Прошлая ночь была особо тяжелой, так как я никогда не имел дело с больным ребенком. Женевьева подумала, что будет хорошо, если я возьму на себя инициативу в лечении Хлои. Если дочь будет проводить время у меня, мне нужно знать, как о ней заботиться и в болезни, и в здравии.

В основном, Хлоя лишь хотела, чтобы я держал ее за руку и читал ей. У бедняжки из ушей выходил гной и поднялась температура. Я чувствовал себя беспомощным, так как практически ничего не мог сделать, чтобы облегчить ее состояние, кроме как быть с ней. Она привыкала ко мне все больше с каждым днем. Это доказывало, что между отцом и ребенком существовала некая природная связь.

Слава Богу, Сорайя все понимала. Я скучал по ней, как сумасшедший. У меня начиналась серьезная ломка. Как бы сильно я ни любил проводить время со своей дочкой, сегодня мне нужно было увидеть мою девушку. Необходимо было почувствовать ее киску вокруг своего члена. Мне нужно было взять в кулак ее сексуальные черные волосы. Мне нужно было услышать звуки, которые она издает, кончая, когда я внутри нее. Черт… Мне нужно было сказать ей раз и навсегда, как сильно я ее люблю.

Удача была на моей стороне, так как Хлоя чувствовала себя лучше. Антибиотики начали действовать. Поужинав с ней пораньше, я направился прямо к Сорайе. Я собирался послать машину и привезти ее ко мне, но она предпочла, чтобы я пришел к ней. Я пошутил, что буду счастлив кончить, где бы она ни захотела сегодня.(Примеч.: игра слов: come — в пер. с англ. прийти, кончить).

Когда Сорайя открыла дверь, я немедленно прижался лицом к ее шее, вдыхая аромат ванили. От этого запаха я практически опьянел.

— Я чертовски сильно скучал по тебе, — сказал я у ее кожи. — Как ты могла стать еще прекраснее?

Для меня было облегчением увидеть, что концы ее волос все еще были синими. Подходящее по цвету платье обтягивало ее вздымающуюся грудь. Как бы я ни хотел сорвать это платье и присосаться к сладким соскам, я настолько же сильно скучал по ее улыбке, смеху, ее резкому поведению. Несмотря на то, что мы недолго были порознь, погрузившись в отцовство, я почувствовал себя, будто на другом краю мира от не менее важной части моей жизни. Я любил дочь, но мой дом был с Сорайей.

Опуская ладонь по ее спине, я спросил:

— Ты голодна?

— Нет. Ты упоминал, что поужинал с Хлоей, так что я перекусила.

Казалось, ее что-то беспокоит.

— Тебя что-то беспокоит?

Она заколебалась.

— Нет.

— Чем бы ты хотела заняться сегодня? Мы могли бы выпить, посмотреть кино, все, что хочешь.

— Мы можем просто остаться здесь?

— Знаешь, я никогда не буду жаловаться, получив тебя в свое полное распоряжение.

— Как Хлоя сегодня себя чувствует?

— Ей намного лучше. Доктор дал ей пенициллин, и боль в ушах значительно спала.

— Я так рада это слышать.

Бросив взгляд на раковину, я заметил там два использованных бокала вина. По телу прокатилась волна адреналина.

Два бокала? Кто, черт возьми, тут был?

— У тебя были гости?

Ее лицо покраснело.

— Эм… вообще-то, отец заходил.

Несмотря на облегчение от объяснения, меня беспокоил тот факт, что она мне не рассказала об этом.

— Правда?..

— Ага. Он вчера пришел без предупреждения.

Мое сердце болезненно сжалось, так как я знал: при нормальных обстоятельствах Сорайя рассказала бы мне об этом. Ей, должно быть, было тяжело его видеть. Даже зная ответ, я все равно спросил:

— Почему ты не сказала мне об этом?

— Ты был с Хлоей. Я не хотела тебя беспокоить. В любом случае, все прошло хорошо. Мы просто поговорили. Все было не так плохо, как я себе представляла, особенно после того, как покинула его дом в тот день.

— Что он тебе сказал?

— Знаешь, что? Я не хочу тратить этот вечер на пересказ. Отец и я… у нас все хорошо. Это был нормальный визит.

— Ты уверена, что не хочешь поговорить об этом?

— Уверена.

— Ладно. — Я притянул ее к себе и прижался лбом к ее лбу. — Знаешь, о чем я думаю? Может, съездим в Италию в отпуск. Я хочу поцеловать землю страны, которая подарила мне тебя. Я никогда там не был. Мы могли бы посетить Амальфитанское побережье. Как думаешь?

— Я уверена, Италия прекрасна.

— Ты не ответила на мой вопрос. — Я отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты не кажешься воодушевленной, как я думал. Нам не обязательно ехать туда. Мы можем поехать в другое место.

Сорайя обхватила ладонями мое лицо и сказала:

— Ты потрясающий. Я была бы счастлива поехать куда-нибудь с тобой. — Но она не улыбалась, когда говорила это.

Какого черта?

— Все в порядке? Ты кажешься подавленной. Ты уверена, что отец тебя не расстроил?

— Я в порядке.

— Я тебе не верю.

Она замолчала, и это начинало меня серьезно беспокоить.

— Ты знаешь, что можешь сказать мне все, ведь так? Я знаю, что вся эта ситуация с Женевьевой и Хлоей непроста для тебя. Мне нужно, чтобы ты говорила со мной, когда тебя что-то беспокоит, не держи все в себе. Нет ничего, с чем бы мы ни справились, пока ты ничего не скрываешь от меня.

— Здесь не о чем говорить. Просто я сегодня не в духе. Можем мы просто прилечь?

Я вгляделся в ее лицо, прежде чем ответить:

— Конечно.

Несмотря на ее объяснение, пока мы шли в спальню, за нами следовало зловещее облако. Я развязал галстук. Пока расстегивал рубашку, Сорайя просто сидела на кровати, глядя на меня. Мне нравилось то, как она очаровывалась, наблюдая за тем, как я раздеваюсь. Но, если быть честным, было немного странно и непохоже на нее — просто так смотреть на меня. Она действительно была сама не своя сегодня.

Бросив рубашку на стул, я сказал:

— Ты не хочешь говорить, поэтому придется найти другой способ заставить тебя чувствовать себя лучше.

Она встала и подошла ко мне, потом медленно провела пальцем вокруг татуировки с ее именем на моей груди.

— То, что ты сделал это, так много значит для меня. Не могу передать, насколько.

— Ты значишь для меня так много. Ты вернула меня к жизни, Сорайя. Это было меньшее, что я мог сделать, чтобы выразить свои чувства. Это показывает, что ты всегда со мной, даже когда физически мы не можем быть вместе из-за работы или Хлои. В итоге, зная, что ты со мной, прикрываешь мою спину, это помогает мне со всем справляться.

Сорайя продолжила смотреть на татуировку, а затем спросила:

— Ты займешься со мной любовью?

— Что-то не припомню, чтобы раньше у нас с этим были проблемы.

— Нет, но я хочу сегодня сделать это медленно. Наслаждаться этим.

— Я могу и медленно.

Секс не мог решить все проблемы, но я был чертовски уверен, что попробую вытрахать это уныние из нее. Я собирался показать ей своим телом, как сильно я ее любил, что не было ничего, с чем бы мы не смогли справиться, пока мы вместе буквально и фигурально.

Она потянулась и начала целовать меня страстно, даже почти отчаянно. Когда мы упали на кровать, она крепко держала меня за шею, притягивая меня к себе, пока широко раздвигала для меня свои ножки.

— Пожалуйста, — умоляла она.

Увидев ее такой обнаженной и раскрытой, мне тут же пришлось напомнить себе, что она попросила двигаться медленно, так как в этот момент я лишь хотел растерзать ее киску.

Когда я вошел в нее, она издала самый прекрасный вздох в мое ухо. Двигаясь внутрь и наружу медленно и напряженно, я понял, что на самом деле была разница между чистым необузданным трахом и страстным занятием любовью. Необходимо быть по-настоящему влюбленным в кого-то, чтобы достичь такого. А я, определенно, был так влюблен в Сорайю, как никогда раньше. Пришло время сказать ей.

Погрузившись в нее и пытаясь не раздавить ее весом своего жаждущего тела, я прошептал ей в ухо:

— Я так сильно тебя люблю, Сорайя. — Выходя из нее и врываясь вновь, я повторял: — Я люблю тебя.

Она ответила, просто крепче сжав меня, выгибая бедра и направляя мое тело. Я так сильно хотел услышать эти три слова в ответ. Вместо этого она молчала, пока я не почувствовал влагу на своем плече.

Она плакала.

— Малышка, что случилось?

Мое сердце колотилось в груди. Может, мне просто показалось, что она со всем хорошо справляется?

Когда я замедлил движения, Сорайя пробормотала:

— Не останавливайся, Грэхем. Пожалуйста, не останавливайся.

Разочарованный ее скрытностью, я ускорил темп, трахая жестче, чем собирался. Она вскрикнула от удовольствия, ее мышцы ритмично сжимались вокруг моего члена, и я кончил так сильно, высвобождаясь внутри нее.

Лежа плечом к плечу, мы тяжело дышали, восстанавливая дыхание.

Сорайя смотрела в мои глаза так долго, будто пыталась подобрать слова. То, что она, в конце концов, сказала, практически убило меня.

— Твое имя, может, и не вытатуировано на моей груди, но оно навсегда останется в моей душе. Я провела больше двадцати лет, считая, что не способна на любовь. Спасибо, что доказал обратное. Ты изменил мою жизнь.

Даже если она не произнесла те три слова, которые я надеялся услышать, во многих смыслах, это значило даже больше.

Той ночью мы занимались любовью еще три раза, каждый еще более напряженный, чем предыдущий. И когда Сорайя, наконец, заснула в моих объятиях, я не мог уснуть от плохого предчувствия.

* * *

На следующей неделе стало ясно, что я не зря беспокоился. Сорайя каждый вечер придумывала различные отговорки, почему не может со мной встретиться.

Ее сестре нужна была помощь с переездом.

Ее мама хотела пойти по магазинам.

У нее были планы с Тигом и Делией.

С каждым днем страх усиливался, когда я вспоминал нашу последнюю встречу, которая, несмотря на чувственность и страстность, также включала в себя странное поведение Сорайи.