Глава 22

Даже с такого расстояния виконт без труда узнал в паре, обнимавшейся у озера, Диану и Френсиса. Не ради ли его кузена она приехала? Если так, то он стал легкой добычей. Вид парочки вызвал у Джервейза приступ ярости, смешанной с тошнотой, но он не мог винить Френсиса. Чувственное тело Дианы и притворная нежность – этого было вполне достаточно, чтобы покорить любого мужчину.

Развернув коня, Джервейз снова стал носиться по поместью, пока ярость, поначалу неконтролируемая, не сменилась усталостью. Когда он наконец подъехал к дому, в стойле его ждал еще один удар.

Когда заводил коня в конюшню, Джервейз увидел сына. Мальчик заглядывал через загородку в стойло, потом повернулся и вопросительно посмотрел на отца. Эта встреча обещала быть по-своему столь же трудной, как и встреча с Дианой, но по крайней мере имелась и положительная сторона.

Отмахнувшись от подходившего к нему грума, виконт расседлал коня и повел в сторону Джоффри.

– Не хочешь помочь мне почистить Светлячка? – спросил он.

Мальчик кивнул и вслед за отцом вошел в стойло. Джервейз привязал Светлячка, взял пучок соломы и стал вытирать с коня пот и прилипшую грязь. Джоффри делал то же самое с другой стороны. Несколько минут оба молчали, потом Джервейз сказал:

– Я не очень знаю, что говорят при таких обстоятельствах.

Его сын издал тихий смешок.

– Я тоже, сэр.

И тут Джервейзу пришла в голову замечательная мысль. Он спросил сына про его пони и этим словно открыл шлюзы – разговор тотчас же наладился, и слова потекли сплошным потоком. Теперь им было друг с другом так же легко, как в те дни, когда Джоффри приезжал в поместье на Рождество.

Джервейз понял: ему следовало бы раньше догадаться, что мальчик старше шести лет, хотя он и был для своего возраста слишком маленький. Мысль, что этот сообразительный ребенок – его сын, наполняла Джервейза отцовской гордостью, хотя он-то не принимал никакого участия в его воспитании. Сколько бы у Дианы ни имелось грехов, она была хорошей матерью.

Под конец Джоффри затронул вопрос отношений между его родителями.

– Я часто думал о тебе, – сказал Джоффри. – Мама никогда о тебе не говорила. Ни слова.

– Наверное, тяжело было не знать… – пробормотал Джервейз, немного смутившись.

– Да, иногда, – кивнул сын. – Но я мог притворяться, что он был как лорд Нельсон, или доктор Джонсон, или Ричард Тревитик… или Бетховен.

Несколько озадаченный таким перечнем, Джервейз заметил:

– Реальность не так интересна, как фантазии…

– Реальность не так уж плоха, – отозвался Джоффри, глядя на отца своими огромными синими глазами.

Джервейз невольно улыбнулся. Как ни странно, ему было очень приятно услышать это заявление сына.

– Как ты относишься к Обинвуду теперь, уже зная, что когда-нибудь он станет твоим?

Джоффри вздрогнул и с удивлением взглянул на отца.

– Об этом я как-то не думал. Он ведь очень большой… – добавил мальчик восторженным голоском.

– Да, верно. Но у меня есть и другие поместья. Тебе еще предстоит привыкнуть к этой мысли. – Впрочем, Джоффри посмотрел на него с сомнением, и виконт добавил: – А пока думай обо всех лошадях, которые у тебя будут.

Оказалось, что на сей раз он нашел самые правильные слова. Сын радостно улыбнулся. Они почти закончили чистить коня, когда мальчик неуверенно проговорил:

– Мама сказала, что вы на нее очень рассердились…

Джервейз невольно нахмурился и, пристально глядя на сына, спросил:

– Это мама просила тебя со мной поговорить?

– Нет-нет. Она, наоборот, не велела мне это не делать. Но я хочу понять, что не так, почему вам совсем не было до нас дела.

Джервейз тяжело вздохнул.

– Видишь ли, Джоффри, я не знал, что у меня есть сын, потому что твоя мама мне об этом не сказала.

– Но вы же знали, что у вас есть жена, – упорствовал сын. – Как вы могли бросить маму?

Джервейз знал, что мальчику не понравится, если он плохо отзовется о его матери, но просто не мог говорить о Диане спокойно. Еще больше помрачнев, виконт спросил:

– А что она тебе про это рассказала?

– Сказала, что на самом деле вы не хотели ни на ком жениться. И еще сказала, что все делают ошибки и что я не должен вас винить. Так почему же вы вините ее?

Джервейз помедлил с ответом. Было ясно: Диана слишком умна, чтобы явно настраивать Джоффри против отца. Ее метод был гораздо тоньше – маска долготерпеливого и страдающего великодушия. И этому куда труднее противостоять.

– Знаешь, давай не будем говорить о твоей матери, – пробурчал Джервейз.

Джоффри открыл рот, собираясь возразить, но тут Джервейз совершил свой первый действительно родительский поступок.

– Не будем! – сказал он довольно резко.

Джоффри вздохнул и подчинился. Джервейз же накрыл Светлячка попоной, завязал тесемки и проговорил:

– Сейчас мне нужно идти в дом. Хочешь утром покататься верхом? У нас есть новый пони. Возможно, тебе будет с ним интересно.

– Да, сэр, я бы хотел, – вежливо ответил Джоффри, но было ясно, что его преданность всецело принадлежала матери.

«Что ж, неудивительно», – подумал Джервейз. Когда ему самому было восемь лет, он обожал свою мать, не зная и не понимая, что она чудовище. И сейчас он молился, чтобы крушение иллюзий его сына было не таким разрушительным, каким было когда-то крушение его собственных.


Диана одевалась к обеду особенно тщательно. Мадлен помогала ей надеть платье дымчато-розового шелка, и тут вдруг Диана заметила, что ее груди стали необычно чувствительными, но она решила не думать сейчас о том, что это означало. У нее было достаточно других поводов для беспокойства. Прическу они решили сделать изысканную. Мадлен собрала ее волосы высоко на макушке, чтобы открыть безупречное совершенство черт, но вместо перьев или лент она вплела в косы подруги бутоны роз.

Жемчужины, полученные от Джервейза, Диана отнесла ювелиру, и тот собрал их в прекрасное ожерелье, которое этим вечером она и надела. Матовый блеск жемчуга прекрасно гармонировал с нижней юбкой устричного цвета и привлекал внимание к мягким выпуклостям, видневшимся в глубоком декольте.

Когда Диана вошла в салон, почти все головы повернулись в ее сторону, а разговоры смолкли, – было очевидно, что выглядела она наилучшим образом. Но Диана все равно чуть помедлила на пороге – слишком много тут было незнакомых людей.

Внезапно вперед выступил Френсис Бранделин, с улыбкой подошел к Диане, взял под руку и стал представлять гостям. До ее появления они пили шерри перед обедом и непринужденно беседовали. Мужчин было больше, чем женщин, и некоторые являлись известными личностями: например, Каслри и Каннинг, – и на них все смотрели с восхищением. Но, к сожалению, тут находился и граф Везеул. Когда его представляли Диане, он насмешливо улыбнулся и поцеловал ей руку, и ее в этот момент едва не передернуло от отвращения. Она попыталась высвободить руку, но граф ее удержал, больно сжимая пальцы, и прошептал:

– Вы великолепны, шлюха!..

Он прошептал это так тихо, что никто, кроме нее, не услышал. Диана знала: француз надеялся, что она выкажет свой страх, – поэтому никак не отреагировала на оскорбление.

Тут Везеул наконец выпустил ее руку, и Диана с облегчением вздохнула. Френсис же, поспешивший увести ее подальше от Везеула, шепотом сообщил ей о дурной репутации француза. «Совершенно излишнее предупреждение», – с усмешкой подумала Диана.

Женщины представляли для нее испытание совсем иного рода. Конечно же, самым неприятным испытанием была злобная леди Хейкрофт. Что же касается лорда Сент-Обина, то он ее игнорировал, даже бровью не повел при ее появлении. К счастью, от светской пары никто и не ожидал особых нежностей, так что муж мог весь вечер ее избегать, и никто бы не подумал, что у них что-то неладно.

Но для Дианы поведение Джервейза было как холодный ветер с севера, и ей ужасно хотелось спрятаться в каком-нибудь укромном уголке, чтобы вволю поплакать.

За обедом ей, как и подобает, отвели место хозяйки дома в торце стола. Вероятно, Джервейзу такое расположение понравилось, потому что теперь их разделяла вся длина полированного стола красного дерева.

Обед казался бесконечным. Бесчисленные блюда появлялись и исчезали, лакеи то и дело предлагали вино, а два джентльмена, сидевших по обе стороны от Дианы, соперничали за ее внимание.

Диана мало говорила, зато с чарующей улыбкой слушала, и джентльмены ничего не имели против. На протяжении обеда она не раз чувствовала на себе взгляд Джервейза, а когда смотрела в его сторону, то всегда оказывалось, что его взгляд был обращен вовсе не на нее.

Обед был легким испытанием по сравнению со следующим раундом – когда дамы ушли в гостиную, а джентльмены остались пить портвейн. И даже самые доброжелательные из женщин были ужасно любопытны. Впрочем, почти все они были слишком хорошо воспитаны, поэтому не задавали вопросов о ее происхождении, но Диана все же чувствовала их любопытство и оценивающие взгляды.

Как ни странно, леди Хейкрофт сидела и лишь изредка бросала на Диану злобные взгляды. Когда к дамам присоединились джентльмены, стало ясно: она просто ждала момента, когда в появятся почти все гости.

– Леди Сент-Обин, а это правда, что вы были лондонской куртизанкой? – раздался вдруг громкий и отчетливый голос леди Хейкрофт.

И в тот же миг воцарилась полная тишина. Диана, разумеется, встревожилась, но не удивилась. Она предполагала, что ее мог выдать Везеул, а леди Хейкрофт, очевидно, была его союзницей. Джервейз стоял в ближайшей от нее компании мужчин, и в его сторону уже начали поглядывать. Диана, конечно же, сознавала: если она сейчас ответит неудачно, ее позор отразится и на нем. И тогда от едва ли сумеет ее простить…

Решив, что лучшая оборона – юмор, Диана вскинула подбородок и с беззаботным смехом ответила:

– Господи, где вы услышали такую глупость? Это еще более абсурдная выдумка, чем рассказы про сумасшедшую, сидящую под замком где-то в Шотландии. – Она бросила взгляд на мужа. – Вы были правы, мой дорогой. Мне следовало раньше присоединиться к вам. Слухи ходят просто поразительные…