Это, как оказалось, целая наука. Чтобы максимально продуктивно провести свое время, самым мудрым решением было передвигаться группами, избегая встреч один на один, и не витать в облаках. Имена раскидывались, как конфетти. Знакомства были быстрыми. Разговоры прекращались резко, едва успев начаться.

– Приятно познакомиться. Думаю, еще пересечемся?

– Да, конечно.

– Круто.

– Пока.

Я отступила от правил только однажды, чтобы поболтать на вечеринке с русской девушкой в надежде, что мы могли бы подружиться, поскольку у нас было так много общего. Но она быстро извинилась, сказав, что такое общение – только мы вдвоем – не в ее интересах.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы застрянем в нашем восточно–европейском пузыре вместо того, чтобы общаться с американцами и становиться более похожими на них. Ведь мы здесь именно для этого, правильно?

Правильно. За исключением того, что я не видела необходимости становиться кем-то еще и хотела проводить время с интересными мне людьми – неважно, американцами или нет.

К сожалению, поблизости не было единственного человека, с которым я до смерти желала встретиться. Он внезапно ворвался в мою жизнь и покинул ее, не сказав ни слова, и его цветок теперь был единственным (и быстро вянущим) доказательством того, что он существовал на самом деле. Учитывая, что в Принстоне больше семи тысяч учащихся, шансы случайно с ним столкнуться были ничтожны. И все же, куда бы я ни пошла, часть меня предвкушала его появление.

Концерт прошел успешно, и Доннелли пригласила меня в воскресенье на ланч, чтобы отпраздновать рецензию, которая должна была появиться в номере «Вестника Принстона» в понедельник. Доверенный источник, как оказалось, дал ей ознакомиться с предварительным вариантом.

– Послушай только. – Она открыла желтую папку еще до того, как мы отправились в ресторан. «Иностранные таланты – это всегда глоток свежего воздуха, но в прошлую пятницу студентка из Болгарии стала для всех просто кислородным баллоном». Звучит так, будто это сказал Нэйт. На самом деле, я бы не удивилась, если бы это написал один из его многочисленных фанатов.

– У профессора Уайли есть фанаты?

– Он тот еще рок–звезда. Ты не знала?

Я закачала головой, пристыженная тем, что так и не нашла времени почитать в сети о своем наставнике.

– Ты должна послушать его игру на электрогитаре, это расширит границы того, что ты когда-либо слышала о музыке. Естественно, студенты обожают его. И тебе крупно повезло, что он решил взять тебя к себе.

Я была того же мнения. Концерт был тому доказательством. Но еще он доказывал, что Уайли видел во мне своего нового любимчика, и мне было страшно от того, как далеко он готов зайти в «поиске концертов» для меня. Или что произойдет, если в один прекрасный день он поймет, что переоценил меня.

Я сказала Доннелли, что благодарна им обоим.

– Не за что. Но это была просто разминка, дорогая. Настоящим испытанием станет Нью-Йорк. Нэйт уже дергает за ниточки, чтобы ты оказалась там, хотя это далеко не слэм-данк. – Мое озадаченное лицо заставило ее рассмеяться. – Это значит «дело верное». Не фанат баскетбола, верно?

– Я не очень дружу со спортом.

– Что ж, здесь будет по-другому. Тут все увлекаются спортом. Кроме того, тебя и наших спортсменов объединяет одна общая черта: ты можешь не волноваться об оценках. На первом месте фортепиано, в университете относятся к этому с пониманием.

– С пониманием… то есть будет меньше занятий?

– Нет, скорее в виде более гибкого учебного плана. Есть более легкие курсы, единственная цель которых дать студентам вроде тебя передохнуть: физика для поэтов, горные породы для качков. Они должны дотянуть тебя до требуемого научного уровня, если только ты не ненавидишь геологию.

Мне хотелось спросить, что значит «студентам вроде меня», ведь я не была качком, но мы уже подошли к ресторану. Место оказалось куда более дорогим, чем я ожидала. Его стеклянные стены выходили прямо на тротуарное патио улицы Нассау – главную торговую и ресторанную артерию, которая отделяла северную часть кампуса от Принстонского городка. И снова я пожалела о том, что не провела хотя бы малейшего интернет–исследования. Когда в своем письме Доннелли упомянула ланч в гриль–баре «Синяя Точка», я была сбита с толку названием, не зная, что в Америке слово гриль означает высококлассную атмосферу и тридцатидолларовые закуски. Она, конечно, чувствовала себя комфортно в коричневом брючном костюме с коралловой брошью, приколотой к лацкану, тогда как я, насупившись, надеялась, что мои черные джинсы и водолазка смогут сойти за стильный университетский наряд.

– Миссис Доннелли! Мы начали беспокоиться, что на этой неделе вы о нас забыли.

Официант показал нам наш столик и, пока эти двое обменивались любезностями, я пыталась разобраться в меню. Это были дебри из блюд с морепродуктами, в которых упоминалось не меньше десятка видов рыб, о которых я раньше даже не слышала. Когда Доннелли заказала сибаса, я тоже изъявила желание его попробовать.

Официант усмехнулся, глядя на меня.

– Могу я заинтересовать вас нашими замечательными аппетайзерами?

– Прошу прощения?

Доннелли почувствовала, что мне нужна помощь.

– Хочешь суп или салат, дорогая?

– Нет, горячего будет вполне достаточно, спасибо.

Видимо, чтобы перестать упражняться в смущении за обедом, мне понадобится еще немало походов в ресторан в Америке. К счастью, Доннелли, похоже, ничего не заметила. Ей нравилось место, которое она называла «еженедельной слабостью», но мне было трудно поверить, что она может позволить себе ходить сюда так уж часто. Дома моя семья ходила в дорогие рестораны только по особым случаям – два, может быть, три раза в год. Многие другие семьи могли позволить себе это еще реже.

– Итак, на чем мы остановились? – Она развернула салфетку и положила себе на колени – еще один американский обычай. – Ах, да, занятия и оценки. Основная задача – набрать не меньше среднего общего балла. Не обязательно самый высокий, главное не меньше среднего.

– Мне нужно больше, чем средний балл, чтобы продолжать получать материальную помощь.

– Это последнее, о чем тебе стоит волноваться, особенно с такими отзывами, как тот, что ты получила. С другой стороны, есть небольшая проблема с твоей работой по кампусу. Я слышала, они назначили тебя в обеденный зал на две ночи в неделю?

– Я не боюсь работы.

– Вопрос не в этом. Есть определенное количество часов в сутках, и ты не можешь заниматься мытьем посуды, в то время как могла бы практиковаться в игре на фортепиано. Ты с кем-нибудь об этом говорила?

– В письме о назначении пособия говорилось, что это обязательно для всех, без исключений.

Она нахмурила брови, сняла жакет и закатала рукава бежевой блузки, как будто готовясь к сражению с едой, которая еще даже не была подана.

– Во-первых, не для всех – только для тех, кто не может платить самостоятельно. А во–вторых, всегда есть исключения. В любом случае, вся эта затея абсурдна.

– Почему? – Я не видела ничего абсурдного в зарабатывании карманных денег, особенно если они нужны.

– Потому что у кое-кого был прекрасный замысел, который перевернули с ног на голову. Думаешь, с той кучей денег, которую они дают тебе каждый год, одна или две тысячи сыграют роль?

– Возможно, нет.

– Абсолютно точно нет. Суть не в деньгах. Главное – это трудом научить смирению там, где книги этого сделать не могут, по крайней мере, это то, о чем мы трубим во всех наших буклетах. Но я не понимаю, как мы этого добьемся, если дети, которые учатся благодаря финансовой помощи, подают еду своим более обеспеченным сокурсникам. В любом случае, занятия будут более полезны.

Для меня это была новая точка зрения. Я всегда принимала как должное, что в Принстоне будут богатые студенты, и что я им не ровня. По крайней мере, по уровню благосостояния.

– Как бы то ни было, я посмотрю, что можно сделать. К сожалению, семестр уже начался и Офис финансовой помощи, возможно, не пойдет мне навстречу. Но не позднее, чем к весне, мы должны это исправить. – Она говорила так уверенно, что мне стало интересно, было ли что-нибудь, что она не могла исправить, приложив к этому все усилия. – Как тебе сибас?

Еду только-только принесли, и я пробовала первый кусочек.

– Вкусно, напоминает то, как готовит моя мама. За исключением аромата, который я не могу разобрать. Это точно не тимьян.

– Это розмарин. – Она наслаждалась блюдом, закрыв глаза от удовольствия. – У меня дома есть сад, и единственная трава, которую я люблю использовать только свежей, это розмарин.

Розмарин. Или тимьян. У всех нас есть растение, которое напоминает о доме.

– Теперь давай обсудим занятия. Нам нужно кое-что переставить. – Она достала из сумки расписание, и красная ручка начала порхать по странице, обводя несколько ячеек. – Эти занятия по литературе тебе не нужны. Они читают по книге в неделю, и это съест слишком много твоего времени. – Быстрое "Х" на трех ячейках избавило меня от избыточного чтения. – Нужно оставить композицию, но одного занятия музыкой недостаточно. Я бы сказала, два, или даже три, чтобы как можно скорее улучшить твое резюме. Это также означает, что древнегреческое искусство или базовый французский нужно вычеркнуть.

Кончик ручки замер над расписанием понедельника, готовый вычеркнуть одно из занятий, как только я сделаю свой выбор.

– Профессор Доннелли, я не уверена насчет обмена.

Она пожала плечами.

– Без обмена не обойтись. Тебе будут полезнее языки, чем история искусств. Но у тебя уже есть болгарский и… какой у тебя второй язык? Русский, верно? Так что, если хочешь оставить вместо него искусство, то пожалуйста.

– Я имела в виду обмен этих предметов на музыку.

Ручка упала на стол.