Дженнифер обнаружила, что невольно восхищается той мастерской легкостью, с какой Мэйнверинг обходился со своими противниками. С безупречной вежливостью, которая удивляла ее, он выносил все нападки, опровергая аргументы и в конце концов каким-то образом убеждал оппонентов в том, что они-де с самого начала были на его стороне, а он – на их.

Для детей это было время постоянного возбуждения. Все труднее было удерживать их на занятиях. Мальчиков приходилось водить на утренние занятия чуть ли не на поводу, а Люсинда никак не могла усидеть над своей тетрадкой и постоянно вскакивала, чтобы выглянуть за дверь, отделявшую детскую половину от главной лестницы.

Однажды утром, услышав необычный для столь раннего часа шум внизу, Люсинда выскочила за дверь и вернулась обиженная:

– Это низко! Они уехали кататься и даже не подумали взять меня.

Искренне пожалев девочку, Дженнифер прилагала все усилия, чтобы развлечь ее, но Люсинда хмурилась и хныкала до тех пор, пока с криками не прибежали на обед братья. Они были вне себя от возбуждения. В конюшнях они видели старшего брата, и тот пригласил их всех покататься после обеда. Уже некоторое время Дженнифер замечала, что Чарльзу Лаверстоку требовательное общество лорда Мэйнверинга нравилось столь же мало, сколь и светская болтовня матери, и он все больше времени проводил в детской, где его встречали обожающие взгляды и от него не требовали ни глубокомыслия, ни светских формальностей. Дети были в восторге от приглашения, Дженнифер же испытывала некоторые сомнения.

– Но мы можем ехать только в карете, – сожалел Эдвард. – Дядя Джордж взял коляску.

– Но я полагала, что лорд Лаверсток уже уехал, – сказала Дженнифер, оттягивая время.

Можно ли принять такое приглашение? Как бы поступила в таком случае мисс Мартиндейл?

– Нет-нет, – заверил Джереми. – Уехали только мама и дядя Джордж. Они, несомненно, поехали с визитом в Петворт-Хаус. Дядя Джордж всегда ездит к лорду Эфемонту, когда бывает здесь; всем известно, что они друзья.

Люсинда надула губки:

– Ну что бы им взять меня! Мне так нравятся тамошние дети. Только подумайте, мисс Фэрбенк, они каждый день едят марципан!

– Не жалей, Люсинда, – успокоил ее Эдвард. – Гораздо интереснее покататься с Чарльзом. Он чертовски хорошо владеет кнутом, мисс Фэрбенк.

– Но не как дядя Джордж. Тот – настоящий коринфянин, – вставил его брат.

– Да, но что от этого толку, когда мама в экипаже? Спорим, он разрешит править кучеру. Знаете, мама не выносит езды быстрее, чем ползет улитка. После того раза, когда Чарльз возил ее кататься, она заявила, что больше никогда с ним не поедет.

Дженнифер, вполуха слушая эту болтовню, dсе еще решала про себя, прилично ли ехать и есть ли какой-нибудь предлог, чтобы не ехать, когда лорд Лаверсток влетел в детскую.

– Здравствуйте, мисс Фэрбенк, – он снял шапку со своих белокурых кудрей; в пальто с пелериной он выглядел очень импозантно. – Готовы ли эти малявки ехать со мной?

– Да-да, совершенно готовы, – закричали Джереми и Эдвард, хватая свои пальтишки, тогда как Люсинда, скорее, чем мальчики, уловив нерешительность Дженнифер, умоляюще посмотрела на нее:

– Я ведь могу поехать, мисс Фэрбенк, правда?

– Конечно, можешь, киска, – Лаверсток посадил сестру себе на плечо. – И мисс Фэрбенк тоже поедет – за тобой ведь надо следить, чтобы ты вела себя как подобает леди. Идет, мисс Фэрбенк? Мы все будем делать абсолютно прилично, обещаю вам. Клянусь, – восхищенный взгляд смерил ее с головы до ног, – с лентами вы управляетесь не хуже, чем с поводьями.

Чтобы сменить тему (она была по горло сыта обсуждениями своих приключений на охоте), Дженнифер занялась сборами Люсинды, внутренне все еще не решив, стоит ли ей сопровождать детей.

В конце концов она рассудила, что будет хуже, если она не поедет.

Было очень вероятно, что ее непоседливые подопечные попадут в беду, если за ними не будет более строгого наблюдения, а она не была уверена, что может совсем запретить поездку. Она пошла на компромисс, поставив условие, что поездка будет недолгой, и они только прокатятся по холмам. Все весело погрузились в карету. Дженнифер была довольна тем, что Лаверсток решил править сам, и таким образом у него не будет возможности произносить льстивые речи и бросать красноречивые взгляды, которыми он считал необходимым вознаграждать Дженнифер.

Она вздохнула от удовольствия, когда карета повернула по дороге, ведущей к холмам. Не считая воскресных выходов в церковь и краткой тревожной поездки на Молниеносном во время охоты, она в первый раз со дня своего пребывания выехала за пределы Лаверсток-Парка. Было приятно вдыхать влажный лесной воздух, хоть в закрытом экипаже к нему примешивалась затхлость, а когда дорога пошла вверх, стало видно море, сверкавшее под осенним солнцем. Дети тоже были в восторге, особенно когда их брат стегнул лошадей и карета понеслась вниз по склону.

Когда же они выехали на равнину, он не повернул назад, как обещал. Мальчикам это понравилось, и они не были удивлены. Стало ясно, что они и не думали, что он повернет.

– Он становится дьяволом, когда у него в руках поводья, – признался Джереми. – Интересно, куда он нас завезет?

Беспокоясь, но не желая протестовать, Дженнифер сидела тихо, разглядывая сквозь окно коричневые и коричневато-желтые поля. Время шло, Люсинде надоело сидеть на одном месте, мальчики стали шуметь, а лорд Лаверсток все еще не собирался поворачивать назад. Вдруг к своему ужасу Дженнифер опознала окраины Брайтона. И, пока она безрезультатно стучала по стеклу, лорд Лаверсток с триумфом подстегнул лошадей еще один, последний, разок и повернул экипаж на Стейн. Наконец с помощью Эдварда ей удалось опустить тугое стекло, и она высунулась, намереваясь усовестить Лаверстока, и тут к своему ужасу увидела на другой стороне улицы двух банкиров, приятелей своего дядюшки Гернинга, которые часто бывали в Дентон-Холле. Она мигом спряталась обратно в карету и склонилась к Люсинде; когда они миновали ее знакомых, она снова высунулась из окошка и так энергично «усовестила» Лаверстока, что он, поджав хвост, быстренько повернул к дому и стал погонять лошадей.

Уже темнело, когда они наконец остановились у конюшен, и Дженнифер помогла выбраться из кареты уставшим и ноющим детям. Она начала сердито выговаривать их брату, когда из стойла Молниеносного появился лорд Мэйнверинг и, подняв от удивления брови, стал их разглядывать. Вдруг оказалось, что ей нечего сказать. Подняв плачущую Люсинду и строго наказав мальчикам следовать за нею, она ушла с детьми на детскую половину и остаток вечера была в необыкновенно дурном настроении.

К счастью, детей не позвали вниз к десерту. Как и она, они были измучены долгой поездкой и протестовали лишь для порядка, когда она заявила, что собирается уложить их пораньше. Наконец наступил тот час, который она начала очень ценить в своем распорядке дня. Накинув шаль поверх своего коричневого шелкового платья, она устроилась у огня в классной комнате и, поставив ноги на каминную решетку, принялась за следующую главу «Латинской грамматики», так как проверив мальчиков, сочла, что с ними необходимо заниматься дополнительно.

Она зубрила четвертое склонение, когда дверь в классную распахнулась и на пороге появился лорд Лаверсток. Одного взгляда на его раскрасневшееся лицо и взлохмаченные кудри было достаточно, чтобы понять, что он довольно-таки пьян. «Интересно, становится ли он мрачен, как отец, или буен, как братья», – эта мысль промелькнула мгновенно, и Дженнифер поднялась и присела в своем самом формальном реверансе. Вдруг оказалось, что классная комната находится слишком далеко от остальных в этом большом доме. Но Дженнифер привыкла управляться со своими подвыпившими братьями. Она быстро поставит его на место.

– Чему обязана такой чести? – холодно спросила она.

Он подошел ближе, слегка покачиваясь.

– Пришел попросить прощения, – сказал он. – Поступил чертовски не по-джентльменски. Мэйнверинг так считает. И я считаю так же. Повез вас в Брайтон, а вы не хотели. Чертовски не хорошо. Пришел извиниться.

Он остановился передохнуть, и его взгляд остановился на книге, в которой она все еще зажимала пальцем нужную страницу.

– А теперь помешал вам читать. Такой милашке не след читать тут в одиночестве. Нужно влюбиться, а не читать про любовь.

Он протянул руку за книгой, при этом покачнувшись.

– Это не роман, милорд, а «Латинская грамматика», – она протянула ему книгу.

Он взял ее за руку.

– Нехорошо. Ferre – ик – прошу прощения – latum. У такой красотки должны быть другие дела. И не зови меня «милорд». Зови меня Чарльз. Все зовут. Зови меня «Завиток». Все зовут. И поцелуй меня. Ты самая красивая из всех рыжих гувернанток.

Он притянул ее к себе. Сопротивляясь, она почувствовала сильный запах вина и нюхательного табака, а в грудь ей врезались пуговицы его пиджака. Чья-то рука легла ему на плечо, и он отскочил в сторону.

– Идите в свою комнату, Чарльз, – сказал лорд Мэйнверинг.

Какое-то мгновение Дженнифер думала, что Лаверсток не послушается, но он, пробормотав: «Чертовски неудобно… чертовски нехорошо… Ваш покорный слуга, мисс Фэрбенк», вышел из комнаты.

Мэйнверинг молча взирал на нее, а она подняла книгу и привела в порядок страницы. Что она могла сказать? Невыносимо, что он застал ее в еще одной компрометирующей ситуации.

– Ну, мисс Фэрбенк? – В голубых глазах не было милосердия. Он высказал ее мысль. – Что я должен думать?

– Что вам будет угодно, милорд, – заговорила Дженнифер Перчис. Потом она вспомнила про мисс Фэрбенк. – Прошу только, не подумайте, что в этом столкновении была моя воля. Если бы я знала о намерениях лорда Лаверстока, я бы заперла дверь.

Он повернулся и мрачно посмотрел на дверь.

– Увы, ваши добрые намерения… Позвольте заметить, что на двери нет крючка. Если бы вы оставались здесь, его следовало бы сделать.