– Нет ничего невозможного, когда речь идет о мистере Бруке, – отвечал Добсон. – Если вы спросите меня, ваша милость, я думаю, он опять взялся за свои фокусы!

– Я вас не спрашиваю! – быстро заметил маркиз. – И я намерен верить разным домыслам, пока не будет доказано обратное.

Добсон не ответил.

Когда он вышел из каюты, маркиз с раздражением подумал: «Сначала Анкана, а теперь Добсон. Все это глупости».

Он был уверен, что если король хотел его видеть, то это было по какой-то другой причине, а не для того, чтобы доказать, что Кэлвин Брук жив.

Осмонд догадывался, что старый друг оказался вовлечен в какой-то тонкий шпионаж, что и привело к его смерти. Вероятно, дело было настолько важным, что король хотел, чтобы он продолжил его с момента смерти Кэлвина.

Он знал, как никто другой, об удивительных успехах, которых им удалось достичь в прошлом. Маркиз знал, что в министерстве иностранных дел хранилась папка с надписью «Чрезвычайно секретно», где были собраны документы об их с Бруком подвигах в Индии и других странах Востока. Когда он унаследовал титул, он думал, что эта часть его жизни позади.

Он не мог подавить, однако, волны возбуждения при мысли, что ему, быть может, снова предстоит путешествовать переодетым в отдаленных районах Сиама. Или, может быть, он должен будет отправиться в Бирму с целью, известной только королю и его наиболее важным министрам.

Когда король Чулалолонгкорн взошел на трон, ему было только пятнадцать лет. За годы, прошедшие со дня его коронации, он удивительным образом преобразовал свой двор и всю страну тысячей самых разнообразных способов.

Он начал с того, что сразу же покончил с древней церемонией представления ко двору. Он позволил чиновникам сидеть во время аудиенций. Для Сиама это были невероятные нововведения. К королю до этих реформ можно было приближаться только на коленях, со смиренно опущенной головой.

Затем он серией последовательных и разумных шагов уничтожил рабство, предоставив рабам и рабовладельцам время для того, чтобы приспособиться к новым условиям. Что было еще более удивительно, он заменил вековую систему принудительной трудовой повинности прямым налогообложением.

Маркиз понимал, что в царствование Чулалолонгкорна произошла самая удивительная революция, которая когда-либо случалась в мире – революция сверху.

Раньше в Сиаме не было ни школ, ни дорог, не говоря уже о железнодорожных путях, ни больниц, ни даже должным образом оснащенной армии. Чтобы совершить столь мощную модернизацию, король привлек иностранных советников.

Он послал своих сыновей и молодых придворных получать образование в крупнейшие города Европы. В Петербург отправился принц Чакрабон и поступил там в пажеский корпус. Окончив учебу, принц служил в собственном гусарском полку его величества.

Когда маркиз встретился с королем, его поразило, насколько умен сиамский монарх. Они стали друзьями. Именно благодаря маркизу Вэйлу король во время своего путешествия по Европе посетил Англию. Его величество остановился в Букингемском дворце. Поскольку королева Виктория в то время готовилась в Виндзоре к бриллиантовому юбилею своего царствования, короля принимал принц Уэльский.

Чулалолонгкорн также посетил Россию, Швецию и Бельгию.

Одной из главных причин небывалого успеха этой поездки стало то, что король был первым азиатским монархом, который мог говорить по-английски, не прибегая к услугам переводчика. Вернувшись в Сиам, он написал маркизу очень милое письмо. Он писал, как ему было приятно снова с ним увидеться и как ему все понравилось в Англии.

Что бы король ни попросил его сделать сейчас, думал маркиз, ему будет очень трудно отказаться. Мужчине также не терпелось увидеть перемены, произошедшие в Бангкоке со дня его последнего визита.

Готовясь ко сну, он с энтузиазмом думал о том, что ему предстоит. Уже в постели он снова с облегчением осознал, что один. Не получи он срочного сообщения от короля, он не смог бы избежать встречи с леди Сибил. И в этом случае ему бы все надоело до такой степени, что у него никогда бы больше не возникло желания ее видеть.

Устраиваясь поудобнее в своей большой кровати, он сказал себе, что и на этот раз удача ему не изменила: если со стороны леди Сибил и последуют неизбежные слезы и упреки, теперь это может его не беспокоить. К тому времени, как он вернется, она, несомненно, заведет себе нового любовника.

Проснувшись, маркиз обнаружил, что «Морской конек» сильно качает. Это его не встревожило, потому что он был отличным моряком. Он только надеялся, что все было укреплено достаточно надежно и поломок удастся избежать. Осмонд был вполне уверен в мореходных качествах яхты. До спуска на воду она прошла всевозможные испытания на верфи и потом в море.

Снаружи было очень холодно. Однако благодаря его усилиям на судне была установлена новая система обогрева кают, поэтому, только выйдя на палубу, он понял, насколько резкий дул ветер и какими темными были тучи.

– Чем скорее мы выйдем к солнцу, тем лучше, – сказал он капитану, поднявшись на мостик.

– Пока еще нам не пришлось снижать скорость, милорд, – гордо отвечал капитан.

Маркиз не только долго пробыл на мостике, но и обследовал каюты моряков. Все были довольны тем, как удобно их устроили. Члены команды гордились яхтой и всеми возможными способами давали понять владельцу, какое удовольствие им доставляет на ней работать.

Маркиз знал, что благополучие на судне возможно только тогда, когда все сыты и довольны. Он объяснил это повару с предельной ясностью. Когда он нанимал его, он сказал, что ожидает для себя и своих гостей самых лучших блюд. Он также хотел, чтобы команду хорошо кормили, чтобы пища придавала им силу и бодрость.

С его последним поваром у него вышел скандал из-за того, что на Гибралтаре они не запаслись свежими фруктами и овощами в достаточном количестве. Теперь он был уверен, что такая ситуация больше не повторится.

Во второй половине дня они вошли в Бискайский залив. Маркиз знал, что именно здесь состоится подлинное испытание «Морского конька». В январе море было совсем не таким, как в июне. Однако маркиз с нетерпением ожидал этого момента, не испытывая ни тревоги, ни опасений.

Осмонд был в восторге: перед тем как лечь спать, он сам убедился, что «Морской конек» выстоял, несмотря на бушующее море и сильный ветер. Однако нужно было продвигаться вперед медленно и осторожно: будет глупо сломать себе ногу во время неизбежной качки. День, проведенный в хлопотах на палубе, под порывами сильного ветра, утомил маркиза. Он заснул, едва только его голова коснулась подушки.

Когда он проснулся, то понял, что самое худшее позади. В иллюминаторы светило солнце, и Осмонд догадался, что они недалеко от Лиссабона. Поскольку он торопился, то решил, что если с яхтой ничего не случится, то первую остановку они сделают в порту Гибралтара.

Когда к нему явился Добсон, маркиз первым делом спросил:

– Все в порядке?

– Все, милорд. Ничего не поломалось и не разбилось, кроме нескольких тарелок на камбузе, – заверил его Добсон, – да еще бокала, который ваша милость оставили в салоне.

Маркиз засмеялся. Он знал, что Добсон любил подлавливать его на таких промахах.

– Это была небрежность со стороны стюарда, не заметившего его там, – сказал он с притворной суровостью.

– Вы оставили его на полу у кресла, в котором вы читали, милорд, – сказал Добсон. – А он привык иметь дело с джентльменами, которые ставят бокалы на стол.

Маркиз никогда бы не стерпел такой дерзости ни от кого другого, кроме Добсона. Но Добсон знал его, когда он еще не был важной персоной, и они вместе бывали в разных передрягах. Поэтому он и позволял ему вольности, недопустимые при других обстоятельствах.

Позднее в этот день, когда маркиз спустился переодеться к обеду, Добсон сказал:

– Засов на двери каюты рядом с вашей, милорд, должно быть, закрылся во время качки.

Выждав несколько мгновений, он продолжил:

– Плотник пытался его открыть, однако ничего не вышло. Можно сломать замок, но тогда он поцарапает свежую краску.

– Так пусть ничего и не делает! – резко сказал маркиз. – Если засов заело во время шторма, он может сам вернуться в прежнее положение. Мы ведь не пользуемся этой каютой?

– Я разложил там в гардеробе кое-какие вещи вашей милости, – отвечал Добсон.

– Их у меня полно, – сказал маркиз с усмешкой, – и если это единственное, что вас заботит, я очень признателен.

Маркиз знал, что капитан так же доволен, как и он: «Морской конек» великолепно выдержал шторм. Теперь они зашли в более спокойные воды, оставив позади холода и ветры.

Этим вечером маркиз снова прекрасно поужинал. После ужина, как и накануне вечером, он посмотрел в словаре несколько фраз на урду, которые могли быть ему полезны в Сиаме.

Маркиз пришел к выводу, что это очень сложный язык. Он знал его немного, но ему никогда не случалось пробыть в Сиаме достаточно долго, чтобы выучить больше. Однако всегда и во всем стремившийся достичь совершенства, он имел твердое намерение приложить к этому все усилия.

Когда он начал читать «Историю буддизма», то подумал, что ему неплохо бы найти учителя. Хотя он сомневался, что у него это получится, ведь ему не придется провести в стране много времени.

Было уже поздно, когда он спустился к себе. Добсон вышел, и он уже собрался лечь, но обнаружил, что оставил «Историю буддизма» в салоне наверху. Маркиз протянул было руку за колокольчиком, но потом подумал, что может сходить за книгой сам.

Он надел теплый халат, лежавший в изножье кровати. Осторожно пройдя по коридору – яхту еще слегка покачивало, – он поднялся в салон.

Книга лежала там, где он ее оставил. Сунув ее под мышку, он постоял какое-то время, глядя в темноту. Грозовые тучи исчезли, и небо было усеяно яркими звездами. Он хотел выйти на палубу и полюбоваться ими, но знал, что там будет очень холодно. Маркиз уже разделся и не хотел заполучить простуду, которая могла дать осложнения на почки.