Когда над головой Везеула взорвалась последняя ракета, он остановился и посмотрел на темное небо, расчерченное полосами света. Глядя на угасающие полосы огня, он думал о Диане Линдсей, ее совершенной красоте и ее пренебрежении. Проклятье! Граф с неожиданной яростью стукнул по своей ладони золотой змеиной головой.


Когда Джервейз уходил от Дианы, уже занимался рассвет. Она оказалась права: Воксхолл был уже почти забыт, но эту ночь он будет помнить всегда – проживет ли еще неделю или целый век. Диана спустилась попрощаться с ним, и ее волосы с ароматом лилии цеплялись за щетину на его небритых щеках.

Потом она решительно сделала шаг назад: в ее глазах стояли слезы, но она высоко держала голову, отказываясь сказать хоть слово в попытке удержать его, не дать ему уехать. И ее мужество было достойно восхищения. А ведь если бы она умоляла его остаться… отказать ей было бы почти невозможно.

Этой ночью он совсем не спал, поэтому хорошо, что приготовления к отъезду были совсем простыми. Джервейз отдал распоряжения своему личному секретарю, а также помощнику в Уайтхолле, потом написал письмо своему адвокату, велев позаботиться о содержании для Дианы, если он не вернется. Джервейз сам толком не знал, почему его это заботило, ведь если с ним что-то случится, то Диана без труда найдет другого покровителя – возможно, даже такого, который сможет на ней жениться. Тогда ей не понадобятся его, Джервейза, деньги, но с их помощью он смог бы дать ей понять, что она была дорога ему, даже если он так и не смог произнести слова, которые она хотела от него услышать.

Днем у него выдался час свободного времени, и ему очень захотелось снова пойти к ней. Но нет, он не мог подвергнуть ни ее, ни себя еще одному прощанию. Вместо этого – почти против собственной воли и ненавидя себя за то, что делал, – виконт осуществил затею, о которой думал уже несколько месяцев.

Напротив дома Дианы, на другой стороне улицы, находилась небольшая, но весьма благопристойная аптека, и это было единственное торговое заведение в том квартале на Чарлз-стрит. Джервейз уже собрал сведения о владельце: это был человек осмотрительный и готовый сделать многое, если цена оказывалась подходящей. По роду своей деятельности аптекарь работал допоздна, и он тотчас узнал в виконте частого гостя, посещавшего дом напротив. Аптекарь и бровью не повел, когда ему предложили крупную сумму за то, чтобы следил, какие джентльмены будут заходить к прекрасной миссис Линдсей.

Глава 16

Джервейза не было уже почти три недели, и каждый день становился для Дианы настоящим испытанием. И ее состояние отнюдь не облегчалось тем, что Джоффри постоянно говорил о лорде Сент-Обине, верховой езде, а также спрашивал, когда виконт вернется. По ночам Диана сжимала в руке маленькую латунную статуэтку богини Лакшми и готова была молиться любому богу, который услышал бы ее просьбу и вернул ей Джервейза.

К счастью, было начало лета, а в такое время года легче переносить одиночество и неизвестность. В день летнего солнцестояния Диане исполнилось двадцать пять лет, и домашние устроили в ее честь вечеринку – Эдит испекла нежные, таявшие во рту пирожные, а Мадлен подарила ей прекрасную музыкальную шкатулку в форме соловья. Джоффри же подарил шарф и букетик цветов. Шарф идеально подходил ей, так что, вероятно, его выбрала Мадлен, а цветы в букете были немного вразнобой – по-видимому, мальчик выбирал их сам. Диана крепко обняла всех троих – что бы она делала без сына и подруг!

Утро следующего дня встретило ее ясным ярко-голубым небом – летний день был такой, какие на сырых Британских островах выпадают всего несколько раз в году. В такой чудесный день легко было поверить, что скоро вернется полный страсти Джервейз и будет так же рад ее видеть, как она его.

Диана предложила Джоффри пойти вместе с ней на рынок, и мальчик с радостью согласился. Она взяла корзинку и составленный Эдит список покупок («Если найдете малину, купите несколько кварт, и я сделаю заготовки… Проверьте, чтобы курица была молодая»…). После того как они наняли кухарку-француженку, Эдит все равно не позволила полностью отстранить ее от кухни.

Джоффри был в приподнятом настроении и непринужденно лавировал между пешеходами и экипажами как настоящий лондонец. Диана смотрела на него и радовалась. За последние полгода припадков у него было меньше, и иногда она даже осмеливалась мечтать, что они с возрастом пройдут совсем. Пока они шли к рынку, Джеффри смеялся и болтал, прыгая взад-вперед, – таким образом получалось, что он покрывал вдвое большее расстояние, чем Диана. Подходя к рынку, мальчик задал вопрос, который задавал по меньшей мере раз в неделю:

– Мама, как ты думаешь, лорд Сент-Обин скоро вернется?

– К сожалению, Джоффри, я не знаю. Он может вернуться и завтра, и через месяц, и… – Диана вдохнула и сказала то, чего до этой минуты никогда не произносила: – А может быть, никогда не вернется.

– Никогда? – Джоффри в испуге посмотрел на мать. – Но почему он не захочет вернуться?

– Дело не в том, что не захочет. – Диана снова вздохнула. – Но это его путешествие очень опасное… Бывает, корабли тонут… Случается и всякое другое… К тому же идет война, – добавила она.

Джоффри ненадолго задумался, потом спросил:

– Ты собираешься выйти за него замуж?

Не зная, что сказать, Диана ответила вопросом на вопрос:

– А почему ты спрашиваешь?

Она в очередной раз вздохнула. Ведь если мальчику приходили в голову такие мысли… Ох, это могло означать только одно – начинались сложности. Именно те, которых она давно уже опасалась.

Джоффри пнул ногой камешек на мостовой и в задумчивости проговорил:

– Когда мы были в Обинвуде, вы почти все время проводили вместе…

Диана опасливо взглянула на сына. Интересно, знал ли он, насколько много времени они проводили вместе. Но Джоффри, похоже, не понимал, о чем сейчас думала его мать.

– Мне показалось, что вы друг другу нравитесь, – добавил мальчик.

– Если люди друг другу нравятся, это не всегда приводит к браку, – сказала Диана, тщательно подбирая слова, и, не удержавшись, спросила: – А ты бы хотел, чтобы лорд Сент-Обин был твоим отцом?

Джоффри нахмурился, надолго задумавшись. Наконец, пожав плечами, ответил:

– Не знаю…

– Но он ведь тебе нравится?

– Да, но… – Джоффри внезапно остановился, чтобы погладить дружелюбную дворняжку.

Собака заскулила и прижалась к его ноге. Мальчик с надеждой посмотрел на мать, но та строго сказала:

– Нет-нет, нам ни к чему еще одно животное в доме. К тому же у этого пса, наверное, уже есть собственный дом. Он выглядит вполне сытым. Взгляни на него.

Джоффри потрепал собаку по ушам и пошел дальше. Пес сел на мостовую и стал смотреть мальчику вслед. А тот, немного помолчав, продолжил свою мысль:

– Лорд Сент-Обин очень мне нравится, но ты уделяешь ему слишком много внимания, когда он рядом.

И опять Диана не знала, что сказать. Впрочем, она с самого начала понимала, что может возникнуть ревность, поэтому старалась, чтобы сыну доставалась справедливая доля внимания. Но мальчика растили три обожавшие его женщины, и он, вероятно, обижался, когда про него хоть ненадолго забывали. Взяв сына за руку, Диана проговорила:

– Джоффри, мне очень жаль, что ты именно так все это чувствуешь. Я хорошо отношусь к лорду Сент-Обину, но это никак не связано с тем, как я отношусь к тебе, это совершенно разные вещи. И даже тысяча лордов Сент-Обинов не уменьшат мою любовь к тебе. – Решив, что сейчас самый подходящий момент затронуть другую проблему, она добавила: – И то же самое будет, если у меня когда-нибудь появятся другие дети. Ты мой первенец, и никакой другой сын или дочь никогда не смогут занять твое место.

Мальчик поднял взгляд на мать, крепко держась за ее руку, однако промолчал. Вероятно, для таких разговоров он был еще слишком мал.

Они уже подошли к рынку, когда вдруг раздались громкие голоса. Джоффри тотчас отпустил руку матери и подбежал к небольшой толпе, собравшейся неподалеку. Что-то в голосах людей и сына насторожило Диану. Подобрав юбки, она поспешила к нему. Оказалось, что зеваки собрались вокруг продавщицы яиц, у которой случился припадок эпилепсии. Женщина средних лет корчилась на земле, ее тело выгнулось дугой, язык вывалился, а из горла неслись нечеловеческие хрипы. В самом начале приступа она сбила с прилавка корзинки с яйцами, и сейчас лежала среди разбитой скорлупы, ярко-желтые желтки растеклись по земле и оставили пятна на ее скромном сером платье. Какой-то мужчина, стоявший рядом с ее прилавком, кричал людям, чтобы они отошли подальше, и время от времени тихо ворчал:

– Это скоро пройдет, скоро пройдет…

Но люди по-прежнему смотрели на несчастную – кто с любопытством, кто с жалостью, кто с отвращением. Взглянув на женщину, Диана повернулась к сыну. Лицо Джоффри выражало ужас и отвращение, а губы его дрожали. Внезапно мальчик повернулся и бросился бежать по запруженной людьми улице и, казалось, будто ничего перед собой не видел. Диана тотчас бросилась за ним, но смогла догнать только через два квартала – да и то лишь потому, что Джоффри не хватило дыхания, ведь мальчик на бегу то и дело всхлипывал. Остановившись напротив кондитерской, он с жадностью хватал ртом воздух, и по его лицу струились слезы. Бросив корзинку, Диана опустилась рядом с ним на колени и обняла его, пытаясь успокоить.

– Это… это… – Ему все еще было трудно дышать. – Это то же самое, что бывает со мной?

Диана медлила с ответом, наконец сказала:

– Да, то же самое.

Джоффри яростно помотал головой.

– Нет-нет! О, это ужасно. Все равно что быть животным… Неудивительно, что они так на нее пялились… – Пытаясь сдержать слезы, мальчик уткнулся лицом в шею матери. – Это несправедливо! Что я сделал плохого? Почему Бог сотворил меня таким?

Диана крепко обняла сына – увы, она больше ничего не могла сделать. Она прекрасно понимала состояние мальчика. Увидеть эпилептический припадок впервые – это потрясение, но гораздо хуже сознавать, что и сам можешь выглядеть так же. Тихо вздохнув, Диана пробормотала: