Мэри Патни - Самая желанная

– Но ведь виконт не подтвердил этот слух, – продолжала Мадлен. – И если бы жена действительно существовала, то он скорее всего сказал бы тебе об этом на всякий случай – чтобы ты не вынашивала мысли о браке.

– Не фантазируй, Мэдди, – пробурчала Диана. – И вообще, у нас с ним чисто деловые отношения, – добавила она, и при этом рука ее, лежавшая на прилавке, задрожала.

И тут Мадлен вдруг накрыла ее руку ладонью и шепотом спросила:

– Ты в него влюблена?

Диана потупилась, чтобы не встречаться взглядом с подругой, потом нетвердым голосом ответила:

– Думаешь, я совершу такую ошибку после того, как ты мне очень подробно объяснила, почему куртизанке не следует влюбляться в своего покровителя?

Мадлен покачала головой:

– Это не ответ.

– Да и что я знаю о любви? – Диана попыталась улыбнуться. – Мне ведь только совсем недавно стало известно о том, что такое похоть.

Мадлен в очередной раз усмехнулась.

– Эти две вещи, знаешь ли, связаны между собой. Поскольку ты больше ни с кем не встречаешься… В общем, я уверена: если ты еще в него не влюбилась, то скоро влюбишься. Поэтому отвечай: когда он попросит твоей руки, ты примешь его предложение?

Диана долго молчала, а когда наконец заговорила, голос ее дрожал.

– Может, все как-нибудь образуется… – Она вздохнула и добавила: – Но я не знаю, как именно.

Декабрь выдался необычно сухим – не было ни снега, ни дождя, – и поездка в Уорвикшир особых неудобств не доставила. Лорд Сент-Обин предоставил им свой роскошный экипаж и снабдил в дорогу нагретыми кирпичами – для тепла – и корзинкой с деликатесами, а сам уехал в Обинвуд тремя днями раньше – якобы для того, чтобы сделать какие-то дела. Диана подозревала, что это был просто предлог избежать поездки в одном экипаже с тремя женщинами и ребенком. И она его не винила. Долгий день в тряском экипаже с Джоффри подействовал бы на нервы любому.

Джоффри, постоянно находившийся в приподнятом настроении, то и дело смотрел в окно и непременно заглядывал в конюшни, когда они делали короткие остановки на почтовых станциях. Когда опустились ранние зимние сумерки, Диана ненадолго задремала в углу кареты; она уже сомневалась, что поступила разумно, взяв мальчика в Обинвуд. Не совершала ли она ошибку, позволяя сыну и Джервейзу лучше познакомиться друг с другом? Джоффри знал только ласковое к себе отношение, и его же будет ожидать от хозяина дома. Она, конечно, не позволит сыну постоянно путаться под ногами, но ведь во время этого визита пути мальчика и виконта все равно будут частенько пересекаться… В ту ночь, когда Джервейз познакомился с Джоффри, он был благожелателен к нему и терпелив, однако трудно было представить, чтобы дела ребенка его очень заинтересовали. А если виконт все же проявит к мальчику интерес? Это может быть даже хуже. Джоффри очень не хватало отца, и он с радостью принял бы в этом качестве любого взрослого мужчину, который проявил бы к нему интерес. И тогда, если барьеры между ней и ее любовником окажутся непреодолимыми, Джоффри, возможно, будет очень переживать…

Диана тихо вздохнула. Хотя она и позволила событиям развиваться своим чередом, все равно всю последнюю неделю очень волновалась. Но ведь в таких случаях, как часто напоминала ей Мадлен, беспокойством ничего не добьешься, только морщины появятся.

Когда экипаж остановился перед Обинвудом, Диана едва удержалась от возгласа изумления – казалось, в этом огромном особняке мог бы поместиться не только их с Мэдди лондонский дом, но и добрая половина Мейфэра. Как сообщил ей виконт, первоначально Обинвуд был аббатством, и от тех времен многое сохранилось до сих пор – в том числе и галереи. При строительстве использовали светло-золотистый камень, и средневековый облик этого величественного строения казался необычайно романтичным.

Они выбрались из экипажа, Джоффри тотчас же взял Диану за руку: было очевидно, что мальчик немного оробел, оказавшись перед такой громадой.

Женщины принялись оправлять юбки, и тут по широкой лестнице спустился виконт, чтобы приветствовать гостей. Диана невольно им залюбовалась. Как красиво он двигался, как легко и уверенно… Во всем его облике сквозило достоинство, соответствующее его общественному положению. Неужели Мадлен всерьез полагала, что он мог рассматривать ее в качестве своей жены? Какая нелепость!

И вот он уже перед ней, склонился над ее рукой, а затем улыбнулся так, что у нее перехватило дыхание, и внезапно мысль, что он действительно к ней неравнодушен, перестала казаться такой уж абсурдной. Эта чудесная улыбка тронула его губы лишь на мгновение, а потом он обратился к другим гостям, приветствуя всех с безупречной вежливостью. Джервейз и Эдит официально никогда не встречались, и Диана заметила, что Эдит откровенно рассматривает виконта – как если бы разглядывала лошадь какой-нибудь редкой породы. Джоффри, к ее удивлению, не забыл о хороших манерах и не бросился к хозяину дома. Хотя, возможно, мальчик просто робел – как и при виде величественного особняка.

Парадный вход вел в огромный зал, выполненный в модном в середине восемнадцатого столетия псевдоготическом стиле в отличие от подлинной готики первоначального аббатства. Но и зал был великолепен – высоко над полом стояли в нишах барочные статуи святых, а в огромном очаге можно было бы зажарить целого быка.

Виконт предполагал, что гости захотят перед обедом отдохнуть с дороги, поэтому миссис Рассел, его экономка, проводила их в отведенные им комнаты. Джоффри и Эдит, как Джервейз и обещал, отвели детские покои – очень уютные комнаты, расположенные далеко от главных апартаментов. Мадлен и Диану также разместили на некотором расстоянии друг от друга, так что ни у кого не будет недостатка в уединении.

Роскошная комната Дианы, выдержанная в розовых тонах, встретила ее приятным теплом камина. Она со вздохом опустилась в обитое парчой кресло. Великолепие обстановки казалось ярким напоминанием о непреодолимой социальной пропасти между ней и Джервейзом. Физическое расстояние – совсем другое дело, его-то совсем не трудно преодолеть. Думая об этом, Диана услышала какой-то негромкий звук. Повернувшись, она увидела, что из алькова в дальнем углу комнаты вышел Джервейз. В первое мгновение она удивилась, потом улыбнулась – чего-то подобного и следовало ожидать. А он, молча остановившись перед ней, смотрел на нее так, словно она была любовью всей его жизни.

И тут он стремительно шагнул к креслу, в котором сидела гостья, и, обхватив ее лицо ладонями, воскликнул:

– Диана, как мне вас не хватало!

Он наклонился и поцеловал ее решительно и требовательно. Диана тихонько застонала – желание вспыхнуло тотчас же, и она мгновенно забыла обо всех своих безрадостных раздумьях. Более того, она уже не чувствовала усталости после утомительного путешествия по тряской дороге. Она ответила на поцелуй виконта, нисколько не сдерживаясь, со всей страстью.

– Мне ужасно хотелось взять вас прямо там, на мраморной лестнице, – с улыбкой пробормотал Джервейз. – Я бы рад запереть дверь и держать вас тут все две недели, – добавил он, расстегивая плащ Дианы.

Плащ соскользнул на пол, и Джервейз тотчас же развязал пояс ее скромного дорожного платья с высоким воротом.

Диана тоже улыбнулась.

– Может, сначала действительно запрем дверь, а про следующие две недели подумаем после? – Ей почему-то казалось, что в любую минуту в комнату может кто-нибудь войти.

Джервейз стремительно подошел к двери, повернул ключ в замке, после чего приблизился к любовнице.

Диана возилась с пуговицами на его бриджах – от лихорадочной спешки руки стали неловкими. Возможно, эта спешка имела и другую подоплеку – хотелось побыстрее убедиться в том, что в этом величественном особняке и для нее имелось место.

Джервейз раздевал ее гораздо ловчее, чем это делала бы ее горничная. Обнажив груди любовницы, он тотчас же припал к ним губами. В какой-то момент, внезапно отстранившись, он подхватил ее на руки и уложил на пол, на мягкий китайский ковер. Диана глухо застонала и приподняла бедра ему навстречу, едва лишь почувствовала прикосновение его губ к ее нежным складкам. Во всем этом не было никакой утонченности – одна похоть, требовавшая немедленного удовлетворения. Со стонами подаваясь бедрами навстречу любовнику, Диана думала лишь об одном – о том опьяняющем жаре, что охватил их обоих; все мысли об этом доме, о ее обязанностях и обо всем остальном вылетели из головы.

И только в тот момент, когда эхо ее последнего вскрика затихло, она вдруг подумала: «Как хорошо, что в соседних комнатах никого нет». Их тела были все еще слиты воедино, и она чувствовала, как колотится сердце Джервейза. Потом он, наконец, вышел из нее и улегся рядом. Его волосы растрепались, а на лбу в отблесках каминного пламени блестели капельки пота.

– Прошу прощения, – пробормотал Джервейз, когда его дыхание выровнялось. – Я собирался вести себя как гостеприимный хозяин и дать вам отдохнуть с дороги, но, увидев вас внизу… – Он умолк, виновато улыбнувшись.

Диана тоже улыбнулась.

– Ничего страшного, милорд. Вы чудесно исцелили меня от усталости.

Только сейчас Диана вдруг заметила, что Джервейз был почти полностью одет, в то время как она совершенно обнажена. Внезапно, почувствовав легкий сквозняк, Диана невольно поежилась. Заметив это, Джервейз потянулся к плащу, лежавшему рядом, и накрыл ее. Заглянув ему в лицо, Диана увидела, что он хмурится. Поцеловав его, она тихо спросила:

– Что-нибудь не так?

Джервейз долго не отвечал: казалось, думал о чем-то не очень приятном. Наконец, тихо вздохнув, проговорил:

– Вы стали для меня… чем-то вроде пристрастия. Чем больше я вами обладаю, тем больше хочу.

– И вам это не нравится?

– Я не хочу ни в ком нуждаться, – заявил виконт и умолк.

Диана задумалась. Что она могла на это ответить? Да и стоило ли отвечать? Приподнявшись, она села и плотно закуталась в плащ – ей казалось неправильным оставаться перед любовником обнаженной, когда между ними уже не было подлинной близости. Глядя на огонь, она надолго задумалась. Что вообще можно было сказать мужчине, предпочитавшему одиночество? Что сказать человеку, желавшему быть самодостаточным?