– Нет, конечно! – с достоинством заявила Эдит. – С тех пор как огрела мужа кочергой в ту ночь, когда ушла от него, я ни на кого не поднимала руку. – Она скорчила гримасу. – Злобный старик не хотел, чтобы я уходила.

– Правда? – Мадлен вдруг захихикала. – Кажется, мы выпили более чем достаточно, потому что это звучит очень смешно. – Ты его убила?

– Нет-нет. – В голосе Эдит звучало сожаление. – Кочерга была недостаточно тяжелой.

– Он до сих пор жив?

– После того как я ушла, он нашел другую женщину, чтобы она о нем заботилась. Однажды ночью он забил ее до смерти, поэтому его повесили.

Мэдди ахнула – бесстрастный ответ Эдит ее мгновенно отрезвил.

– У каждой из нас троих есть свои секреты, связанные с мужчинами. Странно, что все они обнаружились почти одновременно.

Эдит кивнула, поджав губы.

– Я только надеюсь, что для Дианы все сложится так же удачно, как для нас с тобой.


Диана старалась держать себя в руках и сохранять спокойствие, но у нее это не очень-то получалось – унизительные слезы так и лились из глаз. Как она однажды сказала Джервейзу, она из тех, кто плачет, а не швыряется вещами. Было бы легче, если бы она могла на него сердиться, но она не могла. Признание в любви, которого Диана так ждала, сделало его очень ранимым, и те ужасные слова, которые он ей наговорил, были результатом его душевной боли. Сейчас Диана понимала: Джервейз легче принял бы ее признание, сделай она его до того, как он открыл перед ней сердце. Но легко быть мудрой, когда уже слишком поздно…

Изо всех сил стараясь перестать плакать, Диана села за письменный стол и посмотрела на письма, доставленные в ее отсутствие. Здесь были счета за ткани и обувь, бумага на оплату школы Джоффри, а также записка от Френсиса Бранделина, в которой он сообщал, что уезжает из города, но по возвращении зайдет к ней. И еще на столе лежал небольшой сверток, подписанный незнакомым почерком. Думая, что это какая-то вещь, которую она заказала и забыла, Диана развернула сверток – и замерла. Потом, почувствовав головокружение, на мгновение зажмурилась. В коробочке, обшитой изнутри бархатом, лежали оставшиеся жемчужины из ожерелья. Раньше Джервейз приносил их по одной. Диана могла только гадать, чем был этот подарок: знаком презрения или равнодушия. Она дрожащими руками закрыла коробочку и положила на край стола, потом взяла последнее письмо. Оно было из плотной бумаги кремового цвета, с печатью Сент-Обина.

С гулко бьющимся сердцем Диана сломала печать. Ее ждало разочарование: письмо было написано незнакомым почерком – тем же, что и адрес на посылке с жемчужинами. Вероятно, это писал секретарь виконта. Раньше Джервейз всегда писал ей сам. Это было приглашение на прием в Обинвуде, отправленное еще до их встречи в Йоркшире, то есть до того, как Джервейз сказал, что больше не желает ее видеть. И теперь приглашение лежало здесь, точно напоминание о том, что могло бы быть. Диана собиралась его смять, но потом передумала. Домашний прием означал, что будет много гостей, вероятно – и какие-то люди из правительства. Джервейз же говорил, что иногда приглашал в Обинвуд политиков. Мероприятие начнется в конце следующей недели, и, следовательно…

Диана задумалась, машинально поглаживая бумагу. Юридически она являлась виконтессой Сент-Обин, не так ли? Неужели Джервейз выставит ее из Обинвуда, если она приедет? Если бы они встретились наедине – возможно, но в присутствии гостей правила хорошего тона не позволят ему так поступить. И если она приедет на день позже, когда будет ясно, что другие гости уже собрались…

Диана смотрела прямо перед собой невидящим взглядом, ее разрывали противоречивые эмоции – искушение и страх. Она была готова бороться за Джервейза, сделать все возможное, только бы убедить его в том, что ее любовь не притворство, но для этого ей нужно было с ним встретиться.

Ей не пришлось долго раздумывать. Она твердо решила, что поедет в Обинвуд.

Глава 21

На следующее утро Диана позавтракала с Джоффри, потом взяла его в парк на прогулку верхом. Ей хотелось уделить сыну побольше внимания – она испытывала чувство вины, зная, что скоро снова уедет. Мальчик был счастлив, без умолку болтал, рассказывал ей о книгах, которые прочитал, и показывал, насколько лучше стал ездить верхом. Когда Джоффри сидел на коне, точнее – на пони, было очень хорошо видно, что он сын своего отца. Хотя не прошло и года с тех пор, как мальчик начал учиться верховой езде, он держался в седле с непринужденной грацией прирожденного наездника.

Передавая лошадей конюху, Диана украдкой наблюдала за сыном и спрашивала себя: что почувствовал Джервейз, узнав, что Джоффри его сын? Хотя виконт и отрицал это, Диана не сомневалась: как только у него появится время как следует подумать, он признает родство. По мере того как Джоффри и Джервейз все лучше узнавали друг друга, Диана наблюдала за ними с трепетом и надеждой; ей очень хотелось, чтобы они поладили, и она боялась, что этого не случится. Казалось, что Джоффри виконту нравится, но будет ли он ставить мальчику в вину ее воображаемое предательство? Диана надеялась, что нет, она знала, что по сути своей Джервейз человек справедливый. Но он был очень зол и расстроен, и Диана решила, что не позволит мужу приблизиться к сыну, пока не будет точно уверена, что виконт не сделает ничего дурного. Она стремилась дать сыну достойное положение в обществе – хотела, чтобы у него были и титул, и богатство, и власть, на которые он имел право по рождению и которые, она знала, он будет нести достойно. Но она не хотела, чтобы мальчик стал пешкой в войне между родителями, – она скорее отвезет его в американские колонии и вырастит одна.

Обычно Джоффри сам ухаживал за своим пони, но сегодня Диана велела ему передать животное помощнику конюха, чтобы они могли поговорить. Сын вопросительно посмотрел на мать, но послушно последовал за ней в утреннюю гостиную. Диана сняла перчатки и сказала:

– Джоффри, на следующей неделе я уеду на несколько дней. Извини, но эту поездку нельзя отменить.

Мальчик нахмурился.

– Можно мне с тобой?

Она покачала головой.

– Нет. Боюсь, что нет.

Она не хотела брать сына с собой – ведь между ней и Джервейзом могло произойти что угодно…

– Мама, но почему?

Как ответить на этот извечный детский вопрос? Пока Диана раздумывала, Джоффри с вызовом продолжил:

– Ты ведь поедешь к лорду Сент-Обину?

Диана и раньше подозревала, что обожание, с которым Джоффри относится к виконту, существовало бок о бок с ревностью к мужчине, занимавшему так много времени его матери. И сейчас вопрос Джоффри подтвердил ее подозрения. Диана решила держаться непринужденно. Сняв шляпку и жакет, она села и, внимательно глядя на сына, проговорила:

– Да, Джоффри, к нему. Очень жаль, что я должна так скоро снова тебя оставить, но эта поездка необходима.

Мальчик насупился, вздохнул, однако промолчал. Диана протянула к нему руку – и вдруг голова его начала запрокидываться в первой стадии припадка. Через несколько мгновений он упал на пол, его тело выгнулось дугой, а язык вывалился. Бросившись к нему, Диана опустилась рядом на колени; как всегда, когда у сына начинался припадок, ее охватил ужас. Она потянулась к нему, – но ее руки внезапно замерли. Она видела в жизни много припадков Джоффри, и этот выглядел как-то странно. Судорожные подергивания немного отличались от обычных. Диана схватила сына за плечи, немного приподняла и закричала:

– Джоффри, ты притворяешься?

Синие глаза мальчика, которые только что были закатившимися, посмотрели на нее виновато. Тело же его вовсе не казалось напряженным. Диана ужасно разозлилась на сына – как никогда в жизни. Перекинув через колено, она несколько раз шлепнула его по заду, хотя никогда раньше этого не делала. Джоффри завопил от возмущения и боли, а уже несколько секунд спустя мать с сыном обнимались и оба рыдали. Всхлипнув, Диана прошептала:

– Прости, мне не следовало тебя бить, но никогда, никогда больше так не делай. Можешь на меня кричать, швырять вещи, если есть такая потребность, но никогда, никогда не притворяйся, что у тебя припадок. Ты не знаешь, что со мной от этого делается. Это… нечестно.

Джоффри достал из кармана носовой платок, высморкался и сказал виновато:

– Я знаю, потому и сделал это. – Он натужно глотнул. – Мама, прости. Это был отвратительный поступок.

– Да, довольно-таки отвратительный. – Диана промокнула глаза носовым платочком и попыталась улыбнуться. – Думаю, если бы мы не хотели иногда делать что-то отвратительное, то были бы ангелами, порхали бы по небу на крыльях и играли на арфах.

Во взгляде Джоффри появился озорной блеск.

– На крыльях было бы забавно. Но там бы не было лошадей, правда?

– Думаю, что не было бы.

– Тогда я предпочитаю жить здесь.

Обмен шутками закончился. Внимательно посмотрев на сына, Диана мгновенно приняла решение. Она все равно должна была рано или поздно сказать Джоффри, что Джервейз – его отец. Разумеется, она собиралась сделать это позже, но, возможно, сейчас вполне подходящий момент. Мальчик, возможно, перенесет нынешнюю ситуацию легче, если узнает правду.

Диана обняла сына, чуть отодвинулась – теперь оба сидели на полу, опираясь спинами о диван, – и тихо проговорила:

– Я должна тебе кое-что рассказать.

Хоть она и приняла решение, подобрать нужные слова было не так-то просто. Немного помолчав, она сказала:

– Тебе ведь нравится лорд Сент-Обин?

Мальчик кивнул, и Диана сделав глубокий вдох, произнесла:

– Сент-Обин – твой отец.

Джоффри вздрогнул и, повернув голову, уставился на мать. При этом он молчал, и молчание затягивалось.

– Значит, я бастард? – произнес он наконец одеревеневшими губами.

– Нет-нет! – в испуге воскликнула Диана. Очевидно, ее сына учили в школе не только латыни и литературе. – Мы с ним муж и жена, и ты законный сын своего отца.