казалось, что убеждает он себя, а не меня. Но я не могла позволить себе проявлять эмоции, чтобы никто не сфотографировал меня в жалком виде.

Остаток бала прошел в своего рода трансе, мои щеки болели от улыбок, а язык – от бесконечных вопросов, чтобы никто не мог обвинить меня в холодности. Когда Лео нашел меня в половине первого и пробормотал, что Лиза и Борис ушли, а значит, и нам пора, я испытала огромное облегчение.

Джо и Рольф все еще отплясывали дикий квикстеп на медленно пустеющем полу. Их ноги с невероятной скоростью мелькали в унисон, а от их страстных взглядов воспламенялся воздух вокруг. И я снова подумала, что некоторые вещи ты либо можешь делать, либо нет. Подобная жизнь куда больше походила Джо, а не мне. Социальные навыки были у нее в крови, а у меня в крови были чай и удобрения. И это вполне нормально. Всего лишь естественно. По правде говоря, никакое количество бриллиантов не могло бы примирить меня с тем, чтобы до конца жизни выносить подобные вечера, особенно с учетом дополнительных радостей в виде Софии, приезжающей на Рождество, – в обозримом будущем.

Лео молчал, когда провожал меня по лестнице к семейным апартаментам. Он ни словом не обмолвился о разговоре с матерью, а у меня не было сил спорить по этому поводу. Вместо этого он спросил, понравился ли мне вечер, а мои односложные ответы, по всей видимости, объяснил усталостью. Я не могла поверить ни одному его комплименту, хотя и знала, что это мелочно, а когда он аккуратно снял с меня потрясающее бриллиантовое ожерелье, расстегнул бриллиантовый браслет и убрал тяжелую тиару с моих волос, вместо того чтобы упасть ему в объятия, я притворилась, что заснула, как только моя голова коснулась подушки.

Лео устроился рядом, обнимая меня, подоткнул одеяло вокруг моих стертых ног. Вскоре я услышала его размеренное дыхание и поняла, что он спит.

А я не спала. Я лежала там и заново прокручивала в голове события этого вечера, но мозг не позволял мне менять или улучшать случившееся, как обычно бывало, – он заставлял меня лицом к лицу столкнуться с суровой реальностью. Это была не моя вина. И не вина Лео. Никто не был виноват.

Я люблю Лео, но смогу ли я с этим справиться?


Мне часто становилось лучше после душа, но даже ливневая насадка размером с поднос не смогла смыть пепельной серости прошлой ночи.

Была половина седьмого утра, так что я натянула джинсы и кашемировый свитер и отправилась в гостиную наших апартаментов. Длинные арочные окна выходили на бассейн и сады, уже окрашенные первыми утренними лучами, и природное смешение цветов пролилось странным бальзамом на мою раненую душу.

Проходя мимо столика, я взглянула на свой мобильный, который поставила заряжаться, и заметила, что у меня четыре пропущенных звонка. Все из дома. Я нахмурилась и начала прослушивать сообщения голосовой почты.

Первое оказалось от папы. Это было необычно – он никогда не звонил, пока мама была в силах держать телефон (то есть никогда не звонил).

«Эми, милая, ты, наверное, в Нироне сейчас, на своем балу. Надеюсь, тебе там нравится. Можешь перезвонить нам, когда появится минутка? Спасибо. Это папа, если что».

Сообщение пришло в четыре часа дня.

«Эми, это снова папа. Можешь перезвонить? Спасибо».

Горло сжалось. В его голосе звучала тревога.

В семь часов он был пропитан ею целиком.

«Эми, это папа. Не знаю, видела ли ты, но в газетах появилась статья, которая расстроила твою маму, и я хотел узнать, можно ли что-нибудь с этим сделать. Пожалуйста, перезвони».

Восьмичасовой звонок длился три секунды, но я расслышала рыдания на заднем фоне. Мама плакала. Ужасные мысли взорвались в голове фейерверком. До чего докопались газеты? Келли? Судебное слушание? Старый бойфренд, который придумал дурацкую историю?

Я схватила со стола айпод Лео, включила и начала листать сайты газет. Папа не сказал, в какой именно…

«Похудение к свадьбе?» – гласил заголовок.

Вчерашнее шампанское кислотой обожгло мне горло.

На фото во всей красе запечатлели меня, Джо и маму на фоне «Свадебного склада», выстроившихся в цепочку, чтобы сесть в «рендж ровер» с покупками.

Я выглядела плохо, но ракурс, в котором поймали маму, был просто жесток. Она казалась в два раза больше, чем была на самом деле, а ее лицо – напряженное после примерки жуткого платья – выглядело брюзгливым, а не исполненным ненависти к себе.

Хуже того, рядом они расположили фото Лизы и первой леди, якобы чтобы показать мою будущую свекровь, но на самом деле для того, чтобы каждый мог воочию увидеть пропасть между изысканно-утонченной матерью Лео и моей милой обычной мамой. Ниже заголовок ссылался на другие фото папарацци, на которых я занималась с сумасшедшим личным тренером и, отдуваясь, бегала вокруг Гайд-парка, похожая на кита в спортивном костюме, но мне было на это наплевать. Комментарии под ними были настолько ужасны, что я с трудом заставила себя их читать, но заставила, поскольку знала, что мама вздрагивала бы над каждым.

«Яблочко от яблони. Берегись, Лео!»

«О боже, новая принцесса Кита-я, LOL!»

И так далее, и так далее.

Я закрыла глаза, но изображения остались пылать в сознании. Это я сделала такое с мамой. По моей вине она сорвалась, а папа оказался под двойным стрессом.

Я не могла думать в окружении сброшенных нарядов прошлой ночи, поэтому выскользнула из комнаты и спустилась вниз, в сады, чтобы поговорить с папой без посторонних ушей. Было рано, но у мамы из-за тревожности случалась бессонница, а папа всегда сидел с ней в такие периоды.


В утреннем воздухе чувствовалась осенняя прохлада, и в садах было пусто, если не считать нескольких чаек. Словно парализованная, я смотрела на телефон. Что я могла сказать? «Простите»? «Я попытаюсь все исправить»? «Не обращайте внимания, через пару лет им надоест»? Я сама навлекла на них подобные вторжения в личную жизнь.

И даже так называемая медиа-стратегия Лизы не смогла меня защитить – скорее всего, это была месть других газет за отказ в освещении бала.

Я невидящим взглядом смотрела на каменную стену и слушала далекий шум моря и свист насадок системы автоматического полива. Не знаю, сколько я там просидела, но вскоре раздались шаги по каменной дорожке.

– Что ты здесь делаешь?